Религия древнего Рима

1. Начала

Если Веста — последняя, extrema, в жертвоприношениях и молитвах, то Янус — первый: таково наставление Цицерона (О природе богов, 2, 27). Они образуют, таким образом, самые общие литургические рамки. Но такое положение Януса не ограничивается литургией. Блаж. Августин выписал у Варрона определение, достойное внимания. В нем первое место (prima) сочетается с другой превосходной степенью: Янусу принадлежит prima, а Юпитеру — высшая должность (summa). Замечателен комментарий, сопровождающий эту формулировку: отсюда следует, что Юпитер с полным правом является царем, ибо summa превосходят prima, поскольку в случае prima речь идет о превосходстве во временнóй последовательности, а summa указывают на уровень dignitas[397].

Все, что нам известно о Янусе, подтверждает и это правило, и такое понимание. Это относится как к формулировке обетования, где с Януса начинается длинный перечень божеств, так и к «личной» части песнопения салиев, где стихи ianuli упоминаются до стихов iouii, iunonii, mineruii (Fest. c. 95 L2); а также к важному ритуалу арвальских братьев, в котором Yanus pater, — за которым всегда следует Юпитер, — начинает список, завершаемый Вестой, как и во вступлении двух аграрных обрядов, описанных Катоном (О земледелии, 134, 141). Первым к Янусу взывают и в богослужении, где он занимает первое место. Какую бы функцию или церемонию мы ни рассматривали, в любое время, всё всегда логически вытекает из его заботы о prima или, как в другом месте говорит блаж. Августин, из его власти над всеми началами (“omnium initiorum potestatem”, ibid., 7, 3, I; “potestatem primordiorum”, ibid., 7, 10).

С некоторых пор появилась мода оспаривать способность к абстракции у римских варваров начального периода, хотя их язык дает для нее (абстракции) множество возможностей и несмотря на то, что ею широко пользовались в своей теологии родственные им древние индийцы и иранцы, а также и греки, и скандинавы или ирландцы. Эта мода пройдет, однако в течение лет тридцати она (кроме других пагубных последствий) привела к тому, что возникли сложности в материалах о Янусе, которые были очень ясными и уравновешенными. Если не допускать предвзятости и a priori не приносить в жертву этой доктрине подлинные факты, то можно следующим образом представить этого бога.

Его имя с основой на —о или, в древнем варианте, на —и (откуда производные ianua, Yanuarius, хотя этот последний, возможно, образован по аналогии с Februarius) — характеризует его, собственно, как «переход». Оно образовано от основы *y-ā-, расширения основы *ei-, которая в другом западном индоевропейском языке, где она дала производное слово, также означает «переход». Так, ирландское àth (представленное в официальном названии Дублина, — Baile Átha Cliath — от *yā-tu) означает «брод». Цицерон (Nat. d. 2.27) был прав, когда по поводу бога напоминал, что «открытые проходы (transitiones peruiae) называются iani», и что «двери у входов в жилые помещения (fores in liminibus profanarum aedium) называются ianuae». В самом деле, существуют две возможности понимать начало: либо как «рождение», и тогда это — сфера Юноны, либо как «переход» из одного состояния в другое, и тогда это сфера Януса. Отсюда вытекают разные отношения, сближения между Юноной и Янусом, на многие из которых уже указывалось выше. Однако в то время как первое понимание применимо лишь к некоторым «началам», второе легко подходит ко всем начинаниям, даже к самым абстрактным. Отсюда и бóльшая обобщенность Януса в деятельности. Он руководит понимаемыми таким образом началами не только в религии, но и в пространстве, во времени, в существовании, бытии.

1. Пространственно он пребывает на пороге домов, у дверей — ianitor. Он управляет этими двумя началами — входом и выходом, и еще двумя другими началами — открыванием и закрыванием дверей. Он — Patulcius («Открывающий [врата храма]») и Clusius («Запирающий»). Эти два эпитета говорят сами за себя. Нам известно, какую важную роль играет это понятие в особом случае — в мире и войне, в том, что Вергилий называет belli portae, и мы видели, как это понятие вызвало создание сложного наименования «Янус-Квирин», из которого некоторые комментаторы пытались извлечь выводы, которых оно отнюдь не подразумевало. Легенда о возникновении Рима тоже поместит его у ворот Капитолия (Ov. Met. 14, 782–790), и можно понять, как из этой позиции на пороге естественно вытекает роль custos[398] (Ov. F. I, 120–123; Lyd. Mens. 4, 2). Однако есть более важный порог: внешний холм, который как бы поставлен перед Римом, — холм бога — Яникул.

