Белая дорога

10

За последние дни Нюку как-то осунулся, посерел лицом, глаза ввалились. Сам он ни о чем не говорил, ни на что не жаловался. Днем, как все, пас оленей. А ночью долго ворочался на шкурах, стонал и покашливал.

— Заболел, что ли, Нюку? — как-то вечером спросил Гена.

— Простыл, однако, — вяло ответил тот, дотрагиваясь худыми руками до впалой груди. — Тут что-то покалывает.

— Поезжай-ка в поселок к врачу, пока не поздно.

— А олени? Кто за меня их пасти будет?

— Как кто? Я попасу. Поезжай, Нюку.

— Обожду маленько, — Нюку благодарно взглянул на Гену. «Добрый, как отец. Тот тоже всю жизнь заботился о людях. Отдавал последнее. Вот и сын теперь по его стопам идет», — думал он, проникаясь нежностью к сыну своего друга. Сам Нюку был отцом семерых детей. Жена в больнице санитаркой работает. «Кто их будет кормить, одевать, если не я?»

— Есть лекарство хоть какое-нибудь? — прервал его мысли Гена.

— Где-то были таблетки. Но что-то не помогают они, — поморщился Нюку, сдерживая приступ кашля. Лицо его от напряжения стало багровым.

— Нет, тебе надо ехать лечиться. Я скажу Кадару.

— Медвежьего жира или желчи бы. Но где их взять? Легче, наверное, золото найти, — тяжело вздохнул Нюку.

— Медвежий жир помогает, да? О желчи я знаю.

— При ожогах, когда отморозишь ногу или руку — очень хорошо помогает. Намажешь пару раз — как рукой снимет. Я сам испытал, — оживляясь, ответил Нюку.

— Интересно.

— При простуде тоже. Медвежий тяран пробовал?

— Нет. А что это такое?

— Из медвежьих внутренностей делается. Нарежут на мелкие куски почки, печень, добавят жир, потом перемешают и жарят в котелке. Поешь маленько, глядишь, усталости как не бывало. Наши предки тем и жили. Редко болели.

— Да-а, — Гена задумался. Он вспомнил про медвежью берлогу. Никому не сказал о том, что видел. Просто, рассказывая о волке, будто невзначай спросил, что за речка бежит с гор в Ултавку. «Это Медвежья речка», — ответил Нюку. «А почему она так называется? Медведей там много, что ли?» — «Давным-давно медведь тут сожрал одного охотника. С тех пор так речку и зовут…» — «Надо же!» — удивился Гена, представив себя на месте того охотника. «Теперь медведей здесь нет. Одно название только осталось», — успокоил его старик. «А медведь-то есть!» — про себя воскликнул Гена, но вслух ничего не сказал.

— Медведь — добрый зверь, — вдруг оживился Нюку. — Хочешь, расскажу одну легенду про медвежью доброту?

— Конечно, хочу.

Нюку покурил. Посидел, собираясь с мыслями…

— Было это давно. По здешним горам кочевал один род эвенов. Однажды женщина пошла в лес за дровами. Наступил вечер. А ее все нет. «Куда пропала моя жена? Когда подаст мне мяса? Я голодный», — забеспокоился муж. «Заблудилась, однако, наша сестра», — заволновались ее братья. Проходит ночь. Наступает утро. А женщины все нет и нет. Пошли искать. Все обшарили вокруг, но тщетно. Даже следов не видно, будто она улетела или испарилась. Поплакали, погоревали сородичи, поискали еще немного и откочевали дальше. А женщина-то жива была. Она действительно заблудилась. Сначала увидела ягоды. Их полно было. С каждого куста сочная голубика манила. Она позабыла про дрова. Идет и идет, собирает ягоды. Не знала, сколько времени прошло и куда она попала. Только видит, что стоит посреди дремучего леса. Солнце зашло, темное небо вверху, звезд нет. Заплакала и стала звать мужа, братьев. Только эхо дразнило ее из глубины темного леса. Пошла искать дом свой. Идет и плачет. Все слезы выплакала. Дни и ночи шла. Так устала, что еле передвигала ноги. Вдруг провалилась в какую-то яму. А там, чувствует, теплым-тепло. Легла на что-то мягкое и уснула мертвым сном. Не помнит, сколько спала. Проснулась и видит: спит она в обнимку с медведем. Оказывается, свалилась в медвежью берлогу. Как он не сожрал ее? Деваться, однако, некуда, так и осталась с медведем. Миновала зима. Вышли они из берлоги и пошли по тайге. Он впереди, она сзади. Тут повстречались им люди. Те, недолго думая, выхватили копья и с трех сторон пронзили насквозь медведя. Женщине стало жалко его. «Не показывайте мне его голову», — попросила она… Вот и все. Добрый был медведь.

