Агами

Глава 23. Ресургенты

Денис Александрович слушал экстренные доклады и ничего не хотел понимать. Именно так, понимал, но не хотел понимать. Дежурные группы спецназа пенитенциарного управления выдвинулись на объект «Нарьян-Мар» вчера в 16.45. Связь с ними потеряна на подлёте к колонии. Оба вертолёта, как показали данные спутниковой съёмки, потерпели катастрофу практически одновременно. Не успели даже отстреляться по зданию дежурной части колонии, где наверняка засели организаторы.

От этой мысли Денис Александрович поморщился недовольно — и от того, что катастрофа, и от того, что результатов съёмки пришлось ждать долго, почти до полуночи. Собственных возможностей подобного рода не имелось, а партнеры по Конвенции рассматривали массовые беспорядки в некой архаичной колонии аборигенов, упрямо живущих в нелепо созданном укладе, по остаточному принципу. Это было слишком очевидно, чтобы не понимать, — аборигены, архаика, лубок, брать в руки можно лишь в исследовательских целях, ради изучения вымирающей колонии вируса. Вымирающей в результате выработки организмом-носителем иммунитета. Хотите есть себе подобных, сапиенсы, — ешьте, сказали им, но только своих и без возможности неограниченного воспроизводства кормовой базы. Вашего влияния будет хватать ровно на то, чтобы удержать в узде сервильных, но пассионарных мы будем принимать за забором.

Так эти Джоны Смиты и рассматривали недовольных — как resurgents, возрождающихся. Не скрывали иронии на регулярных кураторских встречах, к которым Денис Александрович готовился, как раньше к «коврам» у генералов, заучивал статистические справки, обдумывал контрдоводы по тонким местам и аккуратные подводки к тому, что могло быть одобрено. Не работало: кураторы совсем не были похожи на тех степенных генералов. Те, старые начальники, не договаривавшие значимого и значимости же исполненные, жили ради пика своей карьеры, а значит и жизни, которой без погон не помышляли. Новые же кураторы говорили жёстко и прямо, в оценках не стеснялись, контрдоводы и подводки выслушивали скучая. Имперские офицеры, контролирующие туземцев. Не самых важных при том, тех, отношение которых ценить необходимости нет.

А ещё эти офицеры молодели и становились ниже званиями. Снижение ранга куратора — маркер утраты значимости колониального руководства, это Денис Александрович не мог не осознавать. Оттого готовился к каждому разговору всё более тщательно, пытался искать и создавать событийность, наполненность, но события и наполнение становились всё мельче. Не о том же докладывать, что вчера был избит хулиганами в парке?

Не о том, конечно. Но массовые беспорядки, грозящие развалом, окончательным уничтожением системы, пусть пока в одной колонии, с катастрофой двух тяжёлых вертолётов и гибелью бойцов спецназа — в этом Денис Александрович был уверен — событие. Не могло быть сомнений в том, что здесь и сейчас помощь будет оказана. Но снова прозвучало это слово — ресургенты, было объявлено о принятии информации к сведению, рекомендовано ожидать данных спутниковой съёмки и самостоятельно стараться локализовать и купировать беспорядки.

А потом упал второй вертолёт — у другой зоны, с которой тоже была потеряна связь. И общее количество потерь сотрудников спецназа пенитенциарного управления приблизилось к сотне. Лишь потом пришли спутниковые данные, от которых ясности не прибавилось, напротив, стало очевидно, что ситуация критическая, произошёл системный сбой в работе лазерных установок распознавания и уничтожения «объектов, не имеющих допуска или ограниченных в допуске к перемещению в кластере „Печора“».

Ночью работали — если судорожные совещания, где все прятали глаза и ждали команды, можно назвать работой. Да, такие уверенные и страшные, когда нужно забирать людей под утро из кроватей, обыскивать дома и допрашивать арестованных до кровавой слезы, сейчас молчали. Умные и обученные, уверенные в сакральной значимости своей закрытой общности, хотели услышать такие распоряжения, чтобы после них, когда все разойдутся по кабинетам, сразу заработало что-то важное, о чём знают только самые главные, самые посвящённые.

Но придумать такие распоряжения главные и посвящённые не могли. Масштаб — вот что не давало поверить в реальность происходящего. Постепенно перестали выходить на связь почти все колонии кластера «Печора». Нарастало ощущение тотальной катастрофы.

Что могли и умели органы государственной безопасности в их первозданном виде, в задумке и в легендах лучших лет KGB? Да всё что угодно, кроме общевойсковых операций стратегического характера! Локальную войну, с блокированием множества анклавов и подавлением всякого в них сопротивления, тогда, при KGB, могли и своими силами осилить, да и позже вполне могли подтянуть ментов или гвардейцев каких-нибудь, заточенных на такие — карательные — операции.

Сейчас никого не было, ни той полиции — вместо них полиция другая, ни тех гвардейцев — вместо них другая национальная гвардия. Повлиять на них никак нельзя, не курирует их УПБ. Все силовые подразделения, уполномоченные взаимодействовать с коренным интегрируемым населением, сосредоточены в двух управлениях — пенитенциарном и президентской безопасности. И вот они нужны все. Набралось 5 тысяч 450 человек, с учётом всех, кто едва помнит, как стрелять из пистолета. Таких «условно пригодных» оказалось больше половины. Ночь прошла в мобилизации и инструктаже личного состава.

