Белая дорога

— Э-э… — прокатился по палатке возглас одобрения.

— Чего сидите, ешьте, — сказала Капа.

Мясо было вкусное. «Сохатина. Видно, самку подбили», — подумал Гена, беря с подноса здоровенный кусок.

Лица оленеводов лоснились от пота и растекавшегося по подбородкам жира.

Кадар открыл дверцу печки и чуть плеснул туда из бутылки. Ярко вспыхнуло синеватое пламя, норовя вырваться наружу.

— Смотри, как он обрадовался-то! — одобрительно отозвался Нюку.

Эвены в большинстве своем несуеверны. Но дух огня почитают. После удачной охоты или перед выездом на охоту, перед дальней дорогой или при встрече с гостем — первый дар огню. Есть спиртное — значит, и ему поднеси. Нет — дай кусок жира. А нет его, сойдет и табак. Или щепотка чаю.

— Значит, работать приехал? Хорошо, хорошо… Нам люди нужны… — Кадар пристально посмотрел на Гену. — А в поселке-то что не сиделось? Или деньги понадобились? На оленину потянуло?

— Нет. При чем тут деньги? Я давно к оленям хотел. У меня ж диплом…

— Ну, ладно, — вдруг резко оборвал его бригадир. — Приехал — и хорошо! У нас тут волков пропасть… Не знаем, как и отбиться…

Посидели еще немного. Потом Нюку спросил:

— Спать-то, наверное, будешь в моей палатке?

— А как же, Нюку, — поспешил откликнуться Гена, поднимаясь вслед за ним и Кешей. После сытной еды и чая слипались глаза, хотелось поскорее лечь и уснуть.

— Холодно ночью. Возьмите у нас шкуры на подстилку, — предложил Кадар. — Дай им, Капа.

…Гена расположился в палатке Нюку. Несмотря на усталость, спалось неважно. Под ватным одеялом было холодно. Хорошо, что снизу не продувало: Кадар дал подстелить несколько оленьих шкур. Ночью Нюку подкладывал в печку дрова. Без такой заботы, пожалуй, было бы еще хуже. Вдруг одолело сомнение: сможет ли он завтра работать наравне со всеми? Не окажется ли и в самом деле для бригады обузой? Диплом дипломом, а в тайге-то он по-настоящему давно не бывал. Может, как и Степан, не вынесет здешней жизни? И все-таки: почему он отказался работать? Надо будет расспросить Кешку…

Утром Гена обнаружил в углу палатки кипу помятых журналов и несколько книг.

— Степкино богатство, — уважительно заметил Нюку.

— А почему оставил? — спросил Гена, перебирая книги.

— Кешке велел передать.

— Это хорошо. Книги нужны.

— Степка, бывало, как прочтет какую книгу, так мне рассказывает, — мягкая улыбка тронула морщинистое лицо Нюку. — Интересно с ним было, со Степкой-то…

Позавтракали у Кеши. Решили, что столоваться Гена будет у него. Вообще-то так и положено, Кэтии готовит на всех.

— Книги есть? Читаете? — спросил за чаем Гена.

— Какое там чтение! За день так намотаешься — не до книг, — махнул рукой Кеша.

— А ты, Кэтии?

— Целый день не отхожу от печки: то чай кипятить надо, то мясо варю. А кто будет шить, если я с книжкой в руках засяду? — скороговоркой выпалила Кэтии.

— Кеша, ты в школе же много читал. Больше нас всех. Помнишь, даже на уроках ухитрялся?

— А… — Кешка снова махнул рукой и виновато улыбнулся. — Утром олени, днем олени, вечером олени… когда читать-то? Поживешь — сам увидишь…

— Даже во сне олени снятся, — поддержала Кэтии мужа.

— Вот тебе и книга — оленьи хвосты, — засмеялся Кеша.

— Нет, я не согласен, — Гена не принял шутку, — как бы там ни было, а читать надо! Так жить нельзя!

