Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Рассказ странника при пятом свидании

Прошел уже год со времени последнего свидания со странником, как, наконец, тихий стук в дверь, и молитвенный голос возвестил приход этого благословенного собрата к сердечному удовольствию встретившего его…

– Гряди, возлюбленный брат! Поблагодарим вместе Господа, благословлявшего путь и возврат твой!

– Слава и благодарение Всевышнему Отцу щедрот о всем, что ни устраивает Он по смотрению Своему, – всегда полезному для нас, странников и пришельцев в земле чужой (Пс. 136, 4)! Вот и я, грешник, расставшись с Вами в прошлом году, опять по милости Божией сподобляюсь видеть и слышать радушный привет Ваш. И, конечно, Вы ожидаете от меня подробного рассказа о святом граде Божием – Иерусалиме, куда влеклась душа моя и простиралось непреложное намерение мое, но не всегда исполняется то, чего нам хочется. Так случилось и со мной, да и не удивительно, ибо мне ли, убогому грешнику, быть удостоенному ступать на ту освященную землю, на которой напечатлелись Божественные стопы Господа Иисуса Христа?

Вы, батюшка, припомните, что я отправился отсюда в прошлом году с товарищем, глухим старцем, имея письмо иркутского купца к сыну его в Одессу, чтобы отправить меня в Иерусалим. Так мы благополучно и достигли Одессы в непродолжительном времени. Товарищ мой немедленно нанял место на корабле до Константинополя и отправился, а я, оставшись, пошел искать по письму сына иркутского купца. Скоро найдя его квартиру, я, к удивлению моему и сожалению, не нашел в живых того моего благодетеля: уже три недели прошло, как после кратковременной болезни он скончался и его похоронили. Это меня хотя и сильно опечалило, однако ж я положился на волю Божию. Все домашние были в горести, вдова умершего, оставшись с тремя маленькими детьми, до того тосковала, что беспрестанно плакала, по нескольку раз в день упадала и терзалась; казалось, что и ей недолго уже жить от такой глубокой скорби. Однако, при всем этом, она приняла меня ласково; не имея возможности, по их обстоятельствам, отправить в Иерусалим, оставила меня у себя погостить недели две, покуда отец покойного, по обещанию своему, приедет сюда в Одессу для распоряжения, счета и устройства торговых дел осиротевшего семейства. Так я и остался.

Живу неделю, месяц и другой, но вместо приезда купец прислал письмо, в котором извещает, что он по обстоятельствам своим приехать к ним не может, а советует сделать счет приказчикам и всем им немедленно отправиться к нему в Иркутск. Начались сборы и хлопоты, и как я заметил, что им уже не до меня, то, поблагодарив за странноприятие и распростившись с ними, пошел опять странствовать по России…

Думал, думал: куда мне теперь идти? И, наконец, основался на той мысли, чтобы прежде пойти в Киев, где я уже много лет не был. Так и пошел…

Конечно, хотя вначале и скорбел о том, что не исполнилось мое желание быть в Иерусалиме, но ведь это же не без промысла Божия, размышлял я, и успокаивался тем упованием, что человеколюбивый Господь примет и намерение как дело и не оставит убогий путь мой без назидания и душевной пользы…

Оно так и вышло, ибо встречался с такими людьми, которые открывали мне многое для меня неведомое и просвещали темную душу мою во спасение… Если бы я не был направлен на этот путь необходимостью, то не встретил бы тех душевных моих благодетелей.

Итак, днем я шел с молитвой, а вечером, останавливаясь для ночлега, читал мое «Добротолюбие» для подкрепления и возбуждения души моей в борьбе с невидимыми врагами спасения.

