Макбет

Рон тоже был там, укрывшись под мантией-невидимкой — только участники постановки могли посещать репетиции — и умирал от смеха. Особенно когда Гарри, всё ещё неловко управлявшийся с мечом, промахнулся и вонзил меч Малфою в голову. Все захохотали, за исключением раздражённого Малфоя, сконфузившегося Гарри и самой Гермионы.

— Я очень нервничаю во время битвы на мечах, — заметил Гарри, делая ещё один глоток сливочного пива. — Ну, знаешь, стоять рядом с Малфоем, когда он держит смертельное оружие…

— На них же наложены чары, разве нет? — уточнил Рон.

— Да, но что, если они не сработают или кто-то их снимет? — спросил Гарри, и мысли Гермионы заполнились недавними воспоминаниями: как Драко опустился на колени перед ней, как странно мерцали его глаза в приглушённом свете библиотеки, и как он просил о помощи. Адриан оставил их в общей гостиной, и я поменял заклинание…

Она поёжилась.

Рядом с ней Рон издал сдавленный смешок.

— Если чары не сработают и ты убьёшь Малфоя? Да тебе медаль за это дадут, — с ухмылкой заметил он. Гарри засмеялся; Гермиона промолчала.

* * *

Малфой был на репетиции — сидел через два ряда впереди и чуть левее, не отводя глаз от сцены.

Что он тут забыл? Репетицию организовали для эпизода с ведьмами, и, кроме него, самой Гермионы и режиссёров, здесь больше никого не было. Она пришла по просьбе Джинни, а ещё потому, что присутствие на репетициях помогало ей разобраться в собственной игре, позволяя увидеть пьесу целиком. К тому же здесь царила спокойная атмосфера, и никто не мог упрекнуть Гермиону, если она погружалась в собственные мысли, собственные фантазии.

Что до Малфоя… Он мог оказаться здесь из-за Блейз, предположила Гермиона. Хотя она понятия не имела, были ли они друзьями. Малфой мог прийти на репетицию, чтобы подумать, или посмотреть на игру других, или по какой-то странной, связанной с сумасшествием причине, или…

Вариантов оказалось слишком много. Он был здесь, смотрел постановку, и это всё, что Гермиона знала.

Сколько дней прошло с тех пор, как она открыла его тайну? Больше недели — почти две, и она до сих пор никому не рассказала. А теперь уже и не собиралась рассказывать. Они почти не разговаривали, если не считать абсолютного минимума, необходимого для репетиций, но то, что открылось Гермионе, вызывало неподдельный интерес.

Малфой сошёл с ума. По меньшей мере, наполовину; безумие накатывало волнами, вызываемыми любой очевидной отсылкой к убийству, смерти или пыткам, которыми изобиловала пьеса. Гермиона задавалась вопросом, заметит ли это ещё кто-то. Она была единственной, кому приходилось работать с ним наиболее интенсивно, да ещё и в тех сценах, где они постоянно говорили о смерти. На репетициях под руководством режиссёров он держался гораздо лучше. Почему? Больше давления, чтобы контролировать себя, или в присутствии других людей ему просто легче напоминать себе, что это всего лишь пьеса? А может, его безумие просто казалось менее заметным в присутствии других людей?

Различных вариантов было слишком много. Не поговорив с Малфоем, не узнав его лучше, найти верный ответ казалось непосильной задачей. И, разумеется, без понимания проблемы Гермиона не знала, что делать с Малфоем: рассказать кому-то или попытаться помочь самостоятельно. Но ведь она теперь не могла никому рассказать, верно?

Вздохнув, Гермиона оторвала взгляд от светлой макушки Малфоя и посмотрела на ведьм, которые прорепетировали уже половину первой сцены первого акта. Они играли заметно лучше, чем в прошлый раз — очевидно, немало практиковались и теперь действительно работали как единое целое. Особенно радовала Джинни.

Свет резко погас, в одно мгновение погрузив комнату во мрак, и голос откуда-то сверху издал омерзительный визг:

— Померкните светила в небесах!

— Пивз! — раздался гневный крик Меган со стороны сцены, вслед за которым последовали перешёптывания режиссёров. — Я всё расскажу Дамблдору! Это последний раз, когда ты срываешь репетицию!

Ответом полтергейста был призрачный хохот, а потом остались лишь мрак и тишина, если не считать шороха, пока все шарили в поисках своих палочек. Гермиона попыталась достать свою, но в кромешной темноте не могла отыскать даже школьную сумку. Чернота вокруг дезориентировала; хоть немного света должно было поступать через окна или из-под двери, но, очевидно, Пивз заранее об этом позаботился. Наверно, именно так чувствуют себя ослепшие люди.

— Пивз, — раздался голос Рут — спокойный, как и всегда, — ты спрятал наши сумки?

И снова хихиканье.

— Возможно, — последовал ответ, спровоцировавший очередную гневную тираду Меган.

— Вам повезло, что я ношу палочку в рукаве, — раздался ленивый мужской голос; Гермионе потребовалось мгновение, чтобы узнать Адриана. — Орбислюцис.

И появился свет; бледный жутковатый шар, который повис в воздухе, слегка покачиваясь и кружась. Адриан ещё несколько раз повторил заклинание, и появились другие шары, заполнив комнату зловещим свечением и обнаружив пропавшие сумки в дальнем углу кабинета, равно как и Пивза, зло метавшегося под потолком.

— Вредина, — пробормотал он, перевернувшись вверх ногами и виляя задом в сторону Адриана.

Тем временем Оливия, казалось, была зачарована светящимися шарами.

— Что это за заклинание? — спросила она, протягивая руку, чтобы коснуться одного из них; шар облетел вокруг её ладони. — Я никогда такого не видела…

Стэн тоже выглядел весьма впечатлённым.

— Они великолепны, — произнёс он, тщательно осматривая ближайший шар. — Такие… мистические.

Меган окинула Адриана критичным взглядом.

— Что ж, похоже, ты хоть раз умудрился сделать что-то правильно, пусть и совершенно случайно, — хмыкнула она, прежде чем повернуться к остальным. — Как вы думаете, стоит использовать эти шары для всех сцен с ведьмами? Они очень атмосферные, а в темноте и вовсе будут выглядеть прекрасно.

— Мне нравится, — кивнула Блейз, и остальные согласились; Адриан занял своё место, самодовольно улыбнувшись.

Только теперь Гермиона поняла, что всё это время Малфой не спускал глаз со сцены, словно смотрел постановку, которую разыгрывало его собственное воображение и которая не имела ничего общего с реальностью.