В этом, самом материальном аспекте, у Януса есть коллега — Портун, который строго принадлежит этому месту и которого Варрон характеризует как deus portuum portarumque praeses («бог, председательствующий над портами и воротами»; Schol. Veron. Aen. 5, 241). За этой двойственностью кроется единство, о котором свидетельствуют сами слова и которое Бонфанте (G. Bonfante) предлагает отнести к тем временам, когда предки римлян переживали период свайных построек: доступ к деревням на сваях был одновременно и «пристанью», и «воротами». Так же как Януса, Портуна изображают с ключом в руке (Paul, с. 161 L2). Как мы видели, именно фламин Портуна смазывает жиром оружие Квирина, исполнявшего те же функции, что Mars qui praeest pace (Марс, который предводительствует миром), вследствие чего возникло отождествление Квирина с Янусом. Справедливо подчеркивалось также временнóе совпадение: dies natalis храма Януса на Forum holitorium (Овощном рынке), когда его восстановили при Тиберии, — это также и день Портуналий (17 августа). Если бы понадобилось, то это родство двух богов подтвердило бы этимологию имени «Янус»: название «брода» в некоторых кельтских языках, на гэльском, — *yātu-, а в языке галлов и бриттов — *ritu- (т. е. *pŗtu-): ирландскому áth соответствует галльское Ritu- в Ritumagos «Riom» («Поле брода») и валлийское rhyd (Rhydychen «Ox-ford»).

2. Янусу было доверено имя «начала года», что сохранилось до нашего времени; и именно в качестве бога «первого месяца» реформированного года — иногда в безосновательно расширенном значении в качестве бога года — почитали Януса многие древние авторы. Макробий (I, 13, 3), говоря о Нуме и о его календаре, подчеркивает аспект «перехода» в этом покровительстве: январь — это точка контакта двух лет. Первый праздник года — 9 января — это агоналии Януса.

Параллельно Юноне, которая здесь была подлинной госпожой, Янус присутствует в первый день каждого года — в календы. Этот факт одновременно был оспорен Куртом Латте и подтвержден господином Робертом Шиллингом (и прав, конечно, этот последний). Нет никаких оснований отвергать мнение ни Макробия (I, 9, 16), утверждавшего, что к Янусу взывали, называя его «Юноний» (Yunonius), поскольку он начинал не только месяц январь, но и все другие месяцы, ни Лида (Mens. 4, 2), который — со слов Варрона — говорил, что Януса называли «богом с пирогами», по-гречески ποπάνων, потому что ему дарили сладкие пироги πόπανα в календы. Разве мы не знаем из других источников как раз о некоем сорте пирога, который предназначался Янусу и назывался ianual (Paul, с. 227 L2), и разве Овидий не дает в связи с январскими календами рецепт этого пирога (Ov. F, I, 127)?

Из времени дня Янусу, по-видимому, принадлежало утро. Слишком просто было бы не обратить внимания на стихи Горация под предлогом их шуточности (Serm. 2, 6, 20–23), в которых он говорит: «Отец утра, или если ты предпочитаешь, чтобы тебя так звали, — Янус, — ты, с помощью которого по воле богов люди начинают свой труд и свою деятельность (primos… instituunt), — будь началом моей поэмы.». Ученая теория, связанная с солнцем, которую бесстрастно излагает Макробий (Некоторые утверждают, что Янус является солнцем. I, 9, 9), могла лишь испытать благотворное влияние этого утреннего покровительства.