Наконец, отойдя от Одессы верст 70, я встретил чудное происшествие: ехал большой обоз с товарами – подвод 30, и я их нагнал. Один передовой извозчик, как вожатый, шел при своей лошади, а прочие, собравшись в кучу, шли поодаль. Надо было проходить мимо проточного пруда, в котором взломанный весенний лед крутился и расплывался с водою по окружности со страшным шумом. Вдруг передний молодой извозчик остановил свою лошадь, а за ним должен был и весь обоз остановиться. К нему подбежали все извозчики и видят, что остановившийся стал раздеваться. Его спросили, для чего он раздевается. И получили ответ, что ему очень хочется купаться в пруде. Удивленные извозчики – кто начал над ним смеяться, кто бранить, называя его безумным, а старший, родной брат раздевавшегося извозчика, начал препятствовать ему и толкать, чтобы он ехал. Тот оборонялся и никак не хотел послушаться. Некоторые из молодых извозчиков для шутки начали ведерками, из которых поят лошадей, черпать из пруда воду и плескать на желавшего купаться – кто ему на голову, кто за ворот, говоря: «Вот мы тебя выкупаем». Лишь только коснулась его тела вода, он вскрикнул: «Ах, как хорошо!» – и сел на землю, на него еще плескали, потом вскоре он лег и тут же спокойно умер. Все испугались, не понимая, отчего это случилось. Старшие хлопотали и говорили о том, что надо о сем объявить суду, а прочие заключали, что ему на роду такая смерть написана.

Постояв около них с час, я пошел далее. Отойдя верст пять, я увидел село на большой дороге и, вступив в оное, встретил старичка священника, шедшего по улице. Мне вздумалось сказать ему о виденном происшествии и услышать его о том рассуждение. Священник взял меня к себе, и я, рассказав ему, что видел, просил его объяснить мне причину, по которой случилось это происшествие.

– Не умею ничего сказать тебе на это, любезный брат, как разве то, что есть в природе много чудесного и непонятного для нашего ума. Это, как я думаю, устроено Богом для того, чтобы яснее показать человеку правление и промысл Божий о природе в неестественных и непосредственных изменениях ее законов при известных случаях… Мне самому однажды случилось быть свидетелем подобного же происшествия: недалеко от нашего села есть весьма глубокий обрывистый овраг, хотя и не широкий, но глубиной сажен в 10 или более; даже страшно посмотреть на темное дно его. Для пешеходов устроен через него кое-как мостик. Крестьянин моего прихода, семейный человек и хорошего поведения, вдруг ни с чего почувствовал непреодолимое желание кинуться с того мостика в оный глубокий ров. Целую неделю боролся он с этой мыслью и стремлением, наконец, не могши более выдерживать такого сильного побуждения, он, встав поутру, поспешно ушел и спрыгнул в ров. Вскоре, услышав стон, с трудом вынесли его изо рва с переломанными ногами. Когда спрашивали о причине его падения, он отвечал, что хотя теперь и чувствует сильную боль, но в душе спокоен, что выполнил свое непреодолимое влечение, которое всю неделю так его возбуждало, что он готов был жизнь свою отдать, только чтобы исполнить свое желание. Больше года он лечился в городской больнице. Я посещал его и нередко, видя около него врачей, хотел бы так же, как и ты, услышать от них о причине того случая. Врачи единогласно ответили мне, что то был «раж»… Когда я просил по науке объяснить мне, что это такое и вследствие чего он постигает человека, я более ничего от них не услышал, как то, что это тайна природы, еще не открытая наукой… А я им со своей стороны заметил, что если бы при сей тайне природы человек обращался к Богу с молитвой да открыл бы добрым людям, то и непреодолимый, по-вашему, «раж» не достиг бы своей цели. Подлинно в жизни нашей человеческой много встреч, не подлежащих ясному уразумению…

Покуда мы так беседовали, сделалось темно, и я остался здесь ночевать. Поутру прислал становой своего писаря, чтобы позволено было похоронить умершего на кладбище, и что лекарь при анатомировании тела никаких признаков умопомешательства не нашел, а относит смерть его к внезапному удару.

