Дорога к людям

СЛЕСАРЬ АНТОНОВ

Я много слышал об этом человеке, Сергее Антонове, но никогда не встречался с ним. Но вот года три назад позвонил ему на электромеханический завод имени Владимира Ильича, договорился о встрече.

То был один из первых по-настоящему весенних дней в Москве. Запоздалая весна сразу горячо и весело ударила теплом. Небо стало чистеньким, будто его простирали хорошенько и сполоснули в подсиненной чистой водичке. Словом, на душе все было легко и славно, как бывает в начале весны, в предчувствии летних радостей и странствий.

Ехать пришлось далеко, в малознакомый мне район — в Новые Черемушки, в один из кварталов, еще не имеющих названия, различаемых пока лишь по номерам. Так много жилищ строят теперь в Москве, что, видимо, Моссовет не успевает давать названия новым улицам.

Но вот и тот нужный мне квартал, где живет Сергей Анатольевич Антонов.

В парткоме завода мне накануне сообщили: слесарь Сергей Антонов принадлежит к потомственной рабочей семье, члены которой в общей сложности работают в московской промышленности, в частности на заводе Имени Владимира Ильича, в течение примерно ста пятидесяти лет. Представитель среднего поколения Антоновых, Сергей Анатольевич — участник XXII съезда ленинской партии, человек бывалый, известный даже в такой далекой от Москвы стране, как народно-демократическая Корея, где он побывал в гостях год назад. Зная все это, я, естественно, готовился к беседе весьма серьезной, весьма «индустриальной».

Все вышло иначе. В столовой Антоновых была распахнута дверь на балкон, а оттуда из бившего в комнату столба солнечного света неслась к нам виртуозная соловьиная песня. «Нет, это не соловей, — поправил меня хозяин. — Это кенарь». Тут Сергей Анатольевич принялся рассказывать всякие истории про певчих птиц, про то, что кенари отлично умеют подражать соловьям, что каждый из тысяч и миллионов кенарей имеет свой особый напев, а старые кенари весьма «планово» обучают своему искусству пернатую молодежь.

— Прежнего нашего кенаря мы звали Мишкой, — сказал хозяин. — Старый был певун и скончался по старости, земля ему пухом! То ли мы у кенарей научились, то ли кенари у нас, но вся наша антоновская семья — музыкальная. Каждый хоть на чем-нибудь да играет. Я на мандолине. Евгения Михайловна, супруга моя, — на гитаре. Дочь Валя — на аккордеоне. Как начнем музицировать, тут и песик наш Марсик начинает подлаивать, и кенарь вступает в концерт.

Из соседней комнаты вышла жена хозяина, Евгения Михайловна, собрала кое-что поужинать, поставила и коньячные рюмочки, миниатюрные.

— Мы хоть и не увлекаемся этим зельем, но ведь время субботнее, — заметил хозяин, и тут пошел у нас разговор не про металл и не про инструменты. Случайно мы с хозяином признались друг другу, что один из любимейших наших писателей — Антон Павлович Чехов.

— Бесподобная вещь у него «Степь», — заметил Сергей Анатольевич. Договорились мы и до Федора Достоевского, и до Вересаева, и до Марка Твена, и до Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Мне приходилось встречаться с Евгением Петровым и в мирные дни, и на фронте, и хозяин с интересом стал допытывать меня о приемах совместной работы писателей.

Потом хозяин принес мандолину. Он сыграл нам о том светловском парне, что «пел, озирая родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Я вспомнил о «Землянке» Алексея Суркова, но хозяин забыл мелодию, после долгих поисков все же нашел ее в нотах и сыграл эту славную фронтовую песню. Потом мандолина была отложена в сторону, продолжался разговор, несколько беспорядочный, как это бывает при первой встрече не знакомых прежде людей. Не помню уж, по какому поводу, но весьма уместно Сергей Антонов вдруг процитировал на память стихи. Я запомнил их начало: «Когда толпа надежд растерянно рыдает и дьявол прошлого на раны сыплет соль...»

— Чьи это стихи? — спросил я, растроганный.

— Байрона, — ответил хозяин. — Джорджа Гордона Байрона.

Пришла дочь хозяина Татьяна, миловидная и не без кокетства одетая девушка. Волосы у нее светлые-светлые...

— Она у нас настоящая блондинка, — подмигнув дочери, сказал Сергей Анатольевич.

Татьяна весело кивнула головой. И тут я узнал, что Татьяна Антонова, окончив десятилетку, поступила комплектатором на отцовский завод; начала толково осваивать профессию, а вскоре ее избрали вторым секретарем заводского комитета ВЛКСМ.

Познакомившись с представительницей третьего поколения Антоновых, я поневоле заинтересовался историей этой семьи, ее влечениями и традициями.

И когда мне стали об этом рассказывать, отзываясь на мою любознательность, то в самом тоне рассказа я узнал чувство, которое можно определить лишь одним словом — гордость. Гордость за свой рабочий род! Гордость хозяйки и Татьяны за то, что глава семьи — рабочий и отец его тоже был рабочим, простоял у станков московских заводов шестьдесят семь долгих лет. Двадцать пять лет из них — на заводе имени Владимира Ильича.

