Утренняя звезда

4

Вернувшись после съезда в аул, Добай, не медля, познал к себе в правление Чомая и Шогая-эфенди.

— Война, как вы знаете, обходится недешево, и наше правительство несет большие затраты. Сейчас нам придется собрать по одной овце от каждого дома. Подумаем, как это лучше сделать, чтоб опять голодранцы не взбунтовались.

— А что, овец нужно собрать вместо денежного налога или помимо? — спросил Шогай-эфенди.

— Конечно, помимо, — ответил Добай. — Деньги деньгами, а овцы овцами. Вы же знаете, что правительству приходится сейчас воевать на два фронта. Чтобы подавить забастовки, тоже нужны немалые средства… Короче говоря, нужно немедленно собрать эти налоги.

— А что будем брать с тех, у кого нет даже курицы? — спросил Чомай.

— Душу! — выкрикнул Добай, злобно сверкнув глазами.

Чомай с недоумением посмотрел на него.

— Да, да, душу!.. — повторил он. — Чего тут думать долго. У кого нет курицы, пусть поработает у тебя, у меня, работа всегда найдется. Вот и отдаст налог! Имейте в виду, что правительством дано совершенно твердое указание насчет налогов. Вы должны знать также, что силы революционно настроенной черни возрастают. Для борьбы с революцией нам нужно держаться всем вместе. Созданный для этой цели «Юго-восточный союз»{38} объединит все восточные народы в борьбе с революцией. Америка обещала помочь нашему «Союзу». Ясно, что с революцией будет покончено! — с торжеством в голосе заявил Добай.

Но Шогай-эфенди и Чомай сидели, опустив глаза. Они боялись, что им тоже придется сделать какие-нибудь затраты… Нарушил молчание Чомай.

— Ей-богу, я ничего не пожалею! Так и передай Бийсолтану: «Чомай ничего не пожалеет, чтобы подавить революцию!»

— Сейчас нет времени для разговоров, — взорвался Добай, — а у князя Бийсолтана есть дела поважнее. Наш областной комитет приказал немедленно арестовать Нанаша и выследить людей, связанных с этой собакой Сосланом. И насчет Тембота тебердинцам дали точное указание. Ему приготовили капкан. Пусть теперь голодранцы посмотрят, отдам ли я им власть! Недолго осталось Сослану разъезжать по всему Кавказу! — Глаза Добая злобно засверкали.

С улицы послышалось рыдание безумной Сапият: «Отец Даяя, отец Даяя, ты умер, а я осталась!..»

Добай схватился за револьвер.

— Долго ли я буду терпеть эту шлюху, — пробормотал он и нацелился в окно. Но Чомай ударил его по руке.

— Ты что, с ума спятил?! — закричал он. — Если ты застрелишь ее, подумай, что начнется в ауле! Не можешь больше терпеть ее — уничтожь, но сделай это тайно!

Добай опустил револьвер, молча положил на стол.

— Хорошо, твоя правда. Но знайте — большевики не сидят сложа руки. Вставайте и отправляйтесь за налогами. Срок — три дня. Кто откажется от платежа, отправляйте в армию.

Все трое направились к выходу. Но на пороге столкнулись с отцом Сослана Джамаем.

— Я пришёл к тебе, господин Добай, — обратился тот к Добаю.

— Что еще такое, с каким делом ты явился? — мрачно спросил Добай.

— В этом году я уже пять раз платил налоги, и вот… опять… меня обложили налогом!.. У меня нет ни скота, ни земли, ведь все отняли. Ты же знаешь это!.. Чем же мне платить? Возьмите уж меня самого!

— Выход у тебя, Джамай, простой, — с улыбкой ответил Добай, — вызови сюда своего сына Сослана и пусть он работает так, как работаю я. Тогда у тебя никто не будет требовать налогов, и ты заживешь, как в раю!

— Не знаю я, где искать моего сына, — сказал Джамай. — А я пришел спросить у тебя, как может человек, у которого дома нет и горсти муки, заплатить все эти налоги?!

Послышался шум. К крыльцу правления подходили и другие аульчане. И Добай, ничего не ответив Джамаю, вышел на крыльцо.

— Мы не можем заплатить такие налоги! — закричали в толпе.

— Пройди по аулу, найди хоть одного человека, у которого есть хлеб! У нас уже все отобрали! Что же нам делать, как жить?! Ты видишь, что дети наши плачут от голода!..

