Теряя наши улицы

2

Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого ночи. Хорошо, что родители спали, и я успел перехватить его сразу. Ведь это у меня были летние каникулы в полном разгаре, а у моих-то шла вполне нормальная рабочая неделя. Трубка от радиотелефона, весьма полезного технического новшества, как часто случалось, предусмотрительно оказалась у меня, в детской, и я мог спокойно поговорить на балконе, под умиротворяющий шум листвы высоченных тополей нашего двора. Звонил Муха. Вкратце, суть была такова — только что он виделся с Галиевым, и все новости и поручения шли от старших через него. Одного из стариков, Рината, закрыли на полтора года за злостное хулиганство. На грев в зону требовалось по червонцу с человека до после завтра. Необходимо было завтра же выйти на гоп-стоп всем нашим кругом. Стрелу забили на 9 утра в школьном дворе.

На следующий день, утром нас собралось 12 человек, 10 наших плюс два братка с «Форта», материально незаинтересованные добровольцы. Разумеется, на своём районе никто палиться не собирался, поэтому с ходу мы задержались на полчасика, обсуждая маршрут. Было решено подняться до проспекта Абая и начать с центральной аллейки, двигаясь в сторону центров, до Тёщиного языка. Там с Цирка и Центрального стадиона можно было решить в каком направлении двигаться дальше.

До полудня пробавлялись мелочью. Встречная молодёжь расставалась с деньгами легко, но явно не была ими шибко богата. В одном из дворов к нам подошло четверо местных старшаков, кажется, с «Коричневых дворов», один из которых, видимо рулевой, попытался наехать на нас за то, что промышляем на их территории. Для начала мы поинтересовались, кто они такие и представились сами («Мы с „Каганата“ если чё»), а затем Муха поделился с ними своими взглядами на их место в этой жизни на данный момент. Рулевому «Коричневых», чтобы спасти лицо, видимо, ничего не оставалось, как вступить в дискуссию («Да это наш район, ты чё, братишка, да там за углом ещё пятьдесят человек щас зависают»), в ходе которой, он неосторожно превысил уровень допустимой громкости, потому что был весьма невежливо прерван Мухой. «Не повышай на меня голос. Порву», проронил он спокойно, но твёрдо, глядя тому прямо в глаза. Благоразумно молчавшая до сих пор троица друзей руля, которых мы сразу же обступили плотным кольцом, дружно начала тащить его за рукава: «Эдик ладно, завязывай, пойдём». У Эдика не оказалось в арсенале никакой готовой реакции на неожиданную агрессию. Он только таращился в сверливший его, донельзя раздосадованный Мухин взгляд, не в силах сказать ни слова. Происходившая в нём внутренняя борьба видимо всё-таки закончилась победой разума (или трусости?), и он просто безвольно дал себя аккуратно вывести из круга своим дружкам под спасительный аргумент: «Пойдём, пойдём, двигаться надо, у нас же стрелы забиты». Мы неторопливо двинулись вслед за ними за пресловутый угол коричневого хрущёвского дома. Мы увидели, что они действительно подошли и смешались с довольно внушительной толпой своих, человек 25–30, расслаблявшихся в тенёчке вокруг беседки. «Закурим, пацаны», предложил Муха. Мы присели в круг на корточки, прямо там, на углу. Каждый, стараясь выглядеть спокойно, постарался принять участие в обсуждении дальнейшего плана действий. Большинство сочло разумным двинуться в сторону Новой площади, потрясти центровских. Про то, что делать в случае приближения «коричневых» никто и не заикался, ведь всё было и так понятно. Кто лицом, а кто и спиной, чувствовал на себе любопытные и оценивающие взгляды со стороны врага, но проявить нервозность, значило бы подвести хладнокровие остальных. После последней докуренной сигареты мы неторопливо поднялись и взяли направление вверх, за полагавшейся нам, а вернее нашим старикам добычей. Из хрущёб на проспект мы выходили под уважительное молчание «Коричневых дворов».

На Новой площади, оценив открытость местности для потенциальных патрулей, мы выбрали ловцом душ Мурика, обладавшего наиболее безобидным видом, благодаря невысокому росту, и ушли всей толпой в подъезд шестнадцатиэтажки. Мурик уже через полчаса уговорил двух доверчивых лохов «помочь позвать девчонку из-под домашнего ареста». Деньги потекли в наши карманы на заплёванной площадке между третьим и четвёртым этажами. Правда, из одного упрямого «гостя столицы» их пришлось буквально вытряхивать, как из Буратино. Причём мой долговязый однокашник Адик, зачем-то вынул из кармана складной нож, как если бы средств убеждения было и так недостаточно. Адика сразу отпихнули, но жертву об стенку головой постучали, так что, после него мы дружно ретировались ускоренным темпом, вниз по дворам, через Фурманова и вдоль тихой Тулебайки. На Новой мы сняли около сороковника.

