По следам тунгусской катастрофы

Первые ласточки

31 июля

Сквозь марлевый полог, заменяющий нам дверь, вползает холодная сырость раннего утра. «Космонавты» спят. Осторожно, стараясь не будить их, одеваемся и выходим на улицу. Небо ясное, над Хушмой стелется парок. Солнце еще низко, и его косые лучи с трудом пробиваются сквозь лесную чащу, перевитую Лохматыми космами утреннего тумана. Свежо, но мы знаем, как обманчива эта недолговечная прохлада: взойдет солнце, развеется туман, и через каких-нибудь два часа мы будем маяться в наших лыжных костюмах уже не от холода, а от жары.

От Пристани до Метеоритной заимки — семь километров. Тропа хорошая, натоптанная, почти прямая, видно, немало хаживал по ней хозяин здешних мест, Леонид Алексеевич Кулик, следы деятельности которого видны на каждом шагу. Перевалив через невысокий холм, спускаемся в глубокую котловину. Невысокие угрюмые скалы, сложенные из серых траппов, почти вплотную подходят к руслу Чургима. С этих скал должен быть неплохой обзор. Оставляем у подножья рюкзаки, берем с собой радиометр и карабкаемся на вершину.

На юг, восток и запад с нее открывается такой вид, что захватывает дух. Пока Виктор фотографирует, а Дима лазает по склону с радиометром, я, присевши на камень возле пирамидки триангуляционного пункта, делаю зарисовки. Куда ни глянь — везде холмы да лес, и есть в этом однообразии своя дикая, простая, суровая красота. На самом горизонте, на юге, виднеется двугорбая Шахорма. Отсюда до нее километров двадцать. Километрах в пятнадцати от нас на юго-западе под лучами солнца блестит водная гладь.

Развернув карту, долго гадаем, что это такое. Виктор утверждает, что это Хушма, но мне кажется, что это — обширная топь, которая выделена на карте синей краской. Тем временем к нам подходит Дима. Он говорит, что склон сопки, обращенный к Южному болоту, дает более высокие цифры радиоактивности, чем противоположный, южный склон. Правда, разница невелика — на 3–4 деления радиометра. В остальном пока что все по-прежнему.

Спустившись с горы, выходим к изумительно красивому водопаду. В здешней, скупой на краски тайге с ее однообразным мелколесьем, с унылыми торфяниками и заболоченными руслами неглубоких речушек этот уголок природы кажется заброшенным сюда игрою случая откуда-нибудь с Алтая или отрогов Северного Кавказа. Тесно сходятся высокие красноватые скалы, образуя узкий каньон. Крупные каменные глыбы, готовые сорваться в любую минуту, нависают над ущельем. С почти отвесной десятиметровой стены, разбиваясь в мелкие брызги на естественных ступенях, узкой пенистой струей низвергается в глубокую каменную чашу Чургим. Неизвестно как попавшая в эти места, живет в нем форель. Берега покрыты огромными зарослями черной смородины и крыжовника. Движемся напрямик, прямо по руслу ручья. Неожиданно я замечаю в скале над водопадом небольшой грот, в котором стоит запечатанная бутылка. Не записка ли в ней? Добираюсь до грота, распечатываю сосуд и в самом деле нахожу в нем сложенный вчетверо листок бумаги. На нем — подписи, среди других мелькают знакомые имена Флоренского, Вронского, Зоткина. Ставим бутылку на место и идем дальше.