Макбет

Акт пятый, сцена 6

Они скрылись в безопасности кулис, рука Драко сжалась на ладони Гермионы. Бутафорская кровь неприятно липла к коже.

— Я не могу… — начал Драко шёпотом. Голос звучал так тихо, что Гермиона с трудом могла его разобрать: если бы она не чувствовала призрачное дыхание на своей коже, то решила бы, что у неё просто разыгралось воображение. — Я… Гермиона…

— Всё хорошо, — прошептала она в ответ, попутно размышляя, смотрит ли на них Гарри, который стоял тут же, в тени, но вдруг поняла, что ей абсолютно наплевать. Драко придёт в ярость, Гарри вряд ли понравится, что они стоят так близко, но в это мгновение имело значение только желание пережить ночь и остановить Волдеморта. Всё остальное могло подождать. Гермиона потянулась, чтобы взять Драко за свободную руку, крепко сжимая его ладонь. Она не смогла бы остановить себя, даже если бы захотела. — Мы найдём решение, мы остановим его. Не бойся.

Драко прикрыл глаза, переплетая свои пальцы с пальцами Гермионы, словно черпал силы из этого прикосновения. В тот момент не существовало никого, кроме них и пространства, в котором соединялись их руки — как всегда, в сопровождении опостылевшей крови на его коже, на её коже, — а потом заговорил Привратник. Драко выпрямился; его глаза распахнулись и сконцентрировались на точке за плечом Гермионы. Даже не оборачиваясь, она знала, что привлекло его внимание.

Она обернулась, поймав взгляд почти слившегося с тенью Гарри. Он наблюдал за ними с нарастающим подозрением. Почти покраснев, радуясь темноте, скрывшей её реакцию, Гермиона неохотно разорвала прикосновение, хоть кровь и попыталась склеить их руки. Затем потянулась за палочкой, встав к Гарри вполоборота. Тишина закулисья была жуткой.

— Пармасонити, — прошептала она. Слабое сияние, едва заметное даже во мраке, окружило всех троих; звуконепроницаемый щит, чтобы они могли поговорить без страха быть услышанными в зрительном зале. Гарри стоял на границе заслона; Драко — так далеко от него, насколько возможно. Гермиона оказалась между ними — рядом с Драко, но лицом к Гарри, — и переводила взгляд с одного юноши на другого.

Драко придёт в ярость. Какими бы причинами ни прикрывалась Гермиона, насколько бы правой себя ни считала — а причины имелись очень веские, и она была права, — она всё равно предала Драко. Выдала тайну его врагу. И Драко разозлится. Как сильно? Этого она не знала. Как скоро он простит её? Мысль о том, что не простит вовсе, прошла по венам волной плотного, вязкого страха, который вполне мог сойти за приступ тошноты. Одну дикую секунду в его прощении Гермиона нуждалась сильнее, чем желала остановить Волдеморта.

Драко скрестил руки на груди.

— Отвали, Поттер, — бросил он, не спуская с него глаз.

Последовала тишина, нарушаемая лишь приглушёнными звуками речи Привратника и далёкими, невинными отголосками смеха. Он жутким эхом отразился от стен, совершенно неуместный в этой темноте. Гермиона поняла, что не может смотреть Драко в глаза; она опустила голову, лишь бы не видеть его реакции. Если он её не простит…

Драко бросил подозрительный взгляд на Гарри, потом на Гермиону и снова на Гарри. Он понял. Резко повернувшись к Гермионе, он схватил её за руку и требовательно спросил:

— Что ты ему рассказала?

— Ты запачкаешь мой рукав кровью, — совершенно не к месту прошептала она. Гермиона мечтала лишь о том, чтобы всё поскорее закончилось, чтобы Драко не злился, мечтала поставить его раздражение на паузу хотя бы на один день, один час. Что угодно, только бы это не происходило сейчас.

