Союз Преданных

***

Васса еще раз окинула взглядом свои вещи. Гостевая комната за считаный час превратилась в настоящий склад — повсюду теснились сундуки, свертки, лежали платья, блузки, белье, украшения. Но ее внимание прикипело к зеркалу в костяной раме, лежавшему на туалетном столике. Девушка подняла его, присмотрелась к своему отражению, зажгла черную свечу. Рука сама нашла румяна и помаду. Красные пятна ложились на кожу тонким, известным только ей узором. Черты менялись, на губах распускалась нежной розой улыбка.

Вдруг отражение зарябило, подернулось дымкой. Черты поплыли, расплавились, и с той стороны стекла на нее уставилось старческое, высушенное годами лицо. Взгляд оценивающе скользнул по лицу девушки.

— Замечательно выглядишь, моя дорогая, — хмыкнул Ланс. — И королевские наряды тебе как никогда к лицу. Даже подумать не мог, что такое слабое создание может превратиться в настоящее сокровище. Мне жаль нашего бедного чародея.

Васса отвела взгляд, зачерпнула кончиком пальцев густой комок помады и принялась размазывать его по губам на ощупь. Она чувствовала, как чужие невидимые пальцы оглаживают ее лицо. Невесомо, почти неощутимо.

— Ты станешь заметной, моя маленькая звездочка. Станешь по-настоящему видимой и незабываемой. Станешь яркой. Ведь ты достойна самого лучшего.

Васса кивала, продолжая наносить макияж. Ланс что-то хотел от нее, она это знала. Но какой бы ни была цена, она согласилась на сделку. Она устала быть незаметной, той, кого воспринимают как данность, как стул или стол. Она хотела быть той, кто приходит в мечтах или снится в кошмарах, и Ланс учил ее, наставлял, требуя только одного: быть твердой, быть честной — с последним ни у одного правдовидца не было проблем.

— Повтори за мной, моя дорогая: «Я самая опасная женщина в этом городе, никто не может меня остановить».

— Я…

Резкий стук заставил ее распахнуть глаза. Васса села на кровати. Подушка пропиталась влагой от мокрых волос, красивое домашнее платье помялось. Зеркало в костяной раме лежало на столе, рядом с открытой баночкой помады. Девушка аккуратно коснулась губ кончиками пальцев. На коже остался алый след.

— Не спишь?

На пороге возникла Доминика. В руке она держала бутылку вина, как трофей. Васса предвкушающе улыбнулась, поймав ее игривый взгляд.

— Я решила, нам стоит повторить тот легендарный мозговой штурм, — принцесса потрясла бутылкой вина и вошла в комнату с позволения своей гостьи. Васса прикрыла дверь.

— А где все? Ладвиг, Эдвин…

— Куно перенес Ладвига обратно в замок, а Эдвин… я не знаю, чем он занимает свое свободное время.

— Жалостью к себе, — пожала плечами Васса. Доминика посмотрела на нее удивленно, словно в нее только что плюнули. — Что? Я так долго старалась видеть в дорогих мне людях только хорошее, закрывать глаза на недостатки, но, знаешь, это совсем не вяжется с моим даром. Правдовидцы не должны обманывать себя. Я рада, что я поняла это хотя бы сейчас и смогла принять вещи такими, какие они есть.

— И что же ты поняла?

— Что я все время хотела быть похожей на тебя. Чтобы со мной считались, видели во мне личность, а не человека, которого можно водить за нос. Я долго думала, как тебе это удается, и поняла, что дело в тебе. Ты всегда говорила то, что хочешь, озвучивала свои желания, не молчала…

— Тебе кажется, — поджала губы Доминика, откупоривая вино.

— Ты хотела править — у тебя получилось. Ты хотела делать это самостоятельно, делать чужие жизни лучше — и ты смогла, — щеки Вассы раскраснелись, в глазах загорелся алчный блеск. — Я хочу даже меньшего. Просто чтобы со мной считались.

— А кто этого не делает?

Васса схватила ее запястье и крепко сжала. По предплечью побежали толпы мурашек, челюсть свело, как будто Доминику как следует схватили за горло.

