Макбет

Акт четвёртый, сцена 3

Когда Гермиона проснулась на следующее утро, Драко уже не было.

Заклинание, которое она установила, разбудило девушку ровно в шесть утра, выдернув её в реальность без привычного мягкого, тёплого перехода из сна в состояние бодрствования, и в первую же секунду пробуждения она знала, что Драко ушёл. Открыв глаза, Гермиона нащупала палочку в предрассветном полумраке. Солнце ещё не успело взойти, но чернота ночи уже принимала странный серовато-золотистый оттенок.

— Люмос, — негромко произнесла Гермиона, и мягкое свечение, вырвавшееся из палочки, подтвердило то, что она и так знала; кровать казалась более пустой, чем когда-либо. Одеяло, измятое и перекрученное между ними, когда они засыпали, теперь было расправлено и аккуратно уложено поверх неё. Гермиона отбросила край одеяла и выскользнула из кровати, на цыпочках подходя к чемодану. Мантии и метлы Драко там не оказалось, а одна из занавесок на окне была отодвинута. Значит, он ушёл так же, как и появился.

В сюрреалистичном предрассветном свечении отрезок времени между прошлой ночью и наступившим утром начинал казаться странным, искажённым сном. Очень реалистичным сном, но ведь они часто именно такими и бывают, верно?

Гермиона вернулась в постель и закрыла глаза. Она в мельчайших подробностях могла вспомнить, как выглядел Драко, завёрнутый в её одеяло, как резко выделялась Чёрная метка на его бледной коже, как ничто не могло помочь ему согреться. Она помнила, что даже его улыбка казалась безумной, что его глаза сверкали в лунном свете, что его голос срывался на истеричный смех. Он снова и снова принимался мыть руки, отказываясь верить, что крови на них больше нет.

Именно этим Гермиона доказала себе, что произошедшее не было сном. Когда она внимательнее присмотрелась, на простыне обнаружился след высохшей крови в форме пальца, выделявшийся на более тёмном гриффиндорском оттенке багрового.

— Эскуро, — пробормотала Гермиона, содрогнувшись от воспоминаний о том, как именно эта кровь появилась.

Часы показывали четверть седьмого — слишком рано, чтобы вставать. Слишком рано, чтобы думать о сумасшествии, Пожирателях смерти, Снейпе и пытках. Гермиона опустила голову на подушку, игнорируя занимающийся рассвет, и смогла снова заснуть.

На этот раз ей действительно снился Драко.

* * *

В восемь вечера того же дня Гермиона сидела в библиотеке с раскрытой копией «Макбета» перед собой. Они должны были репетировать вдвоём. Вторая сцена второго акта требовала дополнительной практики, первое выступление приближалось с пугающей скоростью, так что они договорились встретиться. На том же месте в то же время.

Они говорили об этом только вчера, вполне обыденно после очередной длинной репетиции с режиссёрами, но сейчас казалось, что с их разговора прошло гораздо больше времени. Гермиона могла бы с лёгкостью поверить, что всё, случившееся после видения Гарри, на самом деле растянулось на несколько дней, и она просто была слишком напряжена, чтобы заметить. Дни, потраченные на раздумья о том, идти ли к Дамблдору; дни, проведённые в мучительной тревоге в ожидании новостей о состоянии Снейпа; и ещё несколько дней, которые Гермиона провела в постели, во мраке ночи пытаясь успокоить потерявшего рассудок Драко.

Он опаздывал, что было совсем на него не похоже: Драко никогда не опаздывал, только если не делал это специально, чтобы разозлить её, но подобным он не занимался уже несколько недель. Гермиона пролистала сценарий, перечитывая строки, которые и без того знала наизусть, невольно содрогаясь. Она сказала себе, что причиной тому был сквозняк или просто ноябрьский холод, пробравшийся между полками с древними фолиантами, но Гермиона знала, что на самом деле слова, фразы и убийства на страницах пьесы слишком живо напоминали ей о том, что произошло и почти произошло прошлой ночью. Снейпу повезло, что Орден подоспел вовремя.