Драко не отпускал. Он сжигал Гермиону взглядом, а его пальцы всё крепче сжимались на предплечье, словно чего-то требуя, и это резко отличалось от того, с каким отчаянием он держал её за руку несколько мгновений назад. Когда Гермиона, наконец, заставила себя посмотреть Драко в глаза, её встретила лишь холодная, с трудом сдерживаемая ярость, и в тот момент она поняла, что он не станет внимать доводам рассудка.

— Я… Я рассказала ему только самое необходимое, — произнесла она тихо, но твёрдо, невольно выпрямляясь. Со сцены доносился голос Привратника, и она осознавала, что на объяснения, доказательства своей правоты и даже на мольбы о понимании у неё просто нет времени. Волдеморт с каждой секундой подбирался всё ближе. Его присутствие висело в воздухе, тёмное и неизбежное, сжимаясь всё туже и больнее с каждым вдохом. Гермиона не могла не думать об этом.

— Что ты ему рассказала? — повторил Драко хриплым резким голосом, не сводя с неё глаз, и на мгновение она заметила в нём Малфоя из прошлого. Того Малфоя, в котором когда-то без труда видела человека, способного без колебаний убивать и пытать. Нет, в нём не осталось ничего из прошлого, абсолютно ничего, в этом Гермиона не сомневалась. Он перестал быть тем человеком.

— Только то, что я должен был узнать, — выступил вперёд Гарри, повторяя слова Гермионы. Она бросила на него короткий благодарный взгляд и заметила, с каким подозрением Гарри посмотрел на них, прежде чем сосредоточить внимание на Драко. — И откуда мне знать, что ты говоришь правду?

— Это не имеет к тебе никакого отношения, Поттер, — выплюнул Драко. Его взгляд остался прикован к Гермионе, даже когда Малфой заговорил, словно он не желал даже такой мелочью обращать внимание на Гарри. Однако эта тактика имела и обратный эффект: Гермионе казалось, будто яд в его голосе предназначался ей. Вполне возможно, что так оно и было. Неуверенно, она подняла руку и накрыла ладонь Драко там, где он до боли сжимал её предплечье. Едва ощутив это прикосновение, он отдёрнул руку, словно её окатили кипятком.

— Драко… — неуверенно начала Гермиона. Она хотела извиниться, хотела, чтобы он понял. Но как может холодная логика состязаться с эмоциями? Её правота не отменяла простой и неоспоримый факт предательства. Она раскрыла тайну, потому что Гарри мог им помочь, потому что самым важным сейчас было остановить Волдеморта. Спасти жизни всех в Хогвартсе. Спасти Драко. Однако Гермиона не могла подобрать слов, не могла даже протянуть руку, чтобы извиниться безмолвно. Он не позволит к себе прикоснуться. Как в тумане, она повернула голову и почему-то заговорила, обращаясь к Гарри. С ним было проще, он не пылал от злости. — Ты можешь ему верить. Драко… Поверь мне, если не можешь довериться ему.

— О да, тебе я могу доверять, — язвительно бросил Драко, и Гермиона поморщилась. Его ладони были пусты, но сжаты в кулаки: Гермионе показалось, что если бы он держал палочку, то давно запустил бы в неё проклятием. Да она и сама предпочла бы такой исход.

— У нас мало времени, — проговорила она, отчётливо слыша лёгкую отчаянную дрожь в своём голосе. — Мы… Он скоро нападёт, у нас нет времени на споры. — Гермиона уверенно взглянула в глаза Драко. — Злиться будешь потом.

Он не отреагировал.

На мгновение за кулисами повисла тишина. Гермиона смотрела ему прямо в глаза, понимая, что не может отвернуться, как бы ни хотелось. Его глаза казались пустыми и бесстрастными, хотя ещё несколько секунд назад серые радужки пылали от злости, и Гермиона только начала понимать, что за ними скрывается, когда вперёд выступил Гарри. Она даже не заметила, как он приблизился, пока не ощутила его тёплую ладонь на своём плече.

— Я верю ей, — твёрдо сказал Гарри, прожигая Драко взглядом, почти бросая ему вызов, и Гермиона ощутила внезапный прилив благодарности. Даже сейчас, когда на кону стояли жизни людей, эти простые слова значили очень много: они значили, что Гермиона была не одна.