— Это у вас в поселке, может, нельзя. А у нас тут, друг Гена, можно. Не до книг нам. Поработаешь в стаде с полгодика, совсем по-другому заговоришь, — нахмурился Кеша.

— Может, и ты пойдешь по той же тропе, что и Степан, — добавила Кэтии.

— По какой тропе? — недоуменно спросил Гена, всматриваясь в тонкое бледное лицо женщины. Темные глаза ее, опушенные длинными ресницами, лукаво заблестели.

— С Кадаром он все спорил насчет книг, — доверительно сообщила она.

— Да?! — еще больше удивился Гена. — Спорили о прочитанном? Это же здорово…

— Нет, ты не так понял, — усмехнулась Кэтии. — Кадару не нравилось, что Степа читал книги. Читай, говорит, когда пойдешь в отпуск.

— Значит, вы выполняете указание бригадира? — с явным сарказмом спросил Гена.

— Нет-нет, я сам от книг отвык, — поспешно ответил Кеша. — Кадар тут ни при чем…

День прошел как-то незаметно. С утра выехали к оленям. Они вновь разбрелись небольшими косяками по горным склонам.

— Волки опять приходили, — со злостью проговорил Кадар и сплюнул сквозь стиснутые зубы на снег.

— Начнем потихоньку собирать, — предложил Нюку, закуривая папиросу.

— Вы вдвоем с Кешей поезжайте вон на те сопки, Нюку, — Кадар палкой показал в сторону видневшихся в отдалении невысоких гор, за которыми только что скрылись олени.

— Раскидали, сволочи, стадо, бегай теперь за ним, — буркнул Кеша и первым тронул своего ездового.

— А мы, Гена, поднимаемся сюда, — Кадар кивнул влево, где высился затяжной лесистый склон. Гена запрокинул голову, но за густым лесом вершины горы не увидел.

Утром Кадар выделил новому пастуху четырех ездовых. Нашлось для него и седло. Правда, старое, латаное-перелатанное.

— Сойдет пока. Надо бы подогнать, но руки все не доходят, — сказал бригадир, видя, с каким недоверием осматривает Гена седло, поворачивая его так и сяк… «Степкино, однако, наследство мне достается», — подумал он. Бригадир сказал, что упряжных выделит ему из основного стада, а пока одолжил из своих одного и велел Кешке дать передового оленя. Степкины, сказал, пусть на воле походят, наберутся сил…

За день хоть и с трудом, но собрали оленей. Нашли трех, затравленных волками.

— Вот так каждый день, — сказал вечером Кешка. — Только бы до постели добраться… А ты говоришь — книги… — и усмехнулся.

Гена и вправду сильно устал. Не успел как следует поесть да попить чаю, как тут же рухнул на шкуры, расстеленные Нюку, и сразу уснул. Даже холода в эту ночь не почувствовал. И ни о чем уже кроме сна не думал.

Прошла неделя. Кадар, как обещал, выделил новому пастуху шесть оленей. Все они были дикие, необученные, видно, петля маута[6] ни разу не касалась их тугих холеных шей. Долго ловили их. Сначала согнали все стадо с гор в широкую речную долину. Олени кружили по снежной целине, время от времени углублялись в тальниковую чащу, где в густых зарослях тетивой тянулись вверх стройные стволы тополей. Оленеводы вновь и вновь гнали животных к реке. Олени не убегали, как обычно, в горы. Страх перед волками сплотил их, казалось даже, что они соскучились по людям и теперь охотно подчинялись повелительным окрикам пастухов. Нюку и Капа верхом на учахах[7] подгоняли оленей туда, где за корягами затаились с маутами Кадар, Гена и Кеша. Они расположились, образуя коридор, по которому должны пробежать олени. Вот они приближаются. Шумно дышат, ноздри расширены, легкое облако пара неотступно висит над ними. Бригадир издали показал всем, каких оленей ловить. Первый пробежал недалеко от того места, где сидел в засаде Кадар. Вот он стремительно поднялся, резко кинул маут. Но то ли ветер изменил направление его полета, то ли расчет был неверным — Кадар промахнулся. Увидев это, Кеша раньше времени выскочил из-за укрытия, побежал наперерез, еще издали взмахнул рукой, и маут со свистом пролетел над оленьими рогами, но тоже не достиг цели.