— Давай честно, сколько раз ты вспоминала обо мне и нашей дружбе, пока была здесь? Сколько раз Куно заговаривал обо мне? Может, Эдвин поминал меня добрым словом?

К горлу подкатили слова, как тошнота. Доминика впилась взглядом в лицо Вассы, пытаясь совладать с вихрем фактов, смешанных с объяснениями и оправданиями.

— Было такое. Пару раз, — выдавила она. Васса едко усмехнулась и отпустила ее.

— Всегда обожала то, как ты умудрялась выкручиваться, — помотала головой девушка. — Но я не злюсь на тебя, принцесса. Я рада, что ты наконец увидела меня.

— Васса, мне жаль, — только и смогла произнести Доминика. Девушка резко взмахнула рукой.

— Не надо меня жалеть. Со мной все в порядке. Лучше, чем когда-либо. И я здесь, чтобы помочь тебе сделать самый лучший праздник.

Она осторожно обогнула ее и достала из сундучка два звонких бокала. Доминика вскинула бровь.

— Это походные бокалы. Я слышала, у каждой леди есть такие, — пожала плечами Васса. Следом за бокалами появился рулон пергамента. Васса расстелила его на столе и прижала бокалами, как пресс-папье. В стекло потекло густое тягучее вино, комната наполнилась терпким ароматом перебродивших фруктов. Васса взяла карандаш и начала рисовать круги на бумаге.

«Ну, рассказывай, что у нас в планах», — на ее лице сияла улыбка. Светлая, как раньше.

Свечи догорели, вино было выпито до капли. За окном пушисто сыпал снег, тяжелые хлопья оседали на земле. Служанки-чародейки вереницей безмолвных теней покинули особняк. Васса смотрела на цепочку их следов, отпечатавшуюся на свежем снеге, и усмехалась про себя. Каждая из этих девушек была наделена особым даром, но именно на Вассу и Доминику, самых что ни на есть обычных людей, они смотрели с обожанием и трепетом, как смотрят на вступивших в пору женственности старших сестер. Доминика уже вернулась в свою комнату, а Васса вытянулась на кровати, с глуповатой улыбкой глядя в потолок.

Она немного поворочалась, глядя на блеклые очертания своих вещей в темноте. В какой-то момент все в ее жизни стало таким настоящим и материальным, все подтверждало, что она есть. И все же ей было мало. Ей хотелось чего-то настоящего, подтверждающего ее место в этом мире. Например, подарок возлюбленного. Но у нее были только роскошные платья, которые могла позволить себе любая женщина, желающая выдать себя за даму благородных кровей.

В темноте мелькнула вспышка, с тихим шелестом надорвался воздух. Васса резко села, поджимая ноги под себя. Подслеповато огляделась, выхватывая копошащийся в темноте силуэт. Забрезжило сияние магического светильника. Мягкое свечение выхватило острые черты, светлые волосы, тонкие руки, протянутые к Вассе.

— Только не кричи, я тебя прошу, — проговорил Куно. Одним прыжком он оказался на кровати, рядом с ней. Васса и не думала кричать, но теперь всем своим видом старалась показать, что именно это и сделает. Тягучая тоска сменилась закипавшей на медленном огне злостью.

— Зачем явился?

— Поговорить, — бледные руки сжали покрывало рядом с ней. Если она захочет выставить Куно за дверь, то придется попрощаться и с постельным бельем. — Мне жаль, Васса. Правда, я… Я себя не контролировал. Я не хотел причинять тебе боль, но еще больше я не хотел подвергать тебя опасности, я…

— «Я», «я», «я», — махнула рукой девушка и завалилась на другой бок. — Ты всегда думаешь только о себе.

Она картинно зевнула, но все ее тело напряглось. Она внимательно прислушивалась к каждому его движению. Куно осторожно подобрался ближе. Лег совсем рядом с ней, так что дыхание щекотало затылок. В груди Вассы разлилось приятное теплое чувство, как было, когда они засыпали в объятиях друг друга. И снова вспыхнула злость.

— Теперь все будет по-другому, — прошептал Куно куда-то в недра одеял и подушек. Вместо ответа он услышал только прерывистый вздох. — Дай мне еще один шанс, мне очень жаль, я…

— Докажи, — скомандовала Васса. Он не видел, как по ее губам расползлась едкая улыбка.

— Что угодно, — тряхнул головой чародей.

— Откажись от силы, которую получил от Ланса, — сказала она и чуть торопливо добавила. — Это из-за нее все пошло наперекосяк.

— Но я научился с ней справляться, я приручил ее.

— Значит, второй шанс тебе не нужен, — повела плечами девушка. Рука Куно легла поверх ее плеча, осторожно, словно исследуя на ощупь причудливый узор вышивки.

— Ладно, — хмыкнул Куно. — Но мне нужно время, чтобы вызнать его настоящее имя.

— В этом я могу помочь, — сказала Васса и повернула голову, позволяя Куно сорвать с полных губ поцелуй.

***

Кайрис вызвался добровольцем, как и добрая половина его людей, чтобы помогать камнеломам в прокладывании тоннелей. Тело ныло, напряжение до боли выкручивало мышцы, а при виде открытого пламени, пляшущего на углях, капитан чувствовал, как во рту пересыхает, и все его существо тянется к этой болезненной силе. Он, как мог, старался себя сдерживать. Огонь был жесток, и его хватка на тех, кого он коснулся, была крепка, но он не был непобедим. Кайрис старался впитать в себя все, что говорил Куно, учился правильно дышать, слышать пульсацию магии, черпать ее. Но стоило поблизости оказаться зажженной лампе, Кайрис точно пьянел.

По прошествии нескольких недель стало легче. Учеба стала давать плоды. К тому же он так уматывался за день, что старался не перенапрягать себя даже простым колдовством. Работа на шахтах была для него чем-то новеньким. Это вам не огонь глотать и изрыгать из себя шаровые молнии. Вместе с камнеломами они находили тонкие места и подтачивали их также, как это делала бы горная река. Они аккуратно вели поток воды, песка и мелких камешков через породу, направляя ее магическим напевом, и постепенно скала истончалась, пропуская их все дальше вперед. С той стороны доносился звон инструментов — жители Бернберга расширяли проход своими силами. Если бы кто сказал когда-то раньше Кайрису, что простые люди будут махать кирками, чтобы быстрее побрататься с ними, а не чтобы замуровать заживо, он бы, наверное, посмеялся.

Напев, шорох, шелест стачиваемового камня. Звуки эхом разносились по скале, отскакивали звонким эхом от нервов Кайриса. Как древняя, вековая песнь, дремавшая долгие столетия, заключенная в неподвижном камне. Кайрис вторил ей стройным ритмом ударов сердца, хриплым дыханием. По шее и спине текли струи пота, под каменными сводами вился клубами пар. Мужчины стягивали с себя рубашки, обнажая шрамы ожогов, плату за самые мощные чары. Кайрис ни с кем из них не обсуждал жажду, которая пробуждалась в нем при виде открытого огня, но в каждой паре глаз он видел такой знакомый голод. Они, как могли, пытались поддерживать друг друга этим всепонимающим молчанием. Плечом к плечу, как раньше, но как никогда живые, они вгрызались в камень, прорубали в нем путь навстречу новой жизни.

С той стороны все отчетливее доносились звуки. К звону металла о камень прибавились голоса. Бернбергцы кричали, свистели, подбадривали их с той стороны, и сами крепче налегали на орудия. В какой-то момент они нашли один общий ритм и быстрыми шагами продвигались навстречу друг другу. Скала стонала и дрожала, но поддавалась, пропуская их дальше. Чародеи пробирались вперед, дальше и дальше.

В ту ночь, когда вековая порода истончилась до толщины паутины, воздух стал вязким от запахов пота, мускуса, усталости. мужчины не ели и не пили уже несколько часов, они довели себя до изнеможения, но не могли остановиться, чувствуя, что скоро откроется проход. Вот, откололся тонкий пласт камня и разбился у их ног, как глиняный черепок. В открывшееся отверстие полился свет факелов и фонарей. Кайрис, уставший, изможденный, отшатнулся и закрыл глаза. Словно дикарь, впервые увидавший огонь.