– Вот смотри, – сказал мне священник, – и медицина не могла определить причины неудержимого влечения его к воде.

Итак, простившись со священником, я пошел дальше.

Путешествуя несколько дней и довольно утомясь, пришел я в большое торговое местечко, называемое Белая Церковь. Как уже было к вечеру, то я стал искать себе ночлег. На самом базаре встретился мне человек, похожий тоже на путешественника, спрашивающего по лавкам, где находится дом какого-то обывателя. Увидев меня, он подошел да и говорит:

– Видно, что и ты странник, так пойдем же вместе, найдем здешнего мещанина по фамилии Евреинов, он добрый христианин, держит богатый постоялый двор и любит принимать странников; вот у меня о нем и записка…

Я с радостью согласился, и мы скоро отыскали его квартиру. Хотя не застали самого хозяина дома, но жена его, добрая старушка, приняла нас ласково и отвела нам для успокоения на чердаке уединенную особую светелку.

Мы, расположившись, немного отдохнули; пришел хозяин и пригласил нас к себе ужинать. За ужином мы разговорились, кто, откуда и как-то дошло слово до того, почему он называется Евреиновым.

– Я расскажу вам замечательный о том случай, – ответил он и начал свое повествование: – Вот, видите, отец мой был еврей, уроженец города Шклова и был ненавистник христиан. С самых молодых лет он готовился быть раввином и прилежно изучал все еврейские сплетни для опровержения христианства. Однажды случилось ему проходить через христианское кладбище, там он увидел человеческий череп с обеими челюстями (в которых находились обезображенные зубы), извлеченный, должно быть, из недавно выкопанной могилы. Он, по ожесточению своему, начал насмехаться над тем черепом: плевал на него, ругал и попирал ногами. Не удовлетворившись этим, взял его и вонзил на кол, подобно как надевают кости животных для прогнания хищных птиц. Натешившись таким образом, он пошел в свое место.

В следующую же ночь, лишь только он заснул, вдруг предстал пред ним неизвестный ему человек и наступательно укорял его, говоря: «Как ты смел надругаться над бренными останками костей моих? Я христианин, а ты враг Христов!». По нескольку раз в ночь повторялось это видение и лишало его сна и покоя. Потом уже и днем начало мелькать перед ним оное видение и слышаться эхо укорительного голоса. Чем время шло дальше, тем видение повторялось чаще, наконец, начав чувствовать уныние, страх и изнеможение сил, он прибег к своим раввинам, которые и читали над ним молитвы и заклинания, но видение не только его не оставляло, но повторялось еще чаще и наступательнее. И как таковое его положение сделалось гласным, то, узнав об этом, знакомый ему по торговым делам христианин начал ему советовать, чтобы он принял христианскую веру, и убеждал его тем, что кроме сего ничем иным избавиться не может от беспокоящего его видения. Еврею хотя и очень этого не хотелось, однако он сделал такой отзыв: «Я бы рад что хочешь сделать, только бы избавиться от мучительного и невыносимого видения». Христианин обрадовался таким словам, уговорил его подать прошение местному епископу о крещении его и присоединении к христианской Церкви. Написали прошение, и еврей хотя и неохотно, но подписал оное. И вот с этой минуты, как было подписано прошение, видение прекратилось и никогда уже не беспокоило. Он чрезвычайно этому обрадовался и, совершенно успокоившись, ощутил такую пламенную веру в Иисуса Христа, что, немедленно отправившись к епископу, рассказал ему происшествие и объявил сердечное желание креститься. С усердием и быстрым успехом изучив догматы христианской веры и окрестившись, он выехал на житье в сие место, женился здесь на моей матери, доброй христианке, и проводил благочестивую жизнь в довольстве; был щедроподателен бедным, чему подучил и меня, и пред кончиной оставил мне о сем заповедь и благословение. Вот почему я прозываюсь Евреиновым!