Повелитель теней. Том 1

А я думала о станции. Космические корабли для меня такие же живые существа, как и люди. Они тоже рождаются в творческих муках и напряжении сотен и тысяч людей, они обучаются, они, наконец, вылетают из гнезда, они летают в космосе вместе со своими экипажами, служа им и защищая их, и трогательно зависят от воли тех, кто внутри них. Они нередко делят с ними свою судьбу на долгие годы совместной работы или один миг смертельной вспышки.

И я чувствовала живую душу этого огромного звездолёта, прекрасного, юного, в чём-то наивного и так уверенного в своём великом предназначении служить и защищать. Он же был почти в порядке. Поломки и неисправности были устранимы, он был силён и готов к подвигам, для которых его создали. Барахлило только сердце. Но ведь сердце можно починить? Или нет?

Диагностика показала, что проблема в топливной системе. Небольшая утечка из-за сорванного клапана, даже не топлива, а всего лишь присадки, обеспечивающей увеличение энергоёмкости стандартного гелиотила в десятки раз.

Но эта присадка была сверхъедким веществом, обладающим сильной радиацией, столь сильной, что небольшое количество вытекшей жидкости отравило всё внутри кокона веретенообразного тела реактора. Нужно было устранить течь, заменить клапан и восстановить поступление присадки в топливную систему. Всего лишь, если не считать того, что роботу это сделать не под силу, а человеку идти туда смертельно опасно. Проктор решил, что он не вправе отправить туда кого-то, не вправе рисковать чьей-то жизнью. Я решила, что ради жизни форпостной станции «Крузенштерн» стоит рискнуть, но только своей жизнью.

На что я надеялась? На то, что мои регенерационные способности во много раз выше регенерационных способностей обычных людей. В теории, потому что научно подтверждённых сведений о воздествии радиации на скайрейндженов мне как-то не встречалось. К тому же я, вроде как, ангел, хотя в этом я и сама сомневалась, а, стало быть, не слишком верила в то, что это как-то поможет.

Выходя из шлюз-камеры в узкую галерею, закручивающуюся вокруг сердечника, я бросила мимолётный взгляд на отчаянно замигавший индикатор уровня радиации и свернула налево. Проходя мимо расчищенного пространства у серебристой стены кожуха сердечника, я на мгновение задержалась. Вся арматура ограждений, лестницы и перила были аккуратно срезаны, коммуникации отведены. Прямо на кожухе красивым ветвистым деревом змеились сварочные швы. Я невольно восхитилась этой работой. Если б не утечка, они справились бы сами!

Я пошла дальше. Экран на наручи уже не мигал. Он просто сиял, как гаснущий гигант, висящий в центре этой планетной системы, затерянной на периферии галактики. Это значит, что уже получена доза облучения вполне достаточная, чтоб свалить с ног слона. Я прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болело, только липкий пот струился по телу, может, от перенапряжения нервной системы, может, и нет.

Заметив нужное ответвление, я свернула в нишу и опустилась на колени, чтоб протиснуться в шахту, обслуживающую топливопровод. Неужели те, кто строит эти звездолёты, не понимают, что тут слишком тесно в защитном костюме, даже для такой миниатюрной дамы, как я! Я поползла на четвереньках и, наконец, увидела этот повисший на металлической заклёпке клапан, из которого текла тонкой струйкой чёрная пузырящаяся жидкость, а вокруг неё волнами расходился размягчённый сверхпрочный металл. Я уныло смотрела на эту картину, понимая, что помимо запланированных действий необходимо будет залатать дыру, прожжённую присадкой в кожухе, а это ещё, как минимум, четверть часа в этой мышеловке.

Так. Я села рядом поудобнее, поставила на пол чемоданчик и откинула крышку. Теперь нужно просто сделать это. И не думать о последствиях.

