Сказки Бурого Медведя

— Так вспомни себя опять Бельчонком, и вернёшься, — подсказала Баба Яга.

Вспомнил Бельчонок себя, посмотрел вниз и увидел свои руки. Поднялся:

— Здорово! Это я теперь любым зверем стать могу?

— Можешь, и в любое время. Только постарайся освоиться в каких-нибудь нескольких, а не во всех сразу. Волк хорошо дерётся, но и учится этому с первых дней жизни, а ты вон сколько времени потерял. Так что ближайший месяц почаще в волчьей шкуре бегай, прыгай, играй. Потом других зверушек попробуй, помельче. Горностая, например, или соболька.

Увлёкся своими новыми способностями Бельчонок. Собольком по траве скользил, волком рыскал, раз даже с настоящим волком столкнулся. Тот остановился, принюхался, потом фыркнул и ушёл. Часто он не расставался с волчьей шкурой по нескольку дней и ночей, привык к ней, с запахами и звуками новыми освоился. Играл с волками, что к бабке приходили. Разную мелкую живность на пропитание ловил, что здорово ему волчьей ловкости прибавляло. Так ещё два года минуло.

Новый князь Горобой с небольшой дружиной отправился к Дубу, где назначил встречу старейшинам Старого и Лесного. Много вопросов накопилось за это время, которые решить надобно. Много противоречий возникло, что и не сразу решишь. Собрались все в священном месте, и стал им Горобой говорить, что раз он князь, то и все роды должны ему подчиняться, и в Старом, и в Лесном.

— Город наш растёт не по дням, а по часам! Стены строили, чтобы на много лет за ними селиться хватило, но не вмещают они уже людей, и расползается городской подол во все стороны! Со всего мира люди к нам едут! И всем у нас хорошо! Вот и вам пора к себе людей пустить, хватит старым обычаем жить, новое перенимать надо! Я как ваш князь прослежу, чтобы всё по чести сталось да все довольны были.

— Не выбирали мы тебя князем, Горобой, и в Речном тебя не наши выбирали, потому власти твоей над нами нет! — встал Родовид. — Вы там землю сгубили вовсе, озёра загадили! Нешто не понятно, что после этого только привозное есть будете? Теперь хотите и до нашей земли добраться? Не дадим! Вы законы Предков предали, потому люди, корня нашего там в кабале живут. Скажи, сколько наших старейшин осталось в совете города?

— Прядота один многих стоит, — ответил Горобой.

— У Прядоты тесть-степняк, потому Прядота в совете и угоден, — загалдели старейшины. — Через Прядоту в город зло вошло. Жаден больно Прядота, чести в нём чуть, а совести вообще не стало! Отошёл Прядота от наших порядков, значит не наш он.

— А вы нам не указ, кого в совет выбирать! — грохнул кулаком по столу Горобой.

— А и ты нам не указ, как землёй распорядиться! — встал воевода Лесных Бравута. — Вы родной уклад порушили ради тряпок заморских да злата, а теперь почитай все наши там в закупах да в работниках у приезжих. И нам ты такую долю готовишь?

— Нет, тут мы по-другому дело поведём. Тут сами быстро землю скупим…

Вскочили при этих словах старейшины:

— Ты думай, что говоришь! Или из ума выжил вовсе? С чего это нам свою землю выкупать у кого-то? Может, ещё и самих себя выкупить? Так ты сначала взять нас попробуй!

— Да не поняли вы! — попытался успокоить их Горобой, но ничего у него не вышло.

— Уходи, Горобой, с земли нашей и больше не суйся в наши дела.

— В Речном, с дурных голов, можете что угодно городить, а к нам больше не лезьте — ни ты, ни хозяева твои инородные.

— Не хозяева они мне!

— А это ты очень скоро увидишь! — сказал последнее слово Родовид.

Все поднялись и отправились восвояси. С этого дня путь купцам с Речного был закрыт даже в Старое. Горобой домой вернулся злой, собаку любимую, под ноги подвернувшуюся, пнул, слуге в зубы дал, чтоб расторопнее был.

— Лиходол! — крикнул сына.

— Здесь я, отец, — вышел встретить отца княжич.

— К свадьбе всё готово, чего тянуть? Завтра сговариваться едем!