Драко ответил быстрым взглядом, в котором ненависть граничила с презрением, и закрыл глаза. Теперь возможную злость или ненависть выдавали только напряжённые плечи и постепенно сжимающиеся в кулак пальцы. Когда Драко заговорил, голос его был поразительно спокойным. Поразительно мёртвым.

— Он нашёл способ преодолеть защитные чары Хогвартса. Тёмный Лорд и все Пожиратели, — уточнил Драко. Гермиона почувствовала, как Гарри напрягся. — Чары умеют распознавать Пожирателей и не пускают их на территорию школы. При обычных обстоятельствах. Но некоторое количество магии содержится в крови любого, кто постоянно проживает на защищаемой территории. Включая меня.

Драко сделал паузу. Гермиона видела внутреннюю борьбу, но не могла пошевелиться. Сейчас он был зол — она определила это по выверенному ледяному тону, который был страшнее яростных выкриков. А ещё рядом стоял Гарри.

— Магия постепенно выходит из организма в течение нескольких месяцев, — продолжил Драко, будто бы и не замолкал, — но запас восстанавливается, если человек постоянно возвращается. И чары пропускают любого, в чьей крови находится эта магия.

Рука Гарри на плече Гермионы сжалась сильнее.

— Мне скоро на сцену, — прошептал он ей на ухо, будто не хотел прерывать Драко. Между бровей залегла складка, и лёгкие морщины на лбу выдавали беспокойство. Шрам и вовсе будто пылал в полумраке закулисья.

— Останься как можно дольше, — прошептала Гермиона в ответ, едва заметно сжимая его ладонь в знак благодарности.

Драко не прекратил говорить, будто не услышал их слов или ему было просто наплевать. Его голос постепенно оттаивал, становясь менее ровным и выверенным, выдавая едва заметные нотки страха, который Волдеморт вселил в Драко.

— Он нашёл зелье, которое создаёт связь между тем, кто его приготовил, и тем, кто выпил. Один глоток зелья позволяет получить магические свойства крови его создателя. Моей крови.

— Волшебные частицы. Способность проходить сквозь защитные чары, — произнесла Гермиона, обхватывая себя руками. За кулисами вдруг стало холодно.

— Я думал о том, чтобы выпить яд, — продолжил Драко, и голос его звучал слишком, слишком обыденно для подобных слов, — но это не сработает, они всё продумали. Связь действует лишь на состав крови на момент приготовления зелья. Потом уже ничего нельзя добавить.

Ладонь Гарри сжалась на плече Гермионы.

— Мне пора идти, — прошептал он, и Гермиона поняла, что речь Привратника действительно близится к завершению и Гарри больше не может тянуть. Не убирая руки с её плеча, он всё-таки задержался ровно настолько, чтобы прошептать: «Будь осторожна, Гермиона». Она взглянула на его лицо, расцвеченное бликами от огня свечей, но его глаза были устремлены на Драко. Гермиона кивнула, и Гарри проскользнул на сцену, оставляя их наедине.

Как только он ушёл, Драко замолчал. Гермиона видела, как вздымается его грудь — слишком высоко и слишком тяжело, — будто бы кто-то пытался его задушить. Не открывая глаз, он произнёс:

— Ты рассказала ему.

— Да, — не стала отрицать Гермиона, наблюдая за выражением его лица. Не было смысла отпираться, потому что правда уже всплыла на поверхность, и не было смысла объяснять, зачем она это сделала, ведь Драко и без того знал ответ на этот вопрос. Оставался один непоколебимый и простой факт: какими бы ни были причины, она предала его. Гермиона не могла отвести глаз от его невыносимо пустого лица. Даже если он возненавидит её, даже если он никогда не сможет простить…

Сознание говорило, что его ненависть стоит того, чтобы остановить Волдеморта. Спасти сотни жизней, поставленных на кон. Однако часть неё — часть, которую Гермиона пыталась заглушить, — утверждала, что обмен неравноценен и ничто не сравнится с потерей Драко…