Через час я уже лежала на широком столе в медотсеке «Пилигрима». Надо мной кружились объективы, и тонкие спицы дистанционных датчиков. Этот танец завораживал, и просто лежать, расслабившись, было так хорошо и приятно. Руки и ноги казались тяжёлыми, словно налитыми свинцом. В какой-то момент я поняла, что сейчас усну.

Усилием открыв глаза, я посмотрела на Джулиана. Он стоял возле медкибера, глядя на показания приборов.

— Ну что? — спросила я.

Он обернулся. Я поняла, что за эти дни он вымотался не меньше других. Его талант диагноста и хирурга оказался востребован на станции, а умение в течение долгих часов в операционной сохранять концентрацию привело к тому, что последние несколько суток он там и провёл, изредка между операциями на пару часов отключаясь на койке в ближайшей палате. Он был бледен, глаза запали и мрачно поблескивали. Наверно ему хотелось дать мне по шее. Я не сказала ему о своей эскападе. О том, что я сделала, он узнал лишь, когда я явилась в медотсек. К счастью, я дошла на своих двоих.

— Ничего, — бесцветно ответил он и выключил купол над столом.

Завораживающий танец объективов прекратился. Я нехотя приподнялась и села. Мне очень хотелось снова лечь.

— Что ничего? — осторожно спросила я.

— Ничего, — повторил он, пожав плечами. — Никаких отклонений. Всё в норме.

Я нахмурилась и потёрла лоб ладонью.

— Может, датчики заклинило, и там не было никакой радиации? — спросила я.

— А, может, тебе это всё вообще снится? — язвительно уточнил он.

В дверь кто-то решительно постучал и она тут же распахнулась. На пороге возник старший радист Антон Вербицкий, тоже бледный с тёмными кругами вокруг глаз. Он вместе со связистами станции бился над системой связи, пытаясь реанимировать её, правда, безуспешно. Однако сейчас он был возбуждён и явно обрадован.

— Дарья Ивановна! Кавалерия прибыла! Встречаем!

Кирилл всё-таки выполнил задание, и на подходе к станции была ни много ни мало мобильная ремонтная база «Милуоки» размером с хороший крейсер. Связи по-прежнему не было, но Проктору удалось, наконец, запустить реактор, включить маневровые двигатели и выровнять станцию на орбите. После этого база пристыковалась к «Крузенштерну» и ремонтники хлынули на борт, свежие, деловые и надёжные, как родная земная твердь.

— Я чего задержался-то, — объяснял Кирилл, перейдя с базы на звездолёт. — Передатчик не заработал. Я и так, и этак. Думаю, может, облако ещё влияет, отлетел дальше — ноль внимания! В общем, прикинул, вызывать помощь всё равно надо, доложить о происшествии — тоже. Запросил киберпилот, отыскал ближайшую базу с передатчиком — ригорскую. Оказалось до неё лететь трое суток. Полетел, а что делать? Они ещё не сразу допёрли, чего мне от них надо, хорошо в люк не спустили, похоже, желание было. Однако, потом всё-таки дали мне связь с Ригором, а там уж я с диспетчерами быстро договорился, и они всё нашим передали. Ребята меня накормили, спать уложили, а проснулся, уже сообщение рядышком лежит: с Новой Британии стартанула ремонтная база «Милуоки». Я хотел назад лететь, но ригорцы, оказывается, обо мне позаботились, обо всём договорились. База на полчасика вынырнула из подпространства в нескольких единицах от их посудины, и меня на боте подхватила. Так что я вернулся. Можете меня разжаловать за самоуправство.

— В следующий раз… — проворчала я и, похлопав его по плечу, добавила: — Молодец!

Всё разом закончилось. Забота о дальнейшей судьбе станции была переложена на ремонтников «Милуоки», и они со спокойной уверенностью взялись за дело.