— Ну, хватит орать! Замолчите!.. — закричал Добай, размахивая руками. — Если б это нужно было большевикам, вы нашли бы что отдать, а законному правительству помочь не хотите! Вот сейчас сделаем у вас обыск и тогда посмотрим! Никаких жалоб не буду слушать! Какие могут быть жалобы во время войны!.. — выкрикивал Добай, помогая языку руками.

А народ все подходил к правлению, подходил…

— Когда большевики дали нам землю, не ты ли, Добай, отобрал ее обратно? Чего же ты еще требуешь от нас? — закричали опять из толпы. — Пусть твои дружки, которым ты отдал наши земли, и платят тебе налоги, а с нас хватит и того, что наши сыновья сложили головы в этой войне!

— Сейчас же разойтись по домам! — что было силы заорал Добай. Он вспомнил, что атаман, предостерегая, говорил ему: «Избегайте сборищ парода!»

— Пока не снимешь налоги, не разойдемся! — ответили из толпы.

— Так знайте, — заявил Добай, — ни одна копейка налога не будет снята! Мало того, за неподчинение местному начальству на вас будет наложен дополнительный налог. Расходитесь! Не то я… — лицо Добая перекосилось от злобы, он схватился за револьвер, ногой пнул дверь в правление и тут же захлопнул ее за своей спиной.

Чомай и Шогай-эфенди трусливо выглядывали в окно и молчали. Добай окинул их уничтожающим взглядом и, весь дрожа от негодования, уселся в углу.

— Я думаю, — сказал наконец Добай, отдышавшись, — что во всех беспорядках виноват сын Джамая, Сослан. Он появляется здесь, дает указания этим голодранцам, а сам исчезает. И отца послал сюда он. Я уверен в этом. О… о! Если б он попался мне в руки, я бы знал, как расправиться с этим босяком! А сейчас, знаешь, что нужно предпринять? — обратился он к Чомаю. Тот повернул к нему голову.

— Надо арестовать Джамая!.. Тогда его сын сам явится к нам… А мы уж знаем, что с ним делать!..

— Правильно! Вот умное слово! Так и надо сделать, — вставил и свое слово испуганный Шогай-эфенди.

А во дворе вдруг стало совсем тихо.

Когда Добай выглянул в окно, он увидел, что толпа расступилась, а в середине ее стоит незнакомый человек и что-то с жаром говорит собравшимся.

Добай осторожно приоткрыл окно и прислушался.

— Дорогие товарищи, — говорил незнакомец, — всему есть предел, настал конец и нашему терпению. Карачай отдал Временному правительству пятьдесят тысяч овец. И этот налог пошел на то, чтобы усмирить крестьян и рабочих. Сейчас в стране засуха, урожай почти весь уничтожен, а с нас требуют опять непосильные налоги. Платить их мы не можем. Наши дети погибают от голода, а атаман в Баталпашинске нажился на овцах, отобранных у бедняков: у него появилась новая отара.

— Почему кадий прячется от нас? Если он служит аллаху, почему не видит нашу нужду, наши бедствия?! — закричали в толпе.

— Пусть кадий выйдет к нам!

— У него много, много скота, пусть он и заплатит налоги!

— Пусть кадий придет сюда. А ну-ка, пошлите за ним! — раздавались выкрики. Народ все больше волновался.

Во дворе появился побледневший кадий.

— Джамагат, — начал он, — рабы аллаха, успокойтесь!.. Мы можем понять друг друга и без крика. Вы же знаете, что не я обложил вас налогом…

— Кто бы ни обложил, мы не будем больше платить!.. Мы не можем платить! — закричали в толпе.

— Но не забывайте, — продолжал кадий, — что в случае отказа, сюда явятся вооруженные войска. Человек, преданный государству, не имеет права не помочь ему в трудные минуты!

— Какие права?! — закричали в толпе. — У нас нет никаких прав!

Добай не выдержал и снова выскочил на крыльцо.

— Мы знаем, кто мутит народ! Не одумается, в тюрьме с гною!

Но кадий тут же подошел к Добаю, загородил его собою и сказал примирительно:

— Мусульмане, давайте разойдемся по-доброму. Мы еще подумаем, поговорим с начальством. А сейчас вы успокойтесь и расходитесь по домам. Как раз и время молитвы наступает…