Лиходол голову повесил. Не любил он суженую свою Домоклу. Тоща, чернява, глаза так и бегают, визглива, сварлива, да ещё и зубы как у лошади вперёд торчат. Одно достоинство — приданое за ней богатое да тесть, за которым как за каменной стеной жить можно. Но ничего, будет он князем, будет богат, так многое поменяется.

— Как скажешь, отец!

Свадьбу назначили через две седмицы. Карилис готов был и раньше дочку сплавить, да надо положенные тут действа произвести, хоть видимость показать.

Надо сказать, что свадьба пришлась как раз под большую летнюю ярмарку, на которую стало собираться множество народа со всех стран. Приезжали купцы — из степи, из греческой земли, с северного княжества. В город въезжали повозки, подходили корабли и ладьи. Даже из греческой земли посол к князю приехал, да с немалой охраной, будто его кто воевать тут станет. Суета, толкотня, шум, гам! А тут и сама свадьба неразберихи добавила, но всё равно Лиходол доволен был. Опять тесть его правильно подгадал, ибо множество купцов и торговцев с подарками пришли, значительно пополнив его богатство!

На третий день после свадьбы Карилис вызвал Лиходола к себе, и поинтересовавшись, как ему семейная жизнь и доволен ли своей юной женой, да едва выслушав, повёл деловой разговор:

— Стар стал твой батюшка, ты не находишь?

— Да что вы, уважаемый тестюшка, говорите? Он, по-моему, в самом расцвете сил!

— Силы-то может в нём и расцветают, да понимание у него старое. Всё по старинным законам править пытается. Всё на своих и чужих горожан делит. Хоть и есть небольшие подвижки в нём, да для быстрейшего развития города этого мало. Быстрее надо всё по-новому преобразовать! И тут — только ты сможешь это сделать!

— Да как же я это сделаю?

— Тебе надо как можно быстрее стать князем!

— Так батюшка разве не справляется?

— Нет. Слаб духом твой батюшка! Обиды терпит.

— От кого ж обиды были?

— Да вот указали ему на дверь в Старом и Лесном, а он хвост поджав и ушёл. А ведь это его народа земли, значит, ему принадлежат! А будешь ты князем, так и тебе. Почему он их не наказал?

— Они вольные люди…

— Какие такие вольные?! — не дав договорить, закричал Карилис. — Что это за князь, которому какие-то простолюдины на дверь указывают?! Да любой мелкий барон в просвещённых странах за такое своих людей на кол пересажал бы! А тут — вольные!

— Нет у нас силы биться с ними. Два больших рода против одного, да и то за последнее время ослабленного. Дружина мала — нам не выстоять.

— А разве нет в городе других людей и нет возможности пригласить сюда другие войска? Нанять степняков, позвать моих соплеменников-греков, да ваша дружина и ополчение? Да мы в десять раз большее войско соберём!

— Да как-то против своих совестно войной идти.

— За кого я отдал свою любимую дочку? За труса! Бедная Домокла, как ей жить с таким мужем? Кем с таким отцом будут мои внуки? Трусами, ни на что серьёзное не способными! И за что мне всё это на старости лет? Чему я тебя учил столько времени? И вот теперь, когда надо действовать, спасая от старой плесени свой народ, он колеблется и жмётся как слезливая девка!

— Так что же мне делать? — в отчаянии взмолился Лиходол.

— Княжеский стол брать и войско собирать, неслухов наказывать!

— Так как же я стол возьму, коли батюшка жив ещё? Силой тут ничего не сделаешь, не поддержит меня ни дружина, ни народ.

— Э-э, силой… Вот сразу и видно, что глуп ты, зятёк, да прост, как настоящий варвар. Кто после смерти батюшки твоего князем будет? Ты. Причём законным! Вот и надо всего лишь ускорить его смерть!

— Отца убить?! — округлил глаза Лиходол. — Да отцеубийцу у нас никогда князем не примут, и позор на голову мою и всех потомков моих до седьмого колена падёт!

— А если умрёт он от внезапной болезни? И ты как сын его скорбеть будешь и похоронишь отца с честью и пышностью? Кто ж на тебя подумает?

— Отрава тут может и подойдёт, но не прост люд у нас, вмиг раскусит в чём дело, да и Ворон многое насквозь видит и людям обязательно расскажет. Может какой другой способ есть?