Прощание с «Крузенштерном» было кратким и без пафоса. Мы были измотаны и сил для бурного ликования по поводу спасения станции ни у кого не было. Зато было желание выспаться. Мы с Проктором пожали друг другу руки, он, устало взглянув мне в глаза, глухо выдохнул: «Спасибо, командор». «Удачи, командор», — ответила я и вернулась на свой звездолёт. Мои ребята потихоньку перетекли следом и заняли свои места. Отстыковавшись, мы развернулись и двинулись прочь из этой захламлённой системы, искренне надеясь больше никогда сюда не возвращаться.

Только увидев на фронтальных экранах, как начала постепенно отдаляться тускло поблескивающая и постепенно тонущая в красноватом тумане станция, я, наконец, позволила себе вздохнуть с облегчением и поверить, что весь этот кошмар остался позади, и мы снова общими усилиями выполнили своё задание.

Я собиралась взяться за штурвал, чтоб начать осторожный выход из заполненной мусором системы, когда Хок развернулся в своём кресле и, взглянув на меня, тихо, но твёрдо произнёс:

— Иди спать. Мы тут разберёмся.

Посмотрев на него, я благодарно кивнула и, отодвинув штурвал, встала и вышла из отсека.

Спала я плохо. Сны сплетались из мелких обрывков и чёрно-белых кадров весьма мрачной тематики, какие-то вспышки, крики птиц и внезапное пугающее мелькание совсем близко перед глазами. Смутное пробуждение принесло скорее облегчение, чем недовольство. Я просто услышала рядом тихие звуки и почувствовала движение в каюте.

— Свет, — проговорила я хриплым со сна голосом, и потолочные панели залили спальню каюты Джулиана мягким светом. Он стоял возле шкафа и обеспокоенно смотрел на меня.

— Я всё-таки тебя разбудил, — он был в форменных брюках и белой футболке. Его рука лежала на ручке шифоньера. — Нужно было с вечера достать новую форму, но я даже не заметил, как запачкал чем-то прежнюю.

— Я сама проснулась, — пробормотала я и села, подтянув колени к груди.

Он открыл дверцу шкафа и снял с вешалки куртку. Я задумчиво наблюдала, как он надел её, застегнул «молнию», а потом провёл рукой по тёмным лентам, висящим на внутренней стороне дверцы, наконец, выбрал чёрную бархатную и, собрав длинные русые волосы в свободный хвост на затылке, перевязал его. На меня он не смотрел.

— Злишься? — спросила я.

— Смысл? — откликнулся он. Конечно, он злился, на мою жертвенность и свою беспомощность в этом деле. — Я бы поступил так же. В конце концов, ангелы не умирают от радиации, как и демоны. Спи. Рауль вполне может справиться на мостике до выхода из системы без тебя.

— Он устал не меньше меня, — заметила я.

— Он — мужчина и старпом, — безапелляционно заявил Джулиан.

Мне не хотелось вставать, но воспоминание о рваных будоражащих душу снах было неприятным. К тому же Хок устал за эти дни.

— Я пойду на мостик, — вздохнула я.

— Запрещаю, как врач. Тебе нужно отдохнуть.

— А ты не можешь подежурить рядом, как врач?

— Твоё состояние не так уж плохо. Просто нужен отдых.

— А тебе — нет?

— У меня много дел. Я должен проверить состояние экипажа, просмотреть данные биоконтроля, осмотреть каждого. Ты же их знаешь, где-то ударился, где-то потерял равновесие, где-то рука соскользнула. Поболит и перестанет, а мне потом выправлять неправильно сросшиеся рёбра и ключицы и выводить шрамы. К тому же все измотаны, нужно скорректировать рацион питания, подобрать витамины и минералы. Мне на ближайшие сутки работы хватит. А ты спи… — он нагнулся и поцеловал меня в щёку. — Будь послушной девочкой.

Я кивнула и легла. Он поправил на мне одеяло и, негромко скомандовав: «Выключить свет», вышел из комнаты. Стало тихо. Я лежала в темноте и думала, что уснуть мне всё равно не удастся.

Потом из тишины выплыл мягкий зуммер, который меня разбудил, а следом раздался щелчок, и я услышала голос Хока: