Том 8. Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо. Проза

Радостный отдых

Что может быть лучше праздников? Никаких занятий, свобода, веселье – сладкое отдохновение.

Вам не нужно вставать в 9 часов, не нужно никуда идти; целый день дома; ничто не сдерживает вашего воображения в смысле изобретения приятных развлечений. Все домашние настроены благодушно и стараются сделать ваше пребывание в недрах как можно лучшим.

Так думал уже знакомый нам Иван Иванович, просыпаясь, по привычке, в девять часов. Из принципа провалялся до 12-ти. Наслаждаться – так наслаждаться!

Истрепанные по всем юмористическим журналам, дворники и клопоморы продефилировали где-то там, в кухне, на заднем плане.

Дамы, особенно прислуга, отнеслись более добросовестно к праздникам, – так что даже свой кофе, которым Иван Иванович так любил обкапывать утренние газеты, он получил только в час дня. Но зато какая тишина и спокойствие; если бы не Ваня и Петя, которые, не будучи заняты в гимназии, целый день предавались боксу. Вышел прогуляться. Еще только два часа!

В сущности, двадцать четыре часа в сутки – это большая порция. Только в праздники можно себе представить, как длинна наша жизнь.

Против обыкновения, никого из знакомых на улице не встретил. Все тротуары были заняты народом, о существовании которого, в обыкновенное время, даже не предполагаешь. А еще говорят, что Петербург чиновничий и военный город.

Иван Иванович думал, что это все дворники со своими семьями, и как много детей. Нет никакой опасности, что народонаселение уменьшится.

У каждого дворника было по жене и свояченице, которые вели за руку по ребенку, на руках спали младенцы; старший отрок болтался перед ногами. Люди холостые ходили стадами и усиленно толкались.

Иван Иванович пробовал было делать разные социально-политические соображения и исторические воспоминания, думая не то о плебеях на Авентинском холме, не то о выходе Израиля из Египта, – но ни к каким выводам не пришел.

Вернулся в три, – верно, часы отстают? Нет, верны.

Бокс уже прекратился, и Манечка играла вальс из «Веселой вдовы», а мальчики между собою ругались, вспоминая не то украденный перочинный нож, не то какую-то Лелечку с катка, за которой, по-видимому, оба ухаживали. Обедали, по случаю праздника, рано. Опять гимназисты бранились, что никуда нельзя идти; потом сели играть в девятый вал.

А действительно неудобно, что все закрыто.

Поговорить с женой – куда ехать летом – заняло полчаса; затем стали рассуждать, какие у них дети испорченные, какие глупые повести помещают в «Ниве» и какие, в сущности, свиньи все добрые знакомые.

Это несколько развлекло, но было все-таки только восемь часов.

Хоть бы кто-нибудь зашел из добрых знакомых!

Но в первый день на это надежду брось. Вот когда Ваня, Петя и Машенька поженятся и будут жить отдельно – тогда они будут приходить на праздниках и уж, конечно, не будут заниматься боксом, а говорить о своих детях, которые так испорчены, и о своих добрых знакомых, которые, в сущности, все порядочные свиньи.

В таких мечтах Иван Иванович незаметно заснул.

Бьют часы. Что это? Только – десять?

Мальчики уже кончили играть и опять спорят о том же перочинном ноже, а Манечка играет вальс из «Веселой вдовы». В ожидании чая подошел к окну.

В темноте плебеи все так же ползут на Авентинский холм со свояченицами, старший отрок спотыкается впереди.

От обеда страшно много осталось; жена хлопочет, чтобы сохранилось до среды, когда придут добрые знакомые.

После чая Ваня и Петя снова занялись боксом.

Конечно, раз завтра не вставать в девять часов, можно было и посидеть подольше; можно почитать, а то совсем отстал от литературы. Хоть бы приложение к «Ниве», где помещают такие плохие повести. Но вот звонок – телеграмма, от брата из Киева. Спасибо, что вспомнил.

Ведь вот совсем был пустельга, а сумел устроиться; а жена у него мотовка и, наверное, за нос его водит.

Горничная ушла со двора, и постели не сделаны.

Разбудили кухарку. Она бранила и горничную и господ и ушла, шлепая туфлями.

Не забыть бы на ночь принять каскару. Всегда на этих праздниках так наедаешься.

– Ах, праздники, праздники! Вставать не надо, делай, что хочешь, и со своими посидишь, а то за делом их как-то даже мало и видишь. Тишина, спокойствие, благорастворение. Даже как-то невольно сам делаешься добрее и лучше.