— Давно слышал я про этого вашего ворона, да не верится мне, что способен он хоть на что-то. Обычная жирная птица, которая от пережора даже взлететь не может.

— Зря вы так, он ни разу не ошибся в своих предсказаниях и оценках будущего! А жрецы и лесные с ним как мы с вами разговаривают. Я сам это видел!

— Если всё это, как ты и говоришь, то оно уже конечно интересно, да только какая разница, узнает об этом кто-то или нет? Прямых доказательств нет, а ворона можно и охаять, будто старым стал да из ума выжил. Ты же как князь можешь любому голову срубить за клевету да наветы. Опять же, собрав войско да покорив Старое и Лесное, ты станешь никому не подсуден. Уничтожь местных дикарей, и некому будет оспорить твою власть над этими землями. Только ты и твои прямые потомки будут их законными потомственными хозяевами, а все пришлые не будут иметь на них никакого права.

— А не объединятся ли против меня иноземцы?

— Не объединятся. Слишком сильна в них кровная привязанность и подозрительность к чужакам. Это сейчас они объединились, чтобы местных задавить, а как только местные будут уничтожены и обращены в безправных рабов, иноземцы начнут грызться друг с другом. Твоё дело встать над ними. Пусть они приходят к тебе на суд, тогда ты сможешь засудить того, кто может подняться на тебя. Постоянно ссоря их друг с другом, ты будешь держать их в узде.

— Хитро, — усмехнулся Лиходол.

— Но сейчас от тебя надо только одно — стать князем.

— Хорошо, я сделаю то, о чём ты говоришь, только где мне взять зелье, которое сделает меня князем?

— Вот оно, — достал Карилис маленькую позолоченную скляночку. — Капнешь в кубок, да налив в него напиток, поднесёшь отцу. И всё.

— А можно, чтобы кто-то ещё это сделал? — не решаясь взять страшный сосуд, промямлил Лиходол.

— Если хочешь всё в тайне оставить, то сам делай. Любые помощники могут дело испортить или проболтаться.

— Я понял, — понурил голову Лиходол, пряча склянку в кошель. — Сделаю.

Уйдя от тестя, Лиходол послал слугу с наказом передать отцу, что есть серьёзный разговор, и просил, чтобы он вечером пожаловал к нему в хоромы на ужин.

Встречен князь был, как и положено, в светлице, усажен за накрытый стол, и Лиходол вышел, чтобы самолично принести отцу заморского вина. Налил себе, отцу, и откупорив склянку с зельем, поднёс её к отцовому кубку, но так и не смог вылить содержимое. Перед ним как морок побежали картины. Вот отец подбрасывает его высоко, аж к самому солнцу, а маленький Лиходол как птица машет руками и ничего не боится, ибо знает, что ловкий отец поймает его хоть и у самой земли! Вот на коня его сажает, вот бою учит! Вот дарит боевой меч! Вот в походе ловит щитом стрелу, что едва не вонзилась сыну в не защищённый железом глаз… Опустилась рука Лиходола. Закрыл он зелье и опять убрал в кошель. Нет, ничего он отцу не скажет и не сделает. Взял он поднос с кубками, но в этот момент вошла Домокла.

— Я поднесу князю угощение, — сказала, беря поднос из рук мужа. — Так почётнее будет.

Её чёрные глаза сверлили Лиходола, пронзая насквозь. Укоряя, обвиняя за слабость, за малодушие, и он понял, что она знала всё и спустилась только для того, чтобы проконтролировать выполнение воли её отца. Нет, дурой она не была, а коварство её было под стать Карилисову. Такая жена не даст пропасть, даже если тестюшка вдруг покинет этот мир, а в силу того, что он ей нужен, чтобы через него прибрать власть над этими землями, и не блеща настоящей женской красотой, будет верна ему до конца своих дней… или пока дети не вырастут. Лиходол в первый раз взглянул на жену с интересом. Она всё так же стояла, держа поднос с кубками, и буравила его глазами. Под этим взглядом он не смог удержаться, достал склянку, открыл и вылил её содержимое в отцов кубок. Домокла даже не глянула на это, смотря только мужу в глаза, а когда он спрятал склянку, наклонила голову в лёгком поклоне: