Белая дорога

4

Серые рваные облака медленно тянулись по небу. Одни нехотя удалялись, другие приходили на смену. Казалось, им не будет конца. И Степан почти физически ощущал их тяжесть. Давила на сердце тоска.

«Зайду-ка в магазин. Сестра велела хлеба купить. А то потом забуду. Почему стал забывчивым, словно столетний дед?»

Степан направился к магазину, но он был закрыт. У крыльца толпились женщины, оживленно о чем-то гомонили, перебрасывались шутками.

— Продавщица ушла в пекарню за хлебом, — сказали Степану.

Степан немного постоял у крыльца, поговорил с женщинами. Потом увидел возле клуба мужчин. Они то и дело поглядывали в сторону магазина, громко смеялись. «Чего смеются? Не надо мной ли?» Подойдя поближе, он узнал в одном из них старика Тумээ. «Нет, не надо мной. Тумээ добрый, зря смеяться не будет». Рядом с ним стоял киномеханик Собакин. А третьего человека он не знал: какой-то приезжий.

— Здорово, Степан, — Тумээ, улыбаясь, протянул ему узенькую ладошку.

— Давно приехал? — весело спросил киномеханик.

— Утром, — ответил Степан, здороваясь с ним. «Собакин. Ну и фамилия», — почему-то подумал он и улыбнулся своим мыслям. Киномеханик тоже улыбнулся.

— Это Степан, — сказал Собакин, обращаясь к незнакомцу.

— Федоров, — представился тот и пожал руку Степана.

— Из райцентра. Страховой агент, — объяснил Собакин.

— Так ты в стаде работаешь? — просто спросил Федоров Степана, как давнего своего знакомого. — Застрахован?

— Нет. — Скованность Степана прошла. Он почувствовал себя почти легко и уверенно.

— Так оформим. Олени есть?

— Да потом, — поспешил отказаться Степан. Настроение отчего-то снова испортилось. Снова легла на сердце тоска. Он невольно оглянулся назад: не открылся ли магазин.

— На женщин поглядываешь? — ехидно хихикнул Федоров.

— Да нет… Зачем? — растерялся Степан.

— Ты не смущайся, Степа, он сам глаз с них не сводит, — поддел Собакин. Все засмеялись.

— Кто вон та высокая женщина в черной шубе? — спросил Федоров.

— Учительница, — ответил Тумээ.

— Из Башкирии приехала. Клара Борисовна Адитова, — добавил Собакин.

— И давно здесь?

— Давно. Лет пятнадцать — семнадцать. Вышла замуж за нашего, за эвена Мэтина Петровича Адитова. Он тогда ветеринаром был, а теперь управляющий.

— Ты смотри какая женщина! — глаза гостя маслено заблестели.

— Хорошая женщина, веселая. Вон, видишь, больше всех говорит да смеется, — заулыбался Тумээ.

— А рядом с ней кто? Невысокая, в пальто с лисьим воротником? — продолжал расспрашивать Федоров.

— Мария Ивановна. С Украины. Тоже учительница.

Степан вспомнил, как рассказывали о ней в поселке. Давно это было. Она тогда только что педучилище закончила. И приехала сюда, в Якутию. Дали ей в райцентре направление в Дюл, самый отдаленный населенный пункт района, до которого надо было добираться верхом на лошади дней десять. Она заплакала прямо в кабинете заведующего. Во-первых, ее испугало то, что посылают в такую даль, к эвенам, которые, по рассказам подруг, кроме своих оленей ничего не знают, не видали бани и никогда не мылись, едят сырое мясо без соли, не расстаются с ножами и ружьями и все время пьют. Во-вторых, она никогда в жизни не видела вблизи живой лошади. А тут десять дней верхом! Как ей не заплакать?! Говорят, плакала она целый день, даже глаза опухли. Потом смирилась со своей участью. Хочешь не хочешь, а ехать надо. Села на лошадь с великим страхом — не потопаешь же пешком по тайге пятьсот километров — и поехала. В то время почту из райцентра возили на лошадях. Почтальоном был дед Ксенофонт, да и второй попутчик попался надежный — Гоша Попов, пастух. Она и не подозревала, что едет за своим счастьем. Приехала сюда и полюбила киномеханика из красного чума. Эвена, который оказался совсем не таким, как в рассказах подруг.