Нюку умолк. Гена тоже молчал. Он сейчас думал не о том медведе, который спас женщину и которого убили далекие предки, он с жалостью смотрел на самого Нюку. Как вернуть ему прежнюю силу? Не хотелось, конечно, трогать медведя. Пусть бы спал. Никому не мешает. Все-таки он — краса тайги. Но, с другой стороны, Гена знает о целебных свойствах медвежьего жира и желчи. А тут человек на глазах тает… Что делать?

Утром, когда Кеша пошел за упряжными оленями, Гена отправился к Кадару.

— Знаешь, Кадар, там, на Медвежьей речке, я видел берлогу.

Кадар, прищурившись, молча смотрел на Гену. Не верил сказанному. Думал о чем-то.

— Когда? — наконец хрипло спросил он.

— В ту ночь, когда гонялся за волком.

— Это точно?

— Точно.

— А почему сразу не сказал?

— Как-то сомневался. Честно говоря, даже не хотел никому говорить.

— Эх ты… Это же большая удача. Не каждому дано такое увидеть, — заволновался Кадар, задышал шумно. — Надо ехать. Сегодня же.

— Я тоже так думаю. Только не надо говорить Нюку, он болен.

— Ладно, Гена. Мы вдвоем. Кеша пусть в дэлмичэ идет. Нюку, говоришь, болен?

— Да. Кашляет все время. Ночью стонет, спит плохо.

— Я тоже замечал. Ну, приедем — разберемся.

С улицы зашла Капа и сразу заметила перемену в лице мужа: — Что с тобой?

— Нет, ничего. А что?

— Ты какой-то взбудораженный, как… — она взглянула на Гену и умолкла, не договорила. Улыбнулась своим мыслям. Она хотела подшутить над Кадаром, сказать, что он как олень в пору гона. Но тут Гена сидит. Неудобно при постороннем такие вольности допускать, может, еще не так поймет…

— Кажется, опять волки, — невозмутимо ответил Кадар.

— Опять?

— Да. Поедем посмотрим. Приготовь-ка еду.

С горы раздался голос Кеши. Он погонял оленей. Гена вышел на улицу и услыхал легкий звон оленьих рогов, шуршанье морозного воздуха — дыхание животных и поскрипывание снега под их копытами.

— Гена, как поймаем оленей, приходи, поедим и поедем, — из палатки сказал Кадар.

— Ладно, — отозвался Гена, следя за оленями, которые привычной рысцой дружно текли к палаткам. Оленей загнали в кораль. Их немного, около сорока. Тут только упряжные и ездовые.

— Кеша, ты поезжай к дэлмичэ. Наведайся только. Как они там? Нет ли волков? Ладно? — распорядился Кадар.

— Хорошо, — согласился Кеша. Он сильно вспотел, от него валил пар.

— А я с Геной на Медвежью речку съезжу. Поразведаем кое-что, — вновь уклонился Кадар от прямого признания. Гена почувствовал себя неловко перед другом. Плохо, думал он, что они делают это тайно. Кешка, конечно, потом обидится. Может, и он хочет принять участие в охоте. Это же такой редкий случай. С другой стороны, кому-то нужно и в дэлмичэ съездить. Вдруг там волки. Он про берлогу никому не сказал бы, если б не болезнь Нюку, из-за него открылся. Правда, самому старику не намекнул даже. Зачем зря обнадеживать человека? Вдруг неудача постигнет или еще что-нибудь. Мало ли что бывает в тайге.

— Кеша! — позвал он друга, запрягая оленей в нарту.

Кеша подошел.

— Вот какое дело вышло… Нюку заболел… — тихо сказал Гена.

— Вижу, весь исхудал, бедняга. А чем помочь — не знаю.

— Медвежьего жиру или желчи бы ему достать…

— Да ты что? Где ж их достанешь? — Кеша удивился наивности друга. — Это теперь большая редкость, дефицит, как русские говорят…

— Я, кажется, в тот раз на берлогу наткнулся. Хотим поехать проверить.

— Я тоже с вами! — Кеша весь загорелся, глаза вспыхнули, румянец выступил на бледных щеках.

— Слушай, тебе же бригадир велел съездить к оленям…

— Э, пусть один день останутся без присмотра, — махнул рукой Кеша. — Что с ними сделается?

— А вдруг волки?

— Нет, не будет волков. Я с вами поеду!

