Бегство со Светлого берега

— Думаю, у тебя не получится.

— Ты в него влюблена?

— Безумно, — сказала Эйлин. — Я хочу сказать, он кажется мне ужасно милым. А ты?

— Я думаю, что вполне могла бы.

У Эйлин был определенный день, когда она обедала в родительском доме, но теперь ей хотелось нарушить принятый порядок, так она рвалась рассказать матери о своем новом друге. Не успела она позвонить в звонок, как дверь распахнулась и на пороге возникла ее сестра Дорис в розовом плаще на мягкой шерстяной подкладке; поверх темных волос она накинула пестро-полосатую шаль.

— Мама дома? — нетерпеливо спросила Эйлин, и Дорис махнула фланелевой сумкой для ботинок в сторону столовой в конце коридора и уже собралась спуститься по ступенькам на мостовую. Эйлин осмотрела ее: «На тебе моя шаль!» Дорис начала с видимым усилием дергать за концы шали, не пытаясь при этом, как заметила Эйлин, развязать ее на самом деле. «Возьми себе эту дрянь!» — воскликнула она, продолжая мять в руках шаль, но поспешно засунула ее концы под плащ, когда Эйлин с нетерпеливым жестом вошла в дом.

Мать сидела в кресле в черном халате и вельветовых тапочках и читала роман из библиотеки Мьюди[36]. Эйлин с ревнивым чувством отметила, что стол накрыт на троих. Вин взглянула на нее, улыбнулась, прочла еще несколько строк, но положила книжку текстом вниз, когда Эйлин наклонилась поцеловать ее. Обе они притихли при звуке двери, открываемой ключом, а потом аккуратно закрытой. После короткой паузы в коридоре послышались неровные шаги и другая дверь открылась и закрылась все с той же неторопливой аккуратностью.

— Я уже забыла, что он хромает, — сказала Эйлин. — Он просто-таки ковыляет.

— Каждый день спешит в метро и всегда несет этот тяжелый чемоданчик в одной и той же руке, — безучастно сказала Вин.

Эйлин снова взглянула на стол.

— Кого вы ждете?

— Сегодня день Грэйси, — ответила Вин, повысив голос, так как в этот момент в прихожей раздался звонок. — Я уж было надеялась, что она не придет. Сэнди раздражается, когда у нас к обеду больше одного человека.

— Я уйду! — воскликнула Эйлин.

— Уйдешь? — отозвалась тетя Грэйс, входя в комнату. — Как раз когда я пришла?

— Теперь ты не можешь уйти, — нервно сказала миссис Харт. — Сэнди видел твои вещи в прихожей.

— У меня нет никаких вещей. Я пришла налегке.

Тетя Грэйс была шокирована.

— Выйди я без пальто, я бы чувствовала себя служанкой, пробирающейся по черной лестнице.

— Я всегда ей говорю, — с раздражением произнесла Вин. — Конечно, ты можешь остаться, Эйлин, раз уж пришла. Просто Сэнди любит знать заранее, когда люди приходят к обеду. Ты же знаешь, карточки на мясо и все такое.

— Ты говорила, чтобы я не делала фетиш из приходов по средам.

— Я всегда рада видеть тебя, дорогая. Ты знаешь.

Открылась дверь, и в комнату, хромая, вошел маленький человек в сером костюме.

— А! — воскликнул он вовсе не дружелюбно. — Грэйс! Эйлин! Целое семейное сборище. — Он подставил колючую лиловую щеку Эйлин для поцелуя и наклонился вперед, выставив локоть, чтобы подать Грэйс иссохшую ладонь. Затем он прикоснулся губами к скуле жены, и все заняли места за столом. Эйлин повернулась на стуле и залезла в средний ящик буфета, где нащупала нож, вилку и салфетку, вдетую в костяное колечко. Мятая салфетка, казалось, была единственным предметом в доме, который обрадовался ей. Тетя Грэйс долго с сомнением изучала свою салфетку, прежде чем извлечь ее из целлулоидного колечка. Вин быстро вытащила свою из резного черепахового кольца, а Сэнди, священнодействуя, вынул салфетку из серебряного чеканенного кольца, взял трепещущий квадрат за два угла и расправил его на коленях. Старая служанка вошла с блюдом, где поверх картофельного пюре лежали пять котлет, и поставила его перед хозяином. Сэнди разделил лишнюю котлету на четыре крошечные порции и стал раскладывать еду точно выверенными движениями.

