Вавилонская башня

– Хорошо, ветра нет, – говорит Джайлз Эмплфорт. – Великоват костер для такой улицы. Надо бы ведра с водой принести.

– У миссис Кеннет сегодня на кухне брандспойт наготове, – говорит Кэрол Аттер. – Как, впрочем, и всегда. – Она отхлебывает пива и добавляет: – В прошлом году двое ребят себе волосы опалили. А у одной машины краска слезла.

– А чей это «остин»? – спрашивает Виктория. – Он вроде всегда тут, но никому из местных не принадлежит.

Фредерика выносит корзину с печенными в духовке каштанами: тоже любимое всеми лакомство. Лео хочет рвануть петарду, но Фредерика не разрешает.

Небо похоже на золотой луг, кишащий багряными змеями, на огромный веер серебряных листьев; оно – цвета индиго и подсвечено оранжевым и светло-коричневым, охряным и алым.

Пьют теплый сидр, из пластиковых стаканчиков – красное вино из картонной коробки с краником, эль из бутылок, случайно купленный лимонад, кока-колу с ромом, сладкий херес, яичный ликер. Климент и Тано раздобыли китайские петарды, Брайан Аттер цепляет одну к ветке дерева рядом с «остином», и она взрывается, трещит и крутится. Лео от страха плачет, а лысый человечек с усами кричит: «Осторожнее с моей машиной!»

Дым от костра заволакивает улицу. Люди держатся за руки и поют «Дорогую Клементину»: единственную песню, слова которой каждый англичанин знает почти до конца. На другой стороне сквозь дым Фредерика видит Джона Оттокара, в его разноцветном джемпере: он наклоняется, будто что-то зажигая, выпрямляется и машет ей за клубами серого дыма. Посерьезнев, она идет к нему. Зажженное не взлетает в воздух, не взрывается. Горит степенно, словно столп синего пламени.

– Игинк, – произносит Джон.

Новый род искусства. Сожжение книг. «Книги» задом наперед. Фредерика морщится. Всякая всячина в мягких обложках. На обложке верхней книги – женские груди, стянутые черной шнуровкой, лица почти не различить. Под ней – «Мужество быть» Пауля Тиллиха[203], а ниже – «Быть честным перед Богом» епископа Робинсона.

– Не люблю, когда жгут книги, – говорит Фредерика.

– Потому и «игинк». Мало ли кто что жжет, если не знаешь, что это. – Он поднимает бокал вина чернильного цвета. – За Гая Фокса. Здорово он придумал. Взорвать все к чертям. Изнутри. Только тогда и начнется настоящая жизнь. В языках пламени. Богоявление.

– Ты пьян.

– Нет. Ты – не знаю. Давай потанцуем.

Он хватает под руку кого-то из танцующих, хватает под руку Фредерику, тянет ее в круг. Она чувствует запах его подмышек, едкий, кисловатый, и другой запах – запах ладана, терпкий, сладкий, такой сладкий. Она пытается освободиться, но он тянет ее к себе. Голова запрокинута, красивое лицо разрумянено отблесками огней.

– Потанцуем?

На другой стороне в клубах дыма, в цветастом свитере, стоит Джон Оттокар.

Не выдержала она долгожданного испытания.