Однако кто бы мог подумать, что в старике так много крови?

Гермиона решительно отодвинула сценарий в сторону и склонилась над столом, вздохнув и бросив короткий взгляд на часы. Десять минут. Может, он забыл? Учитывая всё, что с ним случилось, это было бы вполне ожидаемо. Но Драко и раньше пытал людей. Даже убивал, но до этого времени он никогда не забывал о репетициях. У него хорошая память, Гермиона сама видела это, когда он с лёгкостью запоминал свои реплики. А если бы у него и были проблемы с памятью, он бы записывал даты и время репетиций, чтобы создать впечатление, что этих проблем нет.

Пятнадцать минут.

Ощутив внезапное беспокойство, Гермиона поднялась на ноги. Она не могла оставить их привычное место на случай, если Драко действительно забыл или его что-то задержало и если он появится с минуты на минуту — бледный и хрупкий, как тонкий фарфор: такой, сквозь который можно увидеть свет, если поднести к окну, и который разбивается на десятки осколков, если выпустить его из неосторожных пальцев.

Или, возможно, он будет спокоен, скрытый за своими защитными барьерами — беззаботный и собранный. Он извинится за опоздание. Его задержал разговор с учителем, с кем-нибудь безобидным вроде профессора Флитвика — тот нередко любил поболтать, встретив достойного слушателя — что-нибудь о приближающемся тесте, или о домашней работе, или ещё о чём-то, настолько же невинном, и только едва заметная дрожь в голосе Драко укажет Гермионе на то, что на самом деле он объяснялся с Дамблдором или разговаривал со Снейпом. Они начнут репетировать, посреди сцены он остановится на какой-то фразе и в этот момент действительно станет похожим на фарфор, и тогда Гермиона подойдёт к нему и коснётся его руки, спрашивая, всё ли в порядке, он отрицательно покачает головой, а она положит руку ему на плечи, и…

И Драко опаздывает уже на двадцать минут — слишком много, чтобы списать на простую задержку. Гермиона сомневалась, что он забыл, а теперь, когда вариант с непредвиденным препятствием в лице профессора Флитвика казался всё менее вероятным, она начала подозревать, что Драко не появлялся намеренно. Он избегал её.

Она не видела его весь день, за исключением кратких встреч в Большом зале во время трапез и на противоположном конце кабинета во время совместного урока. Зельеварение отменили, хотя Дамблдор пока не объяснил причину студентам. Разумеется, слухи последовали незамедлительно, варьируясь от предположений о трагической смерти Снейпа вследствие неудачного эксперимента до побега профессора с соблазнительницей-полувейлой. В реальности Снейп находился в Больничном крыле — в сознании и стабильном состоянии, судя по последним новостям, хотя мадам Помфри всё ещё за него переживала.

Двадцать пять минут.

Он избегал её; другого объяснения не существовало, и Гермиона снова заняла своё место, подогнув колени под себя и задумавшись. Почему он её избегал? Вероятно, она что-то не то сделала или сказала. Возможно, следовало заставить его пойти в свою комнату, вместо того, чтобы позволять ему остаться; возможно, Драко ощущал неловкость. Но он был не в состоянии куда-либо идти, напомнила себе Гермиона, и ему нужно было отдохнуть.

Он мог быть напуган тем, что она о нём подумает. Он мог решить, что теперь, когда она увидела, что он сделал, когда она увидела кровь своими глазами, она больше не захочет иметь с ним ничего общего. Но нет, это полнейшая чушь: Гермиона ещё до событий прошлой ночи знала, что Драко делал, став Пожирателем.

И он должен понимать, что она всё равно переживает за него. Она позволила ему остаться в её постели, под её одеялом; она держала его за руку, пока он спал, и помогала ему отмыть кровь. Этого должно быть достаточно, чтобы доказать, что ей не всё равно.