Конечно, спрашивали на совещаниях самые смелые про личный состав подкластеров, многочисленный и достаточный для, казалось бы, любых беспорядков. Ответ лежал на поверхности, очевидный, но радикальный настолько, что произнести этого вслух не смог никто: спланированное и массовое восстание, в первые часы которого нейтрализован весь личный состав администраций колоний. Весь. Все те, кто столько лет обеспечивал содержание, питание, перемещение огромных масс бессловесных людей, оказались не готовы к тому, что люди в один момент перестали быть рабами. Не все, наверняка большинство сидит по баракам и ждёт прилёта больших вертолётов с вооружёнными людьми, готовится к наказаниям и к тому, чтобы влачить свою никчёмность дальше. Но хватило, по всей видимости, тех, кто вышел из бараков. Те, что остались, присоединятся позже. Они всегда присоединяются к тем, кто победил. И никогда победитель не отнимает у них бараков.

Пришлось обратиться к куратору. Наудачу попросился к главному, тому самому Джону Смиту, первому, с кем виделся всё реже и реже. Но сейчас причина для беседы была веской, кураторы уже всё знали, и разговор потому состоялся без проволочек.

Джон Смит не изменился внешне, такой же худощавый и седой. Говорил по-другому, конечно — жёстче, более властно, появилась лёгкая, но нескрываемая насмешливость. Сначала выслушал. Внимательно — голографический экран хорошо передавал задумчивость и неудовлетворённость. Джону Смиту не нравилось то, что он слышал, но ещё больше не нравился тот, кто говорил, и сам факт того, что говорящий, пытаясь подыскать нужные слова, всё время скатывался в неуместное. Не мог нащупать, что же от него хотят услышать. Задумался, замолчал.

И тогда заговорил Джон Смит. Впервые так заговорил за годы общения.

— Полный контроль над населением территорий кластеров. Содействие в создании условий для интеграции. Вот что вы нам обещали, Денис. Мы создали вам все условия. Мы создали уникальную школу для кадетов вашей службы, — Джон сначала говорил короткими рублеными фразами, но потом стал выстраивать сложные, грамотные предложения. — Однако сдаётся мне, ваши задачи изначально были несколько иными. Вы по инерции пытались выявлять и искоренять тех, кто представляет угрозу мифической государственной безопасности. За годы службы в этой системе в России вы свыклись с тем, что ваше представление о национальных интересах извращено собственными потребностями. Так жили вы — чекисты, и ни приход к абсолютной власти, ни полный контроль над природными ресурсами страны и её бюджетом в течение четверти века, окончившиеся крахом, не привели вас к логичной и естественной мысли — вы и есть главная угроза государственной безопасности. Получив от нас полномочия, вы даже не заметили, что государства, безопасность которого вы защищаете, уже нет. Вы по привычке продолжали плодить бюрократические сущности и доказывать свою необходимость. Вы сам — бесполезная сущность, тролль без пещеры, который в пещере опасен для остальных обитателей, а вне её бессмыслен, ибо смысл вашей жизни — паразитизм на себе подобных, не способных убить вас или убежать из пещеры.

Денис Александрович молчал. Прерывать не стоило, он хотел понять, что стоит за этими словами. Будет помощь или нет. Дадут гвардию или нет. Помогут с доставкой личного состава к месту массовых беспорядков. Или…

— Что случилось, Джон? — всё же решил аккуратно заполнить паузу Денис Александрович.

Джон смотрел на него прямо, губы сжаты, брови сведены, у основания левой — вертикальная ниточка морщины. Потом сделал несколько глубоких вдохов и начал, снова перейдя на короткие фразы и обращаясь на «ты»:

— Сегодня в Берлине была убита Лидия Фельдман. Твоя сотрудница. Специалист по особым поручениям.

— Как?! — срываясь на крик, вскочил Денис Александрович.

И сел обратно в кресло, собрав всю волю.

— Как? — переспросил он уже обычным тоном.

— В парке. Она направлялась на встречу к Софии Керн. Для выполнения того самого особого поручения. На встречу, тщательно организованную и залегендированную вашим агентом Марией Кремер. С помощью агента ЦРУ Анны Томпсон, которую тебе выделили по твоей личной просьбе с твоими личными гарантиями её безопасности. Твоими! А как ты её использовал? Как приманку. Как гарантию безопасности встречи для Керн. Как объект отвлечения от фактического замысла. Как фантик, американскую обёртку для своего дерьма. Скажи, зачем тебе эта Керн? Что ты её преследуешь столько лет? Что тебе дало бы её убийство, кроме удовлетворения амбиций — твой многолетний оппонент ликвидирован? Какие у тебя вообще могут быть оперативные интересы в среде русской эмиграции в Берлине?!

— Что с Анной и Марией?

— Живы. И Керн жива. А спроси, кто сорвал твою операцию?

— Кто?

— Виктория Фельдман. Ты хоть знаешь, где она сейчас? Как она там оказалась? Ты перестал чувствовать ситуацию, Денис. Ты стал слабым. Тебя может избить хулиган в парке.

Денис Александрович начал чувствовать злость, она нарастала и забирала в себя страх, осмотрительность, вросшую в подвздошье предупредительность к куратору, который может сделать с ним всё, как делал и сам Денис Александрович, не раз делал. К чертям всё.

— А что же ты, Джон, а что же вы все, гуманисты хреновы, молчали столько лет, пока мы своими руками страну в кластеры загоняли, людей из домов вышвыривали и этапами по стране таскали?! — зашипел он. — Кто ты сам-то? Ты тут кого разыгрываешь, белого плантатора? А я надсмотрщик над чёрными рабами? Воспитываешь? Да за всё, что вы мне дали, я расплатился! А на твоих руках крови не меньше, чем на моих. Мы одинаковые. Оба мы тролли. Обоих люди боятся.