Макбет

Акт третий, сцена 2

— Погибнуть безопасней, чем, других губя, жить в смутном счастье и терзать себя, — произнесла Гермиона, остро ощущая двойное применение этой фразы — и к Макбету, и к Малфою. Прошло всего пять дней с тех пор, как она репетировала эту сцену с ним, пребывая в блаженном неведении, зная лишь то, что он вызывал невероятное раздражение, а потом она дёрнула рукав его мантии и увидела…

Сосредоточиться на репетиции. Малфой должен был выйти на сцену позади неё, пока Гермиона стояла лицом к противоположной стене, погруженная в раздумья, затем повернулась, встречаясь с ним взглядом.

— Как ты, мой друг? — произнесла она. — Зачем ты всё один, в сообществе мучительных фантазий?

Какая ирония. Малфой пытался быть «один», и последние три дня ему это удавалось. Они почти не виделись, за исключением совместных занятий, после которых Малфой совершенно её игнорировал. Но, сказать по правде, ему это удавалось только потому, что Гермиона и сама пыталась его избегать.

И мучительные фантазии. Эти мысли должны бы умереть со смертью тех, к кому они относятся, как сказала леди Макбет. Чувство вины и страх, которыми мучился Макбет после убийства Дункана, идеально отражались, как ей казалось, в самом Малфое. Жизнь, отражённая в искусстве, и снова претворённая в жизнь.

— Что сделано, то сделано, — закончила она с нотками мольбы в голосе, словно просила его прислушаться к ней.

К этому моменту он уже не смотрел на неё, после того как нервно прошёлся по сцене, произнося свои реплики; затем Малфой снова повернулся к ней.

— Мы ранили змею, но не убили, — начал он, и на мгновение Гермиона задумалась над значением его слов с тревожным ощущением, что зеркало, в которое она смотрела, только что разбилось. Разумеется, он говорил о Банко, слова были в сценарии. Но на секунду Гермиона услышала их в контексте реальности, не пьесы, и это сбило её с толку.

Такое странное наслоение. По большей части речь вертелась исключительно вокруг событий пьесы, но иногда Малфой вдруг пронзительно смотрел на неё и говорил что-то вроде: «Пусть рухнет всё, пусть оба мира сгинут» — и в эти моменты ей казалось, что он говорит о реальности, а не просто повторяет заученные слова. Затем он произносил что-то ещё, и мир вновь переключался в привычный режим репетиции. Подобно магловским оптическим иллюзиям, когда на картинке можно увидеть вазу или два лица, но только не одновременно.

— Ничто его теперь уж больше не коснётся, — закончил Малфой, отворачиваясь; Гермиона пересекла сцену и взяла его ладони в свои.

— Успокойся, — произнесла она, касаясь его лица, — смягчи свой хмурый взор. — И это действительно ощущалось как реальность, словно Гермиона просила Малфоя не показывать чувства вины, не показывать своего сумасшествия. Он посмотрел на неё серебряными, словно ртуть, глазами, выражение которых нельзя было прочесть.

Прошло пять дней с того момента, как она узнала о Чёрной метке, четыре — с тех пор, как он пришёл к ней и попросил залечить раны, а Гермиона так никому ничего и не рассказала. Она просто не знала, как рассказать и что делать. Знаете, профессор Дамблдор, у Малфоя Чёрная метка на руке и, кажется, он сходит с ума.

Она не могла рассказать. Малфой — Пожиратель смерти, и Гермиона была почти уверена, что он уже убивал. Это билет в один конец до Азкабана, а он уже сейчас теряет рассудок — насколько хуже всё станет в компании дементоров? Практичная часть неё напоминала, что Малфой был Пожирателем, а значит, заслуживал этого, но, если из-за всего происходившего он начал сходить с ума — а, судя по всему, так оно и было — тогда его, очевидно, мучила совесть. Разумеется, причиной его начинающегося безумия могло быть что угодно. Зелье, яд, заклинание или то же чувство вины, но совершенно по другому поводу. Что угодно.

Задача заключалась в том, чтобы эту причину отыскать. Пока Гермиона не знала наверняка, что именно творилось с Малфоем, она не могла принимать никаких решений относительно его причастности к Пожирателям.

— Прошу тебя, иди со мной, — закончил Малфой, вытянув руку; она приняла её, и они вместе покинули сцену. При первой же возможности он выпустил её ладонь, словно та была отравлена, и повернулся к режиссёрам.

— Отлично, — похвалила Меган. — Ещё разок?

Они прорепетировали сцену снова, а потом ещё раз, потому что у Рут появилось новое предложение, поэтому, когда Меган сказала, что они свободны, Гермиона почувствовала облегчение. Необходимость играть на самодельной сцене приводила в замешательство, когда грань между воображением и реальностью стиралась, когда Малфой был наполовину Пожирателем смерти, наполовину — сумасшедшим. Всё казалось слишком невероятным.

Когда Гермиона уже готова была спрыгнуть с парт, из которых состояла сцена, а режиссёры собрали свои вещи и потянулись к выходу, она ощутила чьё-то прикосновение к локтю. Рука.

— Постой.

На мгновение ей захотелось просто проигнорировать его и выйти, но потом она решила, что лучше будет остаться. Как минимум потому, что невозможно было предугадать реакцию Малфоя, если бы она ушла. Он, наверно, всё равно отыскал бы её позднее, но уже в гораздо менее доброжелательном настроении. Стоит ли упоминать, что злить полубезумного Пожирателя смерти Гермионе хотелось в последнюю очередь. А ещё появилась надежда разузнать всё в подробностях, если Малфой случайно проговорится или расскажет ей прямо.

Когда Стэн закрыл за собой дверь, Гермиона повернулась лицом к Драко.

— Ты что-то хотел? — спросила она, внезапно остро ощущая, что они остались наедине.

— Ты рассказала кому-нибудь? — немедленно спросил Малфой, лицо его оставалось каменным. Гермиона отрицательно покачала головой. — Хорошо. Пусть так оно и останется, — продолжил Малфой, после чего изящно спрыгнул с самодельной сцены и направился к двери.

У Гермионы была лишь секунда на раздумья.

— Подожди.

Он замер на полпути к выходу и обернулся через плечо.

— Что?

На мгновение Гермионе захотелось просто покачать головой и отпустить его, но она желала знать, что происходит — ей нужно было знать. Гермиона спустилась со сцены, чуть менее грациозно, чем Малфой, и замерла.

— Нам надо поговорить, — наконец сказала она, тщательно подбирая слова.

— Нет, — немедленно отозвался Малфой категоричным тоном и продолжил путь к выходу.

— Я расскажу Дамблдору, — крикнула Гермиона ему в спину, и он сбился с шага, рука замерла на ручке двери. Малфой прожёг девушку взглядом.

— Ты не посмеешь, — прошипел он, но Гермиона смогла уловить нотки страха в его голосе.

Она шагнула ему навстречу, чувствуя себя более уверенно теперь, когда у неё на руках был козырь.

— Да, посмею, — твёрдо произнесла она. — Я просто хочу поговорить, а потом, обещаю, я сохраню всё в тайне.

Обещание, которое Гермиона готова была нарушить, если посчитает нужным. Она поборола зарождавшееся чувство вины, напомнив себе, что Малфой был Пожирателем смерти. Обещания могли быть нарушены — а иногда должны быть нарушены — если того требуют обстоятельства.

Что-то во взгляде Малфоя поменялось, хоть он и не сдвинулся с места.

— Когда я сказал, что… убью тебя, — произнёс он удивительно мягким для угрозы голосом. — Я не шутил.

— Знаю, — отозвалась Гермиона, не до конца убеждённая в том, что действительно верила в это, но если её догадка верна… Она подошла ближе. — Ты не убил меня, потому что… Потому что ты знаешь меня, даже если и видишь во мне только грязнокровку. А тебе сложно убивать даже тех, чьи имена тебе неизвестны…

Она оказалась права; Малфой резко повернулся, его лицо было пепельно-бледным, напуганным.