Наконец, Янус был включен в историческое время на вполне ожидаемом месте — в его начале. Как говорили, он был первым царем Лация, причем в его золотой век, когда люди и боги жили вместе (Ov. F. 247–248). Войдя таким образом в «историю», он получил обычные принадлежности человеческой жизни — жену, детей, друзей, которые здесь не имеют значения. Но другие сюжеты заходят гораздо дальше: когда изначальный Хаос греков дойдет до Рима, местные мыслители настолько же отодвинут назад Януса (Fest. c. 157 L2): «которому сначала поклонялись как будто отцу и считали, что он положил начало всех вещей» (Ov. F. I, 102–112). Уже в песнопении салиев его, по-видимому, характеризовали как dyonis cerus (Var. L. L. 6, 26) или cerus manus (Paul, с. 249 L2), и это понимали как creator bonus. Поэты усердствуют еще больше. Так, Септимий Север (фр. 3, E. Baehrens. Fragmenta poetaram romanorum. 1886) обращается к нему следующим образом: «О искусный создатель вещей, о основоположник (начало) богов». В конце концов, станут говорить, что он был «самым древним местным богом Италии» (Геродиан. I, 16, 1), «первым из древних богов, которых римляне называли Пенатами (Procop. B. Got. I, 25), etc. Именно опираясь на тексты, подобные этому, забывая, что речь идет только об уточнении описания prima среди многого другого, многие авторы построили особую теорию, согласно которой Янус действительно более древний бог, чем Юпитер, «главный бог» древнейшей религии, которая якобы подверглась реформе, исказившей ее в пользу Юпитера.

3. Многие природные начала находятся под покровительством Януса: он играет роль в зачатии эмбриона, давая доступ к семени (Августин. О граде Божием, 6, 9, 5; 7, 2 и 3, 1). Он — великий изобретатель: это он основал религию, построил первые храмы (Lid. Mens., 4, 2; Макробий, I, 9, 3). Это он учредил Сатурналии (Макробий, I,), придумал металлические деньги (Плутарх. Нума, 19, 6–9). Все эти фантазии, а также иные, появившиеся в разные другие времена, доказывают только одно, но доказывают убедительно: подлинность и продуктивность фундаментального определения бога.

Понятие двуликости Януса, по-видимому, весьма давнее. Оно также вытекает из его определения: ведь любой переход предполагает два места, два состояния: то, из которого выходишь, и то, в которое входишь. В Индии говорили, что у Адити «два лица»: то, с которым она начинает церемонию, и то, с которым ее заканчивает. От древнего Вавилона до западной Африки боги, имеющие сходные функции, характеризуются похожей выразительностью. Единственное скульптурное изображение, в котором отразилось это символическое представление, по-видимому, пришло в Рим из-за границы: либо из «двуликих Гермесов» Греции, либо из еще более далеких стран.

Что касается templum Jani на Форуме, который не был собственно храмом и который, по преданию, воздвиг Нума, то его точное местоположение неизвестно. Тит Ливий называет подножие Аргилета (I, 19, 2), а Макробий — подножие холма Виминал (I, 9, 17). Археологи ищут до сих пор. Поскольку тексты противоречат друг другу, то продолжаются споры о числе знаменитых ворот — двое? (трое?), — а также о том, где они были расположены, и об их природе. До сих пор спорят и о смысле выражения Janus Geminus. Но это не имеет отношения к теории бога, а также не касается двух противоречивых интерпретаций, которые древние авторы дают о связи святилища с сочетанием «война — мир». По мнению одних, ларец Пандоры содержал здоровье, по мнению других в ней были заключены болезни, но когда он был открыт, то результат оказался одинаковым: то ли здоровье ускользнуло от человека, то ли болезни распространились. Точно так же обстоит дело с храмом Януса: что именно он содержит или удерживает, когда он закрыт — драгоценный мир или опасную войну? В беседе с автором Фаст Янус сам в этом не может разобраться: он говорит, что может «Мир из-под мирного выпустить крова…»[399] (I, 121–122), однако сразу же после этого сообщает, что под тем же кровом удерживает Войну за крепкими запорами (I, 123–124). А еще дальше тот же самый кров действительно служит тюрьмой, но уже держит в заключении Мир: Paci fores obdo, ne qua discedere possit[400]. Второй храм Януса, который в 260 г. построил консул Гай Дуилий, не создает столько проблем: там двуликий, по-видимому, был всего лишь одним из богов.