Верховья

Мишка сидел тихо, не шевелясь, завораживающе-монотонно бурлила на повороте река. Под эти успокаивающие звуки Мишка расслабился и вздрогнул, когда послышались сзади осторожные, но сильные шаги. Кто-то шел к реке — уверенно шел, знакомо. Мишка юркнул со штабеля, пригибаясь, отбежал и, присев за елочками, стал наблюдать за выходом дороги из леса... Показались двое и, не доходя до штабеля, остановились. Некоторое время молчали, стоя рядом и не шевелясь, потом приблизились. И Мишка понял, что целуются. От напряжения потемнело в глазах, силуэты людей стали расплываться, в горле пересохло... И в это время совсем открыто раздался сочный воркующий смех Настасьи. Мишка боялся даже дышать: стыд, ревность и боязнь одновременно приковали его к земле, и он готов был вдавиться в нее еще глубже, сровняться с ней, лишь бы эти двое не заметили его. А они стояли совершенно свободно, уверенные в том, что рядом никого нет. Тот, кто был с Настасьей, обнимал ее и, глядя на Шилекшу, вдруг запел. Негромко, но отчетливо:

Окра-а-сился-а месяц багря-анцем,
Где во-олны шуме-ели у ска-ал...

Мишка больше не сомневался, что это Степан. И новая волна ревности и обиды захлестнула его. Хотелось плакать. Он судорожно вздохнул, переводя дыхание: «Что же делать? Смотреть, что будет дальше? Ни за что на свете!..»

— Пойдем, посидим, — по-свойски сказала Настасья и первая полезла на штабель. Степан стал ей помогать. А Мишка тем временем шмыгнул за другие елочки, огляделся и перебежал еще, глубже в лес. «Теперь если и услышат, то уже не увидят», — с великим облегчением подумал он, вглядываясь, но людей уже не различал: мешали темные лапы сосен. Здесь, в безопасном месте, он долго ждал их разговора, но слышались только редкие всплески реки, которая глухо и ровно работала где-то внизу. Даже Яшкиной гармони уже не было слышно. Мишка еще вздохнул, выпрямился и осторожно стал отходить от реки, забирая влево, к дороге. А когда вышел к ней, захватил лапу нижнего сучка у сосны и зло потянул ее за собой. Лапа пружинила, не сдавалась... Передохнув, Мишка попятился и рванул с разбега. Как выстрел, треснул сук, Мишка полетел куда-то в темноту, в кусты. Упираясь руками в холодный сырой мох, он прислушался, ощупью отыскал шапку и, не оглядываясь, открыто пошел к бараку.