Степан учился у Марии Ивановны в начальных классах. Хорошая, добрая была учительница. Однажды с ним произошел почти анекдотический случай. Был он тогда в четвертом классе. По-русски, как и все ребята, только-только начинал понимать — раньше они учились на родном языке, русских учителей в поселке не было. И вот однажды после уроков играли они с ребятами в снежки. Подошла Мария Ивановна, подозвала Степу и попросила узнать, работает ли в поселке баня. Он стремглав бросился выполнять просьбу, ведь здорово: учительница доверяет ему. Баня стояла на краю поселка, у реки. А Степа побежал в сторону дома, где жил киномеханик Ваня Кириков. Тот в это время колол во дворе дрова. Увидел его Степа — и помчался обратно. Еще издали закричал: «Работает! Баня работает!» Учительница поблагодарила и ушла. Потом ее видели идущую с тазом и сумкой. А баня в тот день как раз не работала, печь задымила. Назавтра Мария Ивановна встретила Степу и громко расхохоталась. Мальчик растерялся. Только тогда он понял свою ошибку: подумал, что учительница велела узнать, работает ли Ваня Кириков. Вспомнив этот случай, Степан и сейчас улыбнулся.

Знал Степан и третью учительницу, высокую красивую блондинку, математичку Снежану Николаевну Синельникову. Она тоже русская и тоже вышла замуж за эвена, Константина Афанасьева, директора торга. Рядом с ней — женщина средних лет. Это Варвара, мать семерых детей, она служит прачкой в интернате. Удивительно жизнерадостный человек, улыбка никогда не сходит с ее загорелого грубоватого лица. Может, потому и величают ее не Варварой, а Варварушкой. Она сейчас, возле магазина, звонко хохочет, хотя дома у нее, наверно, ни единого полешка дров нет. Муж у нее — самый ленивый человек по всему району.

Вскоре Федоров попрощался и пошел в контору. Собакин направился в кинобудку. Вечером у него сеанс. Надо афишу сделать, печку натопить. Тумээ побрел к дому деда Семена. Степан вернулся к магазину.

— Ну и чудак этот Гиго. О чем ни говорим на уроке — все переводит на оленей, — еще издали услышал он веселый голос Клары Борисовны.

— Весь в отца… — согласно отозвалась Мария Ивановна.

— Тоже станет знаменитым оленеводом, как Кадар.

— Очень смышленый. Задачки по математике щелкает как орехи, потом сидит оленей рисует…

— Молодец Кадар, хороший пример подает сыну…

«Эх вы! Ничего толком не знаете, а хвалите. Послушать вас, так лучше Кадара нет…» — со злостью подумал Степан.

Толпа задвигалась, потянулась к дверям магазина, постепенно оживляясь. Со стороны пекарни шли продавщица Галина Каткова, уборщица Лиза и рабочий Алеша Нелюбин. Каждый нес на спине огромный мешок с хлебом.

— Ты чего здесь торчишь среди женщин? — услышал Степан над самым ухом. Он повернул голову и невольно вздрогнул. Рядом с ним возвышался Павеленжа, угрюмый надменный мужик. Вообще-то его зовут Павлом. Но люди от неприязни дали ему прозвище — Павеленжа. За ним в поселке укоренилась дурная слава. Это был человек, с которым, по единодушному мнению, лучше не связываться, иначе так исколотит, что себя не узнаешь. У него прямо собачий нюх на оленеводов. Приедет, бывало, кто-то из стада, не успеет еще доху скинуть да оленей распрячь, а Павеленжа уже тут как тут. Липнет как смола. Чаю с ним попьешь, побалагуришь о том, о сем. А он между тем ждет, когда жена оленевода вытащит свой гостинец, припасенный для мужа. Выпьют они, закусят. Оленевод почти сразу захмелеет. Он давно не пил, даже забыл, как пахнет спирт. В тайге ведь этого зелья нет. Хозяйка злится, ругается. Кому нужен такой муж? Месяцами не бывает дома, она ждет, ждет его, а он придет, выпьет, упадет мешком и дрыхнет до утра. Один Павеленжа доволен: и питье есть, и жратвы вдоволь. И попробуй его выгнать! Такой скандал учинит, да еще стол опрокинет, разобьет что-нибудь. Одним словом, боятся его люди… Вот почему Степан вздрогнул. Павеленжа чем-то напоминал ему Кадара Болгитина, лучшего бригадира совхоза.

