Агами

Глава 5. Братья

Шедший впереди Спира на подходе к очередному оврагу с журчащим внизу ручьём резко остановился и поднял левую руку. Опасность. В лесу всё было как прежде. Жужжали надоедливые слепни. Трещали кузнечики, перекликались птицы. Неподалёку стучал дятел. Иногда с сосен мелко осыпалась кора: это пробегали белки. Летний лес — шумный. Но шумит он ровно, и, когда привыкаешь к нему, каждый новый звук слышен особенно. Если он долгий, как гудение роя пчёл на лугу, усыпанном мелким северным разноцветьем, то его перестаёшь слушать — это не опасность. Если резкий, как хруст сломанной ветки — надо остановиться. Подождать. Переход важный. Последний. Ветки здесь ни с того ни с сего не ломаются.

Но сейчас ничего такого Дима-Чума не услышал. Не услышал и Трофим, он шёл последним, в десятке шагов за Димой, и сделал ещё пару — не сразу увидел поднятую руку Спиры. Тоже стал уставать, теряет зоркость, подумал Дима. Но Трофим не устал и руку видел. Это Дима понял, когда тот бесшумно подошел к нему. Трофим стал другим, лёгким и быстрым. Страшным. Готовым убивать и умирать.

— Тихо, — шепнул он, — беда. Не успели мы.

Дима-Чума, бывалый южнорусский крадун, почувствовал, как в его правую руку легла пластиковая рукоятка пистолета. Справно легла, ладно, так карманники опытные могут взять или положить человеку в карман всё, что нужно, будто само собой это случается, и не задумаешься.

— Держи, — почти неслышно сказал Трофим прямо в ухо Димы. — Глок, бесшумный, электромагнитный, обращаться умеешь. Восемь выстрелов у тебя. Семь используй, один себе оставь. Лучше не попадай к ним.

— Ты чего, братан, — горячо зашептал Дима, повернув голову, — нам осталось полдня, давай добавим ходу.

— Не суетись. Попробуем пройти. Но сначала здесь повоюем.

Взгляда со Спиры Трофим не сводил. Тот медленно разогнул пять пальцев на поднятой руке. Потом пятый согнул обратно.

— Малой группой взять хотят. Это хорошо, — выдохнул Трофим.

И начал командовать.

Дима-Чума не сообразил, как так вышло, но подчинился этому человеку сразу: скинул рюкзак и стал обустраиваться метрах в десяти, в ложбинке у поросшего низовым лесом русла высохшей лесной речки, вдоль которого шли весь день. Место оказалось идеальное для маскировки: куст можжевельника скрыл Диму целиком, а видно изнутри было хорошо.

— Я рюкзаки кину кучей на полянке, под твой обзор. Выведу бойцов сюда. Кто-то за мной пойдёт, кто-то останется рюкзаки смотреть. Обязательно останется. Тебя здесь никто увидеть не ждёт, подумают, что разбежались мы. Кто останется тут — твой. Стреляй, когда остановятся. Не торопись. Не попадёшь с семи раз — беги в овраг и по ручью. Шансов нет, но попробуй. Догонят — стреляй себе в висок.

— Не учи, — ответил Дима, — сделаю. Только приведи.

Он умел стрелять. В человека, правда, не пробовал до того, но сейчас об этом не думалось. Очень хотелось жить, и очень быстро стало идти время. А когда так, нет разницы, в мишень стрелять в тире или в человека в лесу.

Спира подошёл к ним. Снял рюкзак и опустился на землю, ноги его не держали.

— Ты чего колбой затряс? — зашептал из куста Дима. — Воевать будем, пацаны подъехали, мочить нас хотят.

Весело шептал, зло, но весело. И колбой не тряс, не боялся. Удивился, что Спира так сломался. А он нужен был сейчас.

— Брат, — прохрипел Спира и добавил: — Убили брата.

— Плохо, — сказал Трофим, — поднимайся. Работать будем.

Раскидал рюкзаки, как говорил, аккурат перед Диминой лёжкой — промахнуться будет сложно.

— Стой, — проговорил Дима, ему вдруг пришла в голову мысль. — Сам с чем пойдёшь?

— С головой, — усмехнулся Трофим.

— Держи, — протянул ему Дима заточку.

