Дорога к людям

Поздно ночью в кабинете Куйбышева на основе дневных сообщений принимался окончательный план действий на предстоящий день. Куйбышев не знал, что такое усталость. Гигант с глазами ребенка, жизнерадостный, веселый, заразительно бодрый человек, он работал ночами. Потому он верил и в силу людей, которые вели героическую работу там, на Севере.

После двух неудач с неисправным самолетом Ляпидевского кое-кто из экспертов решил было махнуть рукой на этот самолет и на его водителя. Но Куйбышев верил в Ляпидевского. Радости его не было конца, когда Москву пришло сообщение о том, что Ляпидевский доставил на берег женщин и детей из лагеря Шмидта. Весь день Куйбышев был занят работой в Совнаркоме, не мог отвлечься ни на минуту. Лишь в 4 часа утра в Главсевморпути раздался телефонный звонок. Говорил Куйбышев. Он был весел необычайно.

— Ляпидевский-то, а? — повторял он. — Как хорошо, черт возьми, что я не послушал экспертов!

Однако он был требователен и настойчив. Одну из телеграмм председателю чрезвычайной тройки он закончил словами: «Не обижайтесь на неизбежные неприятные телеграммы, от которых не зарекаюсь и впредь». Когда тот же Ляпидевский из-за порчи мотора задержал следующие полеты в лагерь, Куйбышев радировал ему:

«Непонятна медлительность в деле вывоза челюскинцев. Правительство требует от вас и всего состава спасения всей экспедиции, а не одного случайного полета. Идеальных летных условий в Арктике не бывает. Предлагаю возобновить полеты из Уэлена при малейшей возможности... Исполнение донести».

Позже, встретившись с Ляпидевским в Москве, Куйбышев внимательно посмотрел ему в глаза, улыбнулся и спросил:

— Вы помните мою свирепую радиограмму?

Он обнял летчика, поздравлял, благодарил, но, очевидно, его продолжало мучить подозрение, что Ляпидевского мог обидеть резкий тон радиограммы. При следующей встрече он вдруг снова спросил:

— А вам в самом деле не было обидно получить такую радиограмму?

Наконец рассмеялся и сказал:

— Ничего, ничего, все хорошо, что хорошо кончается.

Самый тон тогдашних сообщений правительственной комиссии характерен для Куйбышева. Подробнейшим образом излагался в сообщениях ход операции, мельчайшие ее детали, продвижение самолетов, кораблей, доставка горючего и снаряжения, состояние погоды и, главное, настроение людей в лагере Шмидта.

Тревоги, связанные с судьбой героев-летчиков, Валериан Владимирович сам переживал необычайно остро, Когда однажды на восемь дней прервалась связь со звеном Каманина, летевшим с Камчатки сквозь штормы и вьюги, Куйбышев не находил себе места. С помощью телеграфа и радио он обшарил весь Дальний Восток, поднял всех на ноги и успокоился лишь после того, как летчики дали о себе первую весть.

Так работал этот человек в трудные, славные дни челюскинской эпопеи. Оптимизм Куйбышева, его несокрушимая уверенность в успехе правильно задуманного предприятия и на этот раз оправдали себя. Советская страна подняла людей из лагеря Шмидта со льдины и бережно перенесла их на берег.

...А через год Куйбышева не стало. На Красной площади стоял полярник Ушаков и плакал, как ребенок.

1935—1964