Тридцать минут.

Возможно, ему противно от того, что он провёл ночь в кровати маглорождённой — в кровати грязнокровки, как он бы сказал. Гермиона неуютно поёжилась от этой мысли. Может, ему стыдно и он злится на неё. Но он нуждался в её помощи. Он потерял рассудок и совершенно себя не контролировал, и он пришёл к ней, к маглорождённой. Что это говорило о нём? Гермиона терялась в догадках. Она была единственной, кто знал его тайну и кто был способен ему помочь: возможно, поэтому он и пришёл. Даже в приступе безумия он пришёл к ней, из всех людей в школе он пришёл к ней. Потому что знал, что ей не всё равно и что она хочет ему помочь.

Тридцать пять минут.

Гермиона с трудом могла вспомнить, когда именно она стала беспокоиться за Драко, но, видимо, где-то в промежутке между прошлой ночью и первым разом, когда она увидела его безумие — в библиотеке, сразу после того, как его чуть не поразил роковой удар меча Гарри. Наверно, даже раньше; они начали налаживать отношения ещё до того, как она узнала, что он стал Пожирателем смерти, до того, как началась вся эта путаница и безумие.

До того, как его заставили пытать Снейпа. Гермиона могла лишь представить, насколько это жутко, но она прекрасно понимала, что даже её живое воображение не могло отдать должное ужасу от присутствия Волдеморта, страху перед кровью, мраком и болью. Каково это — пытать человека? Пытать того, кого знаешь, кто несколько лет был твоим учителем и деканом, когда ты слишком напуган, чтобы остановиться, отказаться, потому что если откажешься, Волдеморт будет пытать и тебя тоже…

Сорок минут.

Что чувствовал Снейп? Гермиона даже не представляла, с чего начать — слишком мало она о нём знала. Знал ли он, что его пытал Драко? О чём он думал? Считал ли он, что Драко делал это добровольно, с радостью избавляя Тёмного Лорда от предателя, или знал, что Драко не хотел этого, что он сходил с ума?

Гермиона понятия не имела, что было известно Снейпу. Интуитивно она ощущала, что о безумии Драко он не знает, но никакой логической базы для такого заключения у неё не было. Драко никому не позволил бы увидеть своё сумасшествие — разумеется, только в том случае, если была возможность его скрыть, но Гермиона ясно осознавала, что до этого момента он точно не выдал своего шаткого состояния, находясь среди других Пожирателей. Хотя бы потому, что он всё ещё был жив: Гермиона не могла представить, чтобы Волдеморт оставил рядом с собой последователя, который мог внезапно закричать о крови, смерти, убийствах и парящих кинжалах посреди их встречи.

Но Волдеморт наверняка что-то подозревал. Слова Драко, произнесённые прошлой ночью, всплыли в памяти — призрачные и отчаянные. Он знает, как это на меня влияет. Он знает. Ему нравится… нравится выбирать меня… заставлять меня… делать…

«Ну конечно!» — внезапно поняла Гермиона. Волдеморт был легилиментом и должен был понимать, что творится у Драко в голове. Она много читала об окклюменции и легилименции, когда Гарри только начал брать уроки. Сумасшествие, подобное тому, от которого страдал Драко, путало мысли, делая их сбивчивыми и неразборчивыми, но для хорошего легилимента стало бы очевидно, что их обладатель терял рассудок. Значит, Волдеморт знал, хоть и не во всех подробностях, и просто… играл с Драко, как кот с мышью. Как змея с мышью.

Кулаки Гермионы яростно сжались, неожиданно для неё самой, и на мгновение мир заволокло тёмной пеленой. Драко был её другом, а Волдеморт причинял ему боль, как он причинял боль Гарри так много раз в прошлом, как он причинял боль Джинни, как он причинял боль всем.