— Куда лезешь раньше времени! — закричал Кадар, следя за оленем, который теперь, высоко вскидывая копыта, приближался к дальним корягам, где сидел Гена. Лицо бригадира было напряжено. Даже рот чуть приоткрыт, как у мальчишки. Он подсчитывал в уме оленьи шаги. «Рановато сейчас. Маут не долетит. Молодец, парень, выдержка у тебя завидная. Теперь посмотрим, каков ты в деле. Пора, пожалуй…» В ту же секунду, словно уловив мысли бригадира и подчинившись им, Гена вскочил, резко взмахнул рукой. Олень отчаянно шарахнулся влево. Но было поздно, петля затянулась на шее. Он с хорканьем метался из стороны в сторону, тряс могучими рогами, бил копытами. Гена упирался изо всех сил, казалось, маут не выдержит и вот-вот лопнет. На помощь пришел Кеша, накинул свой аркан на рога упрямца. Подоспел и Кадар. Втроем повалили хора[8], надели на него узду. Почти так же поймали и второго. Кадар вновь промахнулся. Пастухи удивлялись, ведь такого с бригадиром никогда не случалось. А тут промах за промахом. Что с ним? Не заболел ли Кадар?

Мечущихся оленей привязали к нартам и — понеслись упряжки.

Хорошо пускать оленей во весь дух зимой по речным дорогам. Утрамбованный снег лежит ровным ковром, скрыв под собой и камни, и выбоины. Санный след стрелой летит по дороге. Олени мчатся легко и свободно, сквозь туман видны их рога, они колышутся в такт оленьему бегу, будто пляшут в воздухе, и легонько звенят. «Доброго оленя дал Кеша. Силен, вынослив, красив», — мысленно хвалил Гена своего передового. Его упряжка неслась впереди всех. «А каковы будут мои собственные? Сумею ли сделать их такими, как у Кеши? В стаде много отменных оленей. Но почему Кадар не позволил, мне выбрать? Сам указал. С одной стороны, может, так и положено, он бригадир. Но, с другой, и я теперь вроде не посторонний в бригаде. Но ничего, попробуем поездить на этих. А там видно будет», — Гена успокаивал себя, поглядывая на заарканенного им оленя, который бежал рядом с нартой. Остальных — и учахов, на которых приехали к стаду, и только что выловленных — вели Кадар и Кеша.

Впереди показалось небольшое озеро, очертаниями напоминавшее медвежью ступню. За ним дорога поворачивала на речную губу, а там и стойбище рядом. Гена услышал нарастающий позади скрип полозьев, стук рогов и тяжелое дыхание оленей. В ту же секунду он увидел, как Кадар и Кеша обгоняют его. «То-то озеро вдоль и поперек разрисовано», — Гена понял, что оленеводы, подъезжая к стойбищу, устраивают тут небольшие гонки. Это понравилось ему, и он сильнее взмахнул хореем-тийунем. Олени помчались быстрее. Казалось, они не бегут — парят в воздухе. «Вперед, вперед! Никому не уступим», — мысленно подбадривал он, но это не помогло. Упряжные Кадара и Кеши все равно вырвались вперед. Левый олень в упряжке Гены шел из последних сил. Он теперь почти не тащил нарту, сам повис на шее передового. Даже Капа обогнала его. «Что за черт, неужто я слабее женщины?» — разозлился Гена.

Только Нюку не поддался соблазну посоревноваться. Он ехал далеко позади и, казалось, совсем не спешил.

Впереди послышался собачий лай. Значит, Кадар и Кеша достигли стойбища.