— Пойдем-ка ко мне, Степан, — жестко сказал он, зная, что парень не посмеет ему отказать. К себе Павеленжа приглашал только холостых. Не обращая внимания на очередь, поверх голов протянул продавщице деньги, оттопырил два пальца. На него робко зашикали:

— Куда лезешь?

— Ишь какой, даже не моргнет.

— Привык все нахрапом брать…

— Не отпускай, Галя, без очереди.

— Молчать! — рявкнул, точно медведь, Павеленжа и обвел женщин грозным взглядом.

— И ты постой хоть раз в очереди, — огрызнулась маленькая худенькая женщина.

— А ну пикни еще! — Павеленжа угрожающе занес над ней руку.

— Неужели вы способны с женщиной драться? — не выдержала Мария Ивановна.

— В самом деле, что за хамство! — возмутилась Клара Борисовна.

— Да пошли вы все…

Павеленжа оттолкнул очередь от прилавка. Женщины чуть не упали.

— Что он делает?!

— Как вы смеете?

— Степа, куда ты смотришь?! Ты же мужчина…

В это время кто-то взял Павеленжу за плечи и сильным рывком оттащил в сторону. Павеленжа выругался и встряхнулся, пытаясь освободиться. Но рука крепко держала его. Он обернулся через плечо и увидел Геннадия Умтичана. Это был высокий, стройный парень с правильными чертами лица. Черные глаза его смотрели открыто и смело. Никто не заметил, как он вошел в магазин.

— Ты?! — прошипел обескураженный Павеленжа.

— Я.

— А ну, отпусти! Изуродую!

Женщины притихли и молча следили за «поединком».

— Не шуми, Павел. Лучше займем с тобой очередь.

— Занимай.

— Я уже занял, ты за мной будешь, — спокойно ответил Гена.

— Выйдем отсюда, коли ты такой смелый! Я тебе покажу очередь! — крикнул, вырываясь и дергаясь, словно муха, попавшая в паутину, Павеленжа.

— Выйдем, — так же спокойно согласился Гена.

Павеленжа пинком открыл дверь и выскочил на улицу.

— Он же убьет его, — забеспокоились женщины. — Степа, иди за ними…

Степан молча вышел. Он готов был от стыда провалиться сквозь землю. Что теперь скажут люди? Скажут, что струсил. Но он хотел остановить Павеленжу, хотел, не успел только…

Шагая к дверям, он затылком чувствовал осуждающие взгляды женщин. Скорее прочь… Во дворе, к счастью, никого не было. Только за клубом он заметил Павеленжу. Тот быстро уходил, оборачивался и что-то кричал, потрясая кулаком. Гена возвращался к магазину. Степан завернул за угол, достал папиросу…

— Пойдем со мной, Степа, — послышался спокойный голос Гены. Степан поперхнулся дымом, закашлялся. Наконец виновато поднял глаза. Гена улыбнулся, подмигнул: — Давай пошли.

— Да мне хлеба надо…

— Купим. Очередь, наверно, уже подошла.

Вскоре они уже шагали рядом.

— Здорово ты его! — сказал Степан.

— Ты о чем?

— О Павеленже… Молодец ты, Гена.

— Ну и сентиментальный же ты, — громко засмеялся Геннадий. — А я-то, честно говоря, боялся. Но ты же был в магазине. Я ведь уверен был, что не один, что нас двое. Так ведь?

— Т-так.

— Ты когда приехал из стада?

— Рано утром. Приехал, попил чаю и сразу в контору, не стал даже переодеваться.

— Ничего, мы люди простые, шерсти не боимся, сами родились под шкурами, — опять рассмеялся Умтичан.

Зашли в дом. Жена Геннадия, стройная, темноглазая женщина, вышла из комнаты с тряпкой в руках.

— К нам гость пожаловал, Клава. Знатный оленевод Степан Мучитов, — торжественно объявил Гена. — Принимай давай знаменитых таежников!