Трофим взял. Кивнул, поблагодарив. Через полминуты оба они со Спирой исчезли.

Дима-Чума лежал на холодной земле в можжевеловом кусте и думал. Брат Спиры, Иван — серьёзная потеря. Он их должен был встречать здесь, в им двоим известном месте, и провести в Агами. Им надо было туда. Больше никуда не надо, нет больше мест, где их встретят. И люди те, что только и нужны сейчас, — там. Прийти в Агами можно и без Ивана, но к тем людям без него не попасть. Тяжко это понимать, но это всё про потом. Выжить надо сначала — для того, что будет потом.

Снизу холодило, а спину стало припекать, дневное солнце палило даже сквозь пушистые ветки можжевельника. Лежать скоро стало неудобно. Дима попробовал устроиться поудобнее и внезапно увидел в своей руке пистолет, о котором забыл на время. Глок — лёгкий и удобный. Надёжная штука, стрелял из такого на воле. Из ещё старых, пороховых пистолетов глок он любил особенно, хотя ментам больше из отечественных стрелять приходилось. Из прежнего отечества, с которым сгинуло и прежнее оружие.

Подержав пистолет на ладони, Дима взвёл затвор. Медленно, чтобы не было щелчка. Почувствовал, как патрон вошёл в ствол. Положил оружие на землю перед собой. На предохранитель не ставил — каждая доля секунды может стать самой важной в жизни. Успокоил дыхание. И стал ждать.

Спира шёл ровно. Быстро шёл, не бежал. Бежали те, кто двигался навстречу. Чума остался в засаде. Трофим шёл справа, в двадцати шагах, они видели изредка друг друга в просветах между деревьями. Сохранять визуальный контакт до встречи с противником, так приказал Трофим. Это было частью его плана. Спира подчинился, очень естественно это произошло — Трофим стал главным. Да и ни времени не было спорить, ни смысла. Охотники за ними были в пяти минутах, а Трофим делал всё как надо, будто был опытным бойцом. Может, и был. Разные люди ходят в этих местах. Времена такие.

Встретившись с противником, Спира должен был выманить одного-двух за собой, пропетлять с ними по большому кругу и вывести на ту поляну, где остались рюкзаки. Под пистолет Димы-Чумы. Трофим должен был прийти со своими туда же по короткому пути и нейтрализовать их — ох и слова из него лезли, из парня этого! — до подхода Спиры. А дальше по обстоятельствам.

План был хорош и до того. Ваня ждал на своём берегу Удоръёля, нижнего из двух ручьёв, огибавших их родовое поселение с юга и севера. Овраг, неширокий, но глубоко вырезанный за много веков лесным ручьём, с крутыми склонами, поросшими колючими кустами, перейти мог не каждый зверь и не везде. Ваня встречал брата в правильном месте, у невысокого разлапистого дуба, приходил туда к полудню каждого дня после старого праздника Семик, ждал, пока солнце не склонялось к верхушкам деревьев, и уходил. Восемь дней ходил и сегодня дождался.

Знак Спира подал условленный: крикнул чирком, два раза, коротко. Ваня ответил. Спира подождал. Ваня показался под дубом. Так было надо. Спира тоже вышел из-за сосны. Ваня поднял правую руку и стал медленно загибать пальцы. В горле у Спиры встал ком. С братом были люди. Спира их не видел, но они были. Брат показывал, сколько их. Спира тоже поднял руку и стал разгибать пальцы вслед за братом, заходя обратно за дерево. Трофим должен был видеть.

— Младшой, беги, — прошептал он.

Иван разогнул пятый палец. И тут же резко развернулся и метнул левой рукой небольшой нож, неизвестно как оказавшийся в его ладони, куда-то в кусты за собой. Метнул и упал. До Спиры донесся отзвук выстрела — едва слышный треск, такой издают новые пистолеты, что без пороховых патронов. В зоне такое иногда можно услышать. Спира слышал.

— Четыре, — сказал он не понижая голоса и согнул один палец, — спасибо, братик.

Развернулся и побежал к мужикам. В глазах было мокро и мутно.

