Макбет

— Не надо… — начала было Гермиона, но Драко продолжил, словно не услышав.

— Если останусь, то предам родителей, семейное наследие и весь род. Если пойду, предам свои чувства. Видишь? Я не могу победить, чтобы ни сделал, выхода нет. Мне не выбраться, и я всё равно стану предателем.

— Но твои чувства, твоя совесть — они гораздо важнее, — прошептала Гермиона, встречаясь с ним взглядом, умоляя выслушать её. Если бы только она могла остановить Драко, если бы только она могла ему помочь…

— Но я не хочу умирать, — отозвался он, словно потерянный пятилетний ребёнок, — даже если пьеса говорит, что это неизбежно. И я не хочу, чтобы мне причиняли боль. А они сделают это, если я не пойду.

— А как же эта боль? — спросила Гермиона, осторожно протягивая руку и касаясь груди Драко, прямо над сердцем. — Неужели она не хуже?

Мгновение он молчал, уставившись в пол.

— Да, — наконец признал он. — Но я не могу остаться, Гермиона. Не могу. — Его голос срывался. — Я не могу остаться, я должен идти, моё дело, выживание человечества. Это… но ты же видишь всё по-другому, правда, ты не…

— Как и ты! — воскликнула Гермиона, задыхаясь от слёз, подступивших к горлу. — Не будь таким идиотом, Драко, ты знаешь, что делает человека человеком, ты знаешь, что я такой же человек, как ты, как любой другой, не надо…

У неё закончилось дыхание, и Гермионе пришлось закрыть глаза, чтобы сдержать слёзы, угрожавшие выкатиться в любой момент, поэтому она не видела выражение его лица, когда Драко подался вперёд и осторожно, почти опасливо, поцеловал её в лоб. Она вздрогнула.

— Я пойду, когда закончится репетиция, и вернусь как раз к постановке, — повторил он, словно это могло всё исправить, и Гермиона ощутила, как рука Драко выпутывается из её волос, как он отстраняется, оставляя её в одиночестве. Она открыла глаза, пытаясь выровнять рваное злое дыхание и пытаясь не закричать; всё рассыпалось у Гермионы на глазах, и она ничего, ничего не могла сделать.

— Хорошо, — отозвалась она. Голос звучал сдавленно и приглушённо. Гермиона ощутила внезапную усталость, будто все часы, которые она потратила на волнение и попытки помочь Драко за последние недели и месяцы внезапно вернулись и накинулись на неё единой волной. — Если ты этого хочешь, ладно. Уходи.

Она закрыла глаза, чувствуя, как первая слеза скатывается по щеке, и с трудом удерживая прямую осанку. Она не станет плакать, только не из-за него, только не потому что ему было слишком страшно сделать правильный выбор.

— Гермиона… — услышала она и попыталась не думать о его голосе.

— Просто уходи… — повторила Гермиона так тихо, что сама с трудом разобрала собственные слова. Но он, должно быть, послушал, потому что в следующий раз, когда Гермиона открыла глаза, поборов подступивший к горлу комок, Драко уже не было.

На сцене наёмники безжалостно закалывали сына леди Макдуф, пачкая кровью деревянный пол, после чего погнались за несчастной женщиной с мечами наголо, закончив преследование уже за кулисами. Гермиона не смогла сдержать дрожь. Если пьеса зеркально отражала реальность, или реальность — пьесу…

— Береги себя, — прошептала Гермиона ему вслед, и её слова растворились в темноте, прежде чем она осознала, что произнесла их вслух.