Молчание прервала тетя Грэйс.

— Твой дом недалеко от Фрогнала[37]? — спросила она.

— Совсем рядом. Верх Фрогнала портит вид на Рощу.

— Вовсе нет, дорогая, — сказала миссис Харт.

Тетя Грэйс любезно переменила тему.

— У Дадли-Кларков было огромное владение во Фрогнале. Они устраивали там великолепные приемы в саду, но кэбмены говорили, что лошади падают на подъеме, и они продали владение и купили виллу на Ривьере.

— Если ты знаешь Фрогнал, то легко найдешь мой дом, — сказала Эйлин, как будто для нее не было ничего приятнее, чем визит надоедливой тети Грэйс. — Идешь прямо из метро до коттеджа с сарайчиком на переднем плане. Его невозможно пропустить, там на улице растет огромное дерево, говорят, ему не меньше ста лет.

— Дуб? — почтительно осведомилась тетя Грэйс.

Эйлин была уверена, что это не дуб. У него были слишком легкие, дрожащие листья.

Сэнди отложил нож и вилку, прислонив их к краю тарелки. Все ждали, когда он прожует и проглотит кусок. Даже после этого он сначала вытер губы и выпил глоток воды, а уж потом заговорил.

— Вероятно, он принадлежит к семейству тополей: Populus tremula, Populus nigra или Populus alba[38].

— Я уверена, что это не тополь, — небрежно сказала Эйлин. — Тополя высокие и тонкие, а это дерево ветвистое.

— Высокий и тонкий из них только Populus fastigiata, его родовое название «ломбардский тополь» из-за распространенности на юге Франции.

Слово взяла миссис Харт.

— И то́поля колеблемые ветром белые листы, — произнесла она. — Я полагаю, Теннисон имел в виду Populus alba.

Но слово alba, как оказалось, относилось к беловатой коре дерева, отличающей его от других видов с более темными стволами, особенно от Populus fastigiata. И поскольку Эйлин упомянула непрестанное дрожание листьев, ее дерево было, вероятно, albus tremula, так часто встречающееся на городских улицах.

— Ты не чувствуешь себя одинокой, дорогая? — опрометчиво спросила тетя Грэйс.

— У меня там недалеко друзья, — отвечала Эйлин. — Беатрис Пейдж живет в десяти минутах ходьбы.

— Школьная подруга Эйлин, — объяснила миссис Харт. — Ты знаешь, ее мать была из Тэлботов.

Тетя Грэйс расплылась в улыбке.

— Так это или не так, — вставил внимательно слушавший Сэнди, — мне кажется, что подруга Эйлин взяла на себя большую ответственность, поощряя ее отказаться от обеспеченной домашней жизни ради безумной идеи о собственном деле.

— Я сама обеспечиваю себя с тех пор, как ушла из страховой компании, верно? — резко ответила Эйлин. — Я еще ни разу не просила у вас помощи, правда?

Миссис Харт через стол бросила на Эйлин умоляющий взгляд.

Тетя Грэйс не могла удержаться, чтобы не вмешаться в разговор.

— Все твои родственники, Эйлин, считают, что было опрометчиво оставить компанию.

— Вовсе не все, — многозначительно сказала Эйлин. — Шелли никогда не думали, что дочери папы станут клерками. Они были уверены, что Дорис и я поступят в колледж.

— Прояви ты к этому хоть малейшее желание, я бы его только поддержал, — серьезно произнес Сэнди.

— Шелли хотели, чтобы Эйлин и Дорис стали учительницами, — вмешалась миссис Харт. — Находиться вечно в женском обществе, не встречаться ни с кем, кроме учительниц, проводить каникулы в общежитиях Христианской ассоциации молодых женщин…

— По крайней мере, они зарабатывают себе на жизнь, — сказал Сэнди.