— Кеша, прошу тебя, пойми. Видишь, человек болен. Если б не он, я не стал бы трогать спящего зверя. Ты поезжай к оленям. Надо же кому-то из нас здесь остаться. На Нюку-то надежды почти никакой.

— Ладно, поезжайте, — вяло согласился Кеша. И видно было, что согласие это далось с трудом. Нелегко подавить в себе азарт охотника.

Гена чуть слышно вздохнул и благодарно, с жалостью посмотрел на удаляющегося Кешу, на его маленькую, легкую фигурку…

— Гена, чай остывает! — крикнул Кадар.

Гена взглянул на Кешину палатку и увидел, что друг стоит на пороге, смотрит в их сторону.

«Обиделся, — решил Гена. — Но что же делать?»

Геннадий поймал себя на том, что ему страшно. В коленях какая-то пустота, казалось, ноги вот-вот подломятся. Руки мелко дрожали. Во рту пересохло. Сердце бешено колотилось в груди. Упряжных оленей с нартами они оставили внизу, у устья речки. До берлоги добрались на учахах. Следов возле бугра не было видно, ведь дней десять прошло с тех пор, как Гена побывал тут. Все было скрыто под мягким свежевыпавшим снегом. Кадар придирчиво осмотрел бугор со всех сторон и сказал коротко: «Здесь».

Гена ни разу еще не охотился на такого могучего зверя, как медведь. О нем много слышал, поэтому привык уважать и бояться его. Кадар держался уверенно. Он, казалось, ничуть не волновался. Главное, сказал он Гене, не суетиться, не думать о страхе. Чего нам бояться? Он зверь — мы охотники. Пусть он нас боится. Гена постепенно успокоился. Даже испытывал легкое нетерпенье, ожидание томило его. «Наверное, на войне перед атакой так бывает», — подумал он.

Собаки чуть слышно скулили, посматривая умными глазами на людей. Кэрэмэс Кадара был крупный, грудастый, черной масти. Был он спокоен и степенен, как и его хозяин. Гена, еще живя в поселке, слышал восторженные отзывы об этой собаке. Кэрэмэс шел на любого зверя. Хвалили и самого Кадара, который знал толк в собаках. Как он их обучал, где — никто не слышал, никто не видел. Может быть, на охоте или где-нибудь в лесу, но без свидетелей. Говорили, что во время охоты на снежного барана он тихонько окликал собаку и молча показывал на сияющие снегами горные вершины. Не важно, были там в это время бараны или нет. Кэрэмэс найдет. И он действительно находил. Люди прозвали его «легендарным». Теперь Кэрэмэс, кажется, тоже томился ожиданием. Зато Мойто резвился, подпрыгивал, крутился без конца. Уши встали торчком, глаза забегали. Он весь как-то подтянулся, широколобый, с белой каймой на шее. Кадар говорил, что из него выйдет отличный пес, если как следует поднатаскать на охоте.

— Собак привяжи как следует, они вряд ли понадобятся, — строго сказал Кадар.

— А зачем мы их взяли? — спросил Гена.

— Так, на всякий случай. Твой Мойто пусть хоть раз поглядит на живого медведя. А Кэрэмэс… Может, нам удастся застрелить хозяина в берлоге. Как его вытащить? Вдруг он только ранен и затаился? Сунешься сам, он голову тебе оторвет. В таком случае Кэрэмэс пригодится. Мы впустим его в берлогу.

Гена с особым уважением посмотрел на Кэрэмэса, который спокойно сидел на задних лапах и умными глазами следил за хозяином.

Года два назад Кэрэмэс спас Кадара от верной смерти. Было это в горах, на охоте. Кадар тогда подстрелил в ущелье снежного барана. Сидел спокойно и свежевал тушу, Кэрэмэса поблизости не было. Вдруг над ухом охотника тихонько кто-то рыкнул. Обернулся Кадар и — чуть чувств не лишился. Совсем рядом с ним стоял огромный черный медведь. Кадар не помнит, как успел схватить ружье, прицелился и тут вдруг понял: бесполезно. У него с собой только малокалиберка. Медведя из нее не убьешь. Разозлишь только. Кадар опустил ружье и оцепенел от ужаса. Стоял и смотрел на косматого. Медведь тоже не двигался с места, только тихонько рычал и поводил носом — к чему-то принюхивался. Может, хотел отнять у человека добычу или просто требовал уступить дорогу… Кто его знает?.. И Кадар конечно же уступил бы ему, но… как? Ущелье узкое, с двух сторон выпирают голые отвесные скалы, шагнуть некуда. Да и пошевелись он, медведь тотчас кинется на него, разорвет.