— Заткнись! — выкрикнул он, резко и порывисто, и она послушалась, ожидая, пока Малфой скажет что-то ещё. Он промолчал, но через несколько секунд отвернулся от неё и прислонился к стене, приложив правое предплечье к холодному камню, уперевшись лбом в руку и закрыв глаза, пока его ладони сами по себе сжались в кулаки, а всё тело забила мелкая дрожь.

Гермиона замерла на несколько мгновений, почувствовав лёгкий укол совести за то, что её слова, очевидно, его расстроили, но быстро справилась с чувством вины. О благополучии Малфоя можно побеспокоиться, как только она поймёт, что с ним творится.

— Малфой… — начала она. — Я просто хочу понять, что происходит, а потом я больше не стану поднимать эту тему. Ни с кем.

Малфой сделал глубокий вдох.

— Ладно, — выплюнул он. — Но не здесь.

Гермиона прикусила губу и кивнула. Затем, поняв, что Малфой стоит к ней спиной и не может этого увидеть, произнесла:

— Хорошо. Я… Я знаю подходящее место. Иди за мной.

Выручай-комната представлялась лучшим вариантом — её никто не использовал, за исключением прошлогодних собраний Армии Дамблдора. И всё-таки Гермиона не стала бы вести туда Малфоя, если бы он уже не знал о ней, благодаря Инспекционной дружине Амбридж. Другой причиной стало то, что Выручай-комната была единственным по-настоящему безопасным местом. Малфой следовал за ней в молчании.

Чего она хотела? »Место, где мы можем поговорить, что-то безопасное и… — Гермиона бросила испытующий взгляд на Малфоя. — …и успокаивающее», — продолжила она, прохаживаясь взад и вперёд по коридору. Когда в стене возникла дверь, Малфой вошёл вслед за девушкой, так и не нарушив молчания.

Комната выглядела довольно уютно: стены оказались выкрашены в бодрый кремово-жёлтый, а в дальней части приветливо горел камин. Внутри также обнаружились два дивана и небольшой деревянный кофейный столик с двумя дымящимися кружками чего-то, по запаху похожего на горячий шоколад. Ковёр жёлтого оттенка, толстый и ворсистый, покрывал гладкий деревянный пол.

Именно с диванами получилось немного странно. Один из них был глубокого синего оттенка, слегка потрёпанный, но так похожий по форме и цвету на тот, что стоял в доме Гермионы, что на мгновение ей показалось, будто это он и есть, пока она не обнаружила парочку отличий. Второй диван, однако, был обтянут чёрной кожей, и казалось, что его намеренно сконструировали так, чтобы он выглядел совершенно неуютно, но поражал окружающих затейливо вырезанной деревянной панелью на спинке. В маленькой жизнерадостной комнате его целью было выглядеть совершенно неуместно, словно в мебельной лавке перепутали заказы из небольшого пригородного коттеджа и огромного величественного замка.

Так получилось, предположила Гермиона, из-за разных представлений о том, что считать «успокаивающим». Кто знал? Быть может, у Малфоя дома находился похожий диван.

Не говоря ни слова, они опустились каждый на своё место. Малфой, сидевший ровно, с руками, скрещенными на груди в защитном жесте, выглядел явно не в своей тарелке. Гермиона подняла со столика одну из кружек с горячим шоколадом, чтобы занять руки, сделала глоток и поморщилась, когда напиток обжёг язык.

Ещё несколько мгновений прошли в молчании, пока Малфой не заговорил первым.

— Ну?

Гермиона вздохнула, отставила кружку и попыталась решить, какой вопрос задать первым. Вид презрительно ухмылявшегося Малфоя тоже не помогал собраться с мыслями, да и вся ситуация была слишком щекотливой, так что Гермиона не представляла, с чего начать.