Он легко держал на трёх пальцах левой руки короткий лук из карагача. Такой вырастает невысоким, но древесина его плотная и вязкая. И пилить, и рубить, и колоть такое дерево тяжело, а дрова получаются дурные, к чёрной бане непригодные, пара поленьев давала столько угара, что выветрить не было возможности до самого утра, пока баня совсем не остынет. То ли дело берёза: дым ушёл — и лезь, грейся. Но из берёзы лука не сделаешь, ломкая. А карагач хорош, правда силы требует изрядной, не каждый такой лук натянет, особенно короткий. Но мужики в семье Спиры это умели с детства.

Правую ладонь грели три стрелы с тяжёлыми гранёными наконечниками — на тяжёлого зверя. Или на человека. Наконечники сделали умельцы на зоне, те же, что и заточку Чуме справили. Больше стрел не оставалось, все лёгкие ушли в пути, а тяжёлые Спира берёг для настоящего случая. Сильный охотник-лучник по две-три стрелы держит в руке. Из колчана их доставать долго, а зверь бегает быстро. Учиться так стрелять нужно долго, но уж если умеешь, три выстрела можно сделать на одном выдохе. Сегодня эти выстрелы будут последними. Потом лук нужно выбрасывать и драться чем придётся.

Они почти дошли до склона оврага, когда оттуда появились четыре фигуры в камуфляже. Почти одновременно. Не боятся, подумал Спира. Это хорошо. Остановились они с Трофимом вместе, только тот сразу лёг и исчез, а Спира пошёл вперед. Хрустнул веткой. Ещё раз. Фигуры остановились. Повернулись на шум. Спира мелькнул среди деревьев. И побежал вдоль Удоръёля, вверх по течению. За ним, отделившись от остальных, побежала одна фигура. Остальные двинулись туда, где их ждал Трофим.

Плохо, подумал Спира. Тяжело будет Трофиму. И за брата один — совсем мало, а три стрелы на него много. Надо быстро его сработать. Самому. И идти резать других. Спира знал, куда бежать. Места родные, знакомые. И что делать будет, знал.

Матео бежал за целью размеренно. Не впервые догонял по местной сельве арестантов. От него не уходил никто. Приехал он сюда с первыми потоками переселенцев, пятнадцать лет назад, из Мексики. Скверная история случилась. Он едва начал работать в полицейском участке Канкуна — в курортном местечке, многие туда мечтали попасть, а ему свезло, да, очень свезло, что в тех местах родился, оттого и работать попал ближе к дому, где мать-старушка доживала.

Дело казалось простым — помочь перевезти товар местным «Ла Эме», серьёзным людям, из порта до границы штата. Никто им не отказывал. Полицейские тоже. Матео сделал почти всё, оставалось отдать машину связному, но тут случилась облава, и пришлось бежать. Чудом сбежал, чудом попал на корабль с колонизаторами, придумал историю с пропавшими документами. И не расспрашивал никто особо. Первые переселенцы приехали сюда свободно — земли в избытке, людей мало. Это сейчас визы и лимиты. Оно и понятно, новые земли, новые деньги, быстро заполнилось свято место.

Матео деньги не волновали. Есть на выпивку, да и ладно. Он был ищейкой и нашёл себе работу по вкусу. Сначала конвоиром, а потом стал расти, благо всё, что нужно, у него имелось — сила, хитрость, равнодушие к «контингенту». Это важно — быть равнодушным. Жестокие опасны, от них все проблемы, они пытают не для чего-то, а потому что не могут иначе получить от человека то, что нужно. И останавливаться не умеют. Матео мог себя контролировать. Но главное — он видел человека. Знал, куда пойдёт по лесу арестант-беглец. Где остановится. Когда нужно подождать, чтобы заснул. Когда его взять тихо, уставшего и не ждущего беды. Это от предков, говорил он собутыльникам. Был майя и гордился этим.

С этим Иваном только ошибся. Допросил его хорошо, и на место встречи тот вышел. Но предупредил брата и убил ножом, который спрятал в рукаве, одного из коммандос, нигерийца Фрэнсиса. Тот был хорошим и сильным парнем. Но глупым: расслабился и ему не повезло. Бывает. Пришлось стрелять. Нож он из шеи товарища вынул. Клинок глубоко вошёл под чёрный кадык. Хороший бросок, и нож хороший — кованый, с берестяной наборной ручкой. Матео любил такие вещи, в них видна была душа. Взял себе.