Из понятной осторожности, к активным действиям мы снова перешли только уже в районе Зелёного базара. Здесь мы взяли в оборот пятерых парней в военной форме, катавшихся на двух скейтбордах. Видимо, они возвращались с какой-то «Зарницы». Эти тоже оказались упрямыми, до такой степени, что когда у них просто пытались вытащить их мятые зелёные трёшки из карманов, хватая за шиворот, они, натужно покраснев, изо всех сил отпирались и изворачивались. Странные пацаны. В отличие от всех кого мы ограбили до сих пор, они не были парализованы страхом, но в то же время, они явно были или не знакомы с уличным кодексом чести, или считали себя выше его, потому что, когда их начали бить, они даже не пытались войти в отмах, хотя бы для вида. Первым ударил Серёга, «фортовский». На самом деле он просто задвинул плюху самому здоровому из них, белобрысому кабану с красной шеей. Но сразу же вслед за ним Мурик изо всей силы ударил того кулаком в нос. Когда раздался неприятный хруст, этих парней начали просто пропинывать всей толпой, среди бела дня, на глазах у прохожих, прямо на оживлённой улице Горького. В какой-то момент я поймал на себе недоумённый взгляд Адика, но он почти сразу его отвёл, и ничего потом не сказал ни мне, ни другим, за что я ему до сих пор благодарен. Дело в том, что я стоял, сунув руки в карманы, как, впрочем, и весь день до того, во всех эпизодах подобных этому. Я не хочу объяснять это ни принципиальностью, ни недостатком мужества, но я почему-то физически не мог поднять руку на обречённую жертву, находящуюся перед лицом абсолютного количественного и морального преимущества. С другой стороны, я не сомневаюсь, что, окажись я объектом пристального коллективного внимания или критики по этой причине, я бы, не раздумывая, преодолел эту слабость и присоединился бы к остальным. А так, пока что я стоял в сторонке, наблюдая за гоп-стопом и постепенно начиная сомневаться в правильности выбранного пути.

Обчистив карманы уже лежачих и сидячих на асфальте скейтеров мы врассыпную бросились в сторону ближайшей спасительной подворотни, где договорились временно разбежаться, чтобы разными путями снова собраться на перекрёстке Ленина-Абая. И минут через 40–45 вся наша пацанская дюжина была уже на месте в полном сборе. Погрузившись на пустой рогатый, мы отправились в противоположную сторону, на озеро «Сайран» в надежде поживиться за счёт отдыхающих там чертей. Солнце плавило асфальт по которому мягко утопая в нём медленно катились шины нашего троллейбуса, а мы внутри обливались потом, ощущая жажду, голод и усталость от уже порядком подрастраченного за сегодняшний день адреналина. Выйдя на пляж, мы почти сразу услышали посвист на мотив арии из оперы «Кыз-Жибек», известный на весь город как позывной маяк «Каганата». Из воды вылезали два загорелых пацана с довольными рожами. Мы поздоровались с ними и обменялись новостями и впечатлениями дня. Они махнули нам рукой на толпу человек из 10, загоравших чуть поодаль — ещё один круг «Каганата», правда, из другого района города. Они уже прошлись по «Сайрану», загребая всю доступную наличность в карманы, и теперь наслаждались заслуженным отдыхом — ловить нам здесь было уже абсолютно нечего. Мы устало поплелись обратно, в сторону остановки, и когда кто-то предложил передохнуть, никто спорить не стал. Мы расселись, кто как, под доступными грибками и молча уставились на набегавшую рябь мелких грязновато-зеленоватых волн. Вокруг разноцветных катамаранов резвилась малышня. Усатый катамаранщик растянувшись на пледе, резался в «ази» с двумя своими корешами. Они поставили бутылки с «Жигулёвским» в воду для охлаждения. Когда две довольно симпатичные девчонки спросили у них про катамаран, те, в отличие от нас, даже не посмотрев на них, взяли с них два рубля и сказали выбирать любой.

Со стороны города показалась ещё одна толпа малышей, которые, пошумев вокруг сопровождавшего их взрослого, показывая на нас руками, направились в нашу сторону. Когда они приблизились, видимо, пятый класс какой-нибудь школы во главе с классным руководителем, этот интеллигентный, лысеющий дядька в очках и с птичьим носом обратился к нам: «Ребята, а кто здесь за катамараны ответственный, не подскажете?». «Я, — сразу ответил я, чутьём осознав, что настал и мой момент сделать посильный вклад в общее дело, и добавил, — рубль катамаран, время неограниченно». Детвора загалдела: «Чур, мы первые», «Нет, не хлюзди, мы вперёд занимали». «Тихо дети, успокойтесь, все успеете, по очереди, — властно скомандовал классрук, и, поправив на носу очки, протянул мне червонец. — Мы сразу за всё заплатим, ладно?». «Нет проблем, — галантно воскликнул я, и, повернувшись спиной к увлечённому карточной игрой катамаранщику, сделал широкий, приглашающий жест в сторону катамаранов. — Выбирайте любые». И пока вновь загалдевший класс двинулся в сторону катамаранов, я только и успел произнести «Пацаны, на лыжи!», потому что все и без этого дружно сорвались с места, и подошвы наших «адиков» и «саликов» так и засверкали на безжалостно палящем июльском солнце.