Теряя наши улицы

5

На повестке дня не было ничего особенного — ни драк, ни грабежей, ни анаши, потому что мы итак уже выкурили весь пакет Мухиных шишек. Мы бесцельно болтались по улицам города, и нам всем хотелось пить. Желательно кваса. Или хотя бы газводы, можно даже без сиропа. Вода из колонки — тоже был вариант.

Эта женщина, которая подошла к нам в парчке перед Театралкой, довольно сильно отличалась своим видом от других прохожих. Она была прикинута как-то не по нашему, по хипповому, в цветастой, свободной блузке, потёртых джинсах, чёрных очках. И своим вопросом она нас просто ошарашила:

— Ребята, а вы не хотели бы сняться в кино?

Конечно, мы бы хотели, почему бы и нет. По сути, как я понял, она предложила нам поучаствовать в массовке в качестве статистов. На следующее утро мы прибыли на студию «ЛАР-Фильм» всем нашим кругом. По площадке перед павильоном, среди собирающейся толпы статистов, нервно расхаживал плотный, патлатый Рахим Курбанов, режиссёр нашумевшего, кассового советского боевика «Шприц».

— Что, привела? — он быстро, намётанным взглядом профессионала, окинул нашу банду. — Молодец Сауле, то, что надо.

В павильоне нам выдали бутафорские доспехи и копья. В таком виде, в остроконечных шлемах и кожаных доспехах, мы и вышли на улицу марцевать Мухин центр. Через полчасика мы погрузились в автобус и покатили в сторону реки Или. По пути вышел казус: когда за автобусом пристроился ментовской бабон, мы дружно начали с заднего сиденья бычить их через стекло. Средний палец, на американский манер, тогда никто у нас не показывал, а вот два пальца вперёд в значении «упрись, бычара» было весьма и весьма чувствительным оскорблением. Они обогнали нас и остановили автобус. Разумеется, к тому времени на задних сиденьях никого уже не было, так что пришлось ментам ограничиться устным предупреждением в адрес всех пассажиров и водителя.

Эпизод снимали несколько дней. Снова и снова мы выходили на берег реки, где было организовано какое-то родоплеменное празднество. Мы шатались там и здесь между юрт, изображая вооружённых пьяных подростков, что давалось нам очень и очень просто и естественно. Кульминацией, исполнением которой раз за разом почему-то оставался недоволен Рахим Курбанов, служила сцена, в которой пацан с деревянной колодкой на шее, главный герой фильма, срывался в бега по бережку реки и исчезал в берёзовой рощице. Вот тогда то, мы с пацанами и с остальной толпой тоже начинали бежать в погоню за ним, с копьями наперевес.

В тот день, когда режиссёр, наконец, утвердил снятый эпизод, мы получили свою зарплату — по четвертаку каждый. Помню это чувство удовлетворения и самодовольства, овладевшее нами, пока мы, усевшись в круг, на корточках вспоминали эти киносъёмки.

— У вас не было такого ощущения, что мы постоянно должны где-то за кем-то бегать всей толпой — если не в городе, то уже и по степи и по лесу? — допытывался Мура.

— Ха-ха-ха, а чё делать, если от нас все когти рвут всё время? — прикололся Адик.

— Вот прикиньте, пацаны, сколько ни мотаюсь по городу, в какие только истории не попадал, а вот, что актёром стану, ни за что бы не подумал, — продолжал удивляться Мура.

— Статистом, — машинально поправил я.

— Чё? — теперь Мура не просто недоумевал. Его как будто обломало, что ли.

— Статистом. Актёры — это у кого роль в фильме, вроде того пацана с деревяшкой на шее. Мы были статистами — толпу изображали. Мы и свои рожи-то на экране вряд ли увидим.

— Ну-ка, Алик, давай-ка отойдём в сторонку, — он весь как-то помрачнел и насупился.

Что ж, мы отошли.

— Алик, братан, чё-то я не могу тебя понять в последнее время… — начал Мурик, глядя в сторону. — Ты запостоянку доебушник до слов устраиваешь… Ещё и при пацанах… Тебе как будто больше всех надо, что ли — такое у меня впечатление складывается.

— Зря ты, Мура, со мной так заговорил.

— Я зря заговорил? Ты чё наехать собрался что ли?

— Нет, братан, я конкретно разжевать могу, если чё непонятно, а ты уж сам смотри, потому что мы с тобой и по-другому поговорить можем. Если хочешь чтобы у нас с тобой был рамс, у нас будет с тобой рамс. Смотри сам. А раз ты так на мои слова реагируешь, значит тебе самому так в охотку. А как по мне лично, братан — так это лишнее. Я лично просто рассказал, что от людей слышал — у меня друган в кинотехникуме учится. А если бы у меня против тебя что-то было, я бы тебе так сразу и сказал. Ты меня знаешь.

Мурик долго смотрел мне в глаза. Пацаны, сидя в кругу, притихли и смотрели на нас. К остановке подъехал, забрал пару пассажиров и снова отъехал наш автобус, 32-й. Ленивые окраины южного города в лучах ярко-красного закатного солнца были в тот момент такими тихими, такими неподвижными, словно бы они уже готовились, после очередного скучного дня, к глубокому сну, полному беспокойных образов и несбыточных мечтаний.

Мурик сплюнул в сторону сквозь зубы.

— Так кем ты говоришь, мы там работали?

— Статистами. Это как в кино по концове — там сначала написано «в ролях», а потом «в эпизодах», вот там мы и будем.

— Да ладно?! Так там ещё и моя фамилия будет значиться?

— Ну, конечно! Нас же специально всех по фамилиям переписали.

— Одно я тебе скажу, Алик, калган у тебя из золота. Муха прав, ты в самом деле много знаешь.

Пацаны начали подниматься с кортов и потихоньку подтягиваться в нашу сторону.

— А вы чё, пацаны, будете с бабками делать? — спросил Мурик, как ни в чём не бывало.

— А ещё пыли возьму — стакан! — решительно объявил Муха.

— А я коробан шишек и батл водяры.

— Радиков!

— А я винища ящик.

— А потом, давайте, мы все встретимся!

— Ну конечно — тараньте всё на район.

И мы расхохотались.

Мурик, братан, сколько раз с тех пор мы с тобой друг за друга вписывались…