Эйлин, как могла, рассказала о своей работе для мистера Белкина. Отчим был непроницаемо серьезен, а миссис Харт сказала, что надеется, что ни одна из ее дочерей не выйдет замуж за иностранца. Но тетя Грэйс, которая скорее готова была увидеть свою дочь в гробу, чем замужем за корсиканцем, признала, что ей доводилось встречать очаровательных русских в одном отеле в Берне.

— Он не особенно очарователен, — сказала Эйлин. — Но он ужасно мил.

— А можно узнать, что за занятие выбрал у нас в стране сей чужеземец? — спросил Сэнди в перерыве между пережевыванием пищи.

— Письма, которые я перепечатываю, большей частью обращены к английским фирмам, продающим сельскохозяйственную технику в Россию. И еще два человека хотят брать у него уроки русского языка.

— Вероятно, это прикрытие более зловещей деятельности, — легкомысленно произнесла миссис Харт. — Ну, надеюсь, он не станет учить тебя бросать бомбы в короля.

— В любом случае, это ненадежный источник существования, — сказал Сэнди. Даже великодушный Сэнди, казалось, рассматривал каждого нового знакомого Эйлин как возможного мужа.

Дорис, внезапно появившаяся в дверях с оторванным каблуком, поспела к концу обсуждения. Ее слово было последним.

— А сколько лет мистеру Белкину? — спросила она.

— Сорок, — быстро ответила Эйлин, и Дорис тут же испарилась.

Мистер Белкин снова исчез с горизонта, и Эйлин уже стала бояться, что он отождествил ее с Беатрис и ее наглым поведением. Но неделю спустя пришла открытка с ноттингемским почтовым штемпелем, с адресом, написанным уже знакомым ей чужестранным наклонным почерком. Мистер Белкин писал, что его вызвали по делу, но через день или два он вернется и тогда даст себе смелость сообщить об этом мисс Шелли. И в самом деле, через два дня мистер Белкин появился у ее дверей со своей портативной машинкой и портфелем, объяснив, что он предпочел бы, если она не возражает, работать у нее дома.

— Я думаю, здесь, наверное, нас будут меньше прерывать.

Он неуверенно остановился посредине комнаты, где потолок был лишь на несколько дюймов выше его головы.

— Он не упадет на вас, — ответила Эйлин на его нервный взгляд, устремленный вверх. Она взяла машинку и поставила на пол у стены. — У меня есть своя. Да садитесь же.

Он опустился в кресло у камина.

— Похоже на комнату русского студента, — сказал он, оглядывая скудно обставленную комнату с побеленными стенами, без занавесок на окнах и без ковра. Он вытащил из портфеля знакомую папку и спросил: «Где мы будем работать?»

— Здесь, — сказала Эйлин, приподняв откидную крышку стола, прислоненного к стене. Он удивился, увидев, как она повернулась на стуле, на котором она устроилась рядом со столом, подняла щеколду маленькой дверцы у себя за спиной и просунула руку в отверстие; еще более он был удивлен, увидев, что ее рука вернулась назад с пишущей машинкой.

Мистер Белкин поднес напечатанное письмо к глазам и прочистил горло, но вместо того чтобы начать диктовать, сказал, глядя поверх бумаги:

— Я хочу вас кое о чем попросить.

Эйлин густо покраснела.

— Не дадите ли вы мне уроки английского?

Он бросил на нее острый взгляд, и Эйлин была уверена, что он заметил ее побагровевшие щеки.

— Я никогда в жизни не давала уроков, — пробормотала она.

Мистер Белкин откинулся в кресле и даже перекинул ногу на ногу.

— Вы могли бы объяснить употребление present perfect?

— Зачем вам это?

Мистер Белкин вздохнул.

— Мы могли бы читать, — сказал он, снова вздохнул и попросил разрешения закурить.

Вынув сигарету, он положил пачку на стол, а Эйлин вытрясла оттуда еще пару сигарет на папку с письмами.

— Да в них почти нет табака! — воскликнула она.

— Это русские папиросы, с мундштуком. Очень гигиенично.

— Их можно достать в Лондоне?