И на каком заводе! Заводе — старейшине московской промышленности. На заводе, гордом своими революционными традициями, на заводе, с которым держали связь в начале века московские марксисты А. И. Ульянова-Елизарова, старшая сестра В. И. Ленина, Д. И. Ульянов — младший брат Владимира Ильича, и их товарищи по революционному подполью. На заводе, чьи люди в 1862 году провели одну из первых революционных маевок Москвы! (Группа здешних рабочих, инженеров, служащих в 1962 году выпустила превосходную книгу о своем заводе — «Имени Владимира Ильича». Я просто рекомендую каждому достать и прочесть эту книгу!)

Отец Сергея Анатольевича, искуснейший токарь и «заводила» рационализации Анатолий Антонович Антонов, начал свой рабочий путь на заводе Бромлея, ныне «Красном пролетарии», потом уже перешел на нынешний завод имени Владимира Ильича.

— Не понимал этот человек, как это можно не работать, — говорил мне хозяин. — Когда перевели его на пенсию, лишился радости жизни. Придешь, бывало, навестить отца, а он не спрашивает: «Как семья?» Нет, он прежде всего спросит: «Как завод?» Кстати, это от него пошла моя страсть к книгам. Пришлось ему окончить всего-навсего четыре класса приходской школы. А любил книги, особенно Гоголя. Я еще мальчиком был, так он мне на сон грядущий читал «Вия». Бывало, услышит это мать, Елена Матвеевна, женщина кроткая, и упрекает отца: чего такие страшные вещи читаешь сыну? Потеряет же сон! Сон я не потерял, а книги полюбил очень. У нас в семье многое от книг идет. Брат мой Юрий в детстве услышал фразу из Фенимора Купера: «Бык, бык! — закричали туземцы». И сам закричал: «Би-ик!» Ну, его и прозвали в семье Бик. Сейчас — мастер на заводе «Строммашина». Старший мой брат Михаил — отличнейший токарь на машиностроительном заводе. Первоклассный! Старая закалка! Работает не спеша, истово, но уж сделает вещь, так все узнают: «Сделано Михаилом Антоновым!» У него индивидуальный подход к изделию. Вы про меня спрашиваете? Ну, я вроде «выродка» в нашей семье. Все токари, а я стал слесарем. Почему? Да так получилось. Когда пришло время определяться на работу впервые, еще Биржа труда существовала. Словом, безработица, дают работу — не покапризничаешь, как иные нынешние из сосунков наших. Брата Михаила направили в ученики токаря, а меня — в ученики слесаря.

Мы долго толковали с Сергеем Анатольевичем о его изобретательских делах, о том, как после целого ряда мучительных поисков и неудач, в обстановке всеобщего неверия в его идею удалось ему вместе с группой энтузиастов найти все же замену «припоя» для штампов, дорогого сплава из олова и свинца, дешевым синтетическим материалом — эпоксидной смолой. Всем это поначалу казалось чудом, если даже, как говорится, не «бредом собачьим». Но Антонову удалось добиться своего, и теперь сами маловеры не могут себе представить, как раньше работали они без этой самой хитрой смолы. По этому поводу хозяин дома заметил: «Кто-то неплохо сказал, что изобретателю нужно иметь три вещи. Первое — иметь голову на плечах. Второе — уйти с головой в свою идею. Третье — не терять головы, если сначала пойдут неудачи». Это верно!

Ну, а третье поколение Антоновых?

Борис, сын Сергея Анатольевича, третий год работает рядом с ним в том же инструментальном цехе. («Некоторые считают — семейственность, — заметил хозяин дома. — Ну, а я приветствовал бы такую семейственность».) Увлекается мотоциклами. Своего еще не имеет, зато заводской досаафовский переконструировал, заменил тяжелые детали легкими, алюминиевыми, и скоростенку прибавил машине до 170—180 километров в час: процентов на двадцать. Так что, видимо, призвание к технике у Бориса имеется. Ему всего 18 лет, у него все впереди еще!

С Татьяной Антоновой мы уже знакомы: второй секретарь комсомольской заводской организации. Окончила четвертый курс электромеханического техникума, связанного с заводом имени Владимира Ильича. Младшая, Валентина, еще учится в седьмом классе. Увлекается аккордеоном. Мечтает быть врачом. С нею мне не удалось встретиться.

Сергей Антонов основательно ввел меня в курс своих идей и замыслов. Его страсть к технике проявилась для меня совсем в иной обстановке. Допоздна беседовали мы как-то с ним в редакции «Известий», а когда я поставил точку в записях, Сергей Анатольевич попросил показать ему здешнюю типографию. Нам позволили совершить путешествие по наборному цеху, где поразили гостя линотипы, удивительные машины, движениями рычага напоминающие движение человеческой руки; по цеху ротации, похожему на машинное отделение океанского корабля, где печатался тираж очередного номера «Известий», и машинист, видя увлеченность гостя, подхватил из мчащейся «реки» отпечатанных номеров один экземпляр и любезно подал его, горяченький, нашему гостю. Тут между Сергеем Антоновым и рабочим-типографом завязался технический разговор, который, если бы не позднее время, вероятно, окончился бы тем, что гость предложил бы свою техническую новинку в полиграфическом деле, с которым он впервые столкнулся полчаса назад.

Это талантливый человек.

И я понимаю после встречи с ним и его родными их законное чувство гордости за свою профессию, за принадлежность к его величеству русскому рабочему классу, за свой трудовой род, который славно потрудился и будет трудиться на радость родному заводу, на пользу родной стране.

1963