Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой

Глава VII

После захвата Кута в Британии, Индии и Ираке сплелся столь тугой клубок из амбиций, желаний, фобий и планов, что распутать его полностью сложно и сегодня.

Никсон видел перед собой лишь цель — Багдад — и не видел преград. После месяцев успехов, несмотря на сопротивление противника, климат и проблемы со снабжением, он уверился в непобедимости своей армии и в том, что ей под силу выполнить любые задачи. Министру по делам Индии Чемберлену он отправил послание следующего содержания: «Я уверен, что могу разбить Нуреддина и взять Багдад без дополнительных подкреплений, наличествующими силами»[21].

Командир корпуса подгонял под ответ «взятие Багдада» старое решение, указывая на необходимость подобного шага, чтобы лишить османов удобной базы для контрнаступления. Этот лейтмотив звучал в Месопотамии уже почти год. С момента захвата Басры британцы только и делали, что лишали противника передовых баз для наступления. После Басры они захватили Курну, затем Амару, Насирию и наконец Кут, и было совершенно непонятно, где именно это должно закончиться.

Слабым местом такой аргументации являлось то, что чем дальше британцы уходили от побережья вглубь вражеской страны, отбивая у врага одну передовую базу за другой, тем длиннее становились их собственные линии коммуникаций, что осложняло снабжение войск на передовой. Транспортная проблема не двигалась с мертвой точки с весны 1915 года, и в распоряжении Никсона оставался все тот же набор судов со всеми теми же проблемами с разгрузкой и хранением в Басре, при том что фронт сместился на сотни километров к северу.

Таунсенд стал высказываться в нетипичной для него манере — крайне осторожно. Он находился в 500 километрах от моря с регулярной османской армией впереди и недружественными арабами вокруг, а его единственная ниточка снабжения зависела от капризов реки, погоды и состояния разномастной коллекции речных судов, большинство из которых уже многие месяцы трудилось без перерыва, так что их техническая исправность вызывала все больше и больше вопросов. Командир 6-й дивизии 3 октября писал Никсону: «Если мне позволено, то я напомню, что задачей операции по захвату Кута было укрепить наши позиции в вилаейте Басра»[22]. Далее он заметил, что видит лишь два варианта дальнейшего развития событий: либо ему дают еще одну полнокровную дивизию для наступления на Багдад, либо он окапывается в Куте.

Решение о продолжении наступления на город тысяча и одной ночи прямо зависело от индийского руководства. Вице-король лорд Хардинг оставался сторонником продолжения наступления в Месопотамии и по-прежнему оправдывал его необходимостью поддержания имперского престижа. Тем более что он принимал решения на основе полных оптимизма отчетов Никсона, которые индийский генштаб просто пересылал наверх, никак не комментируя. Вечной головной болью Хардинга, как и любого другого на его месте, было внутреннее спокойствие в Индии, а с началом войны с османами настроения местного населения стали предметом первоочередного внимания. Громкие знаковые победы на Востоке — именно этого хотел вице-король для гарантии лояльности мусульман. Кроме того, в индийском правительстве отмечали, что взятие Багдада позволит сомкнуть фронт с русскими в Персии и Анатолии и перекрыть возможные каналы поставок денег, оружия и агентуры в Индию через Персию и Афганистан.

Не самые радужные настроения царили и в Лондоне, где правительство не могло не признать, что 1915 год подходит к завершению неудовлетворительным образом. На Западном фронте, несмотря на многочисленные попытки прорвать немецкую оборону, дело ограничилось лишь незначительным вклиниванием в нескольких местах. На Восточном фронте Российская империя потерпела ряд сокрушительных поражений, оставив Галицию, Польшу, Литву и часть Латвии. Болгария вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии, готовилось совместное мощное наступление на Сербию. В близкой к этому фронту Греции вынужденно покинул пост проантантовски настроенный премьер-министр Венизелос, что вызывало серьезные опасения по поводу дальнейшего внешнеполитического курса страны.

Даже на османских фронтах все складывалось совсем не радужно. Фронт в Египте застыл на одном месте среди синайских пустынь, но главная проблема возникла на другой стороне Средиземного моря.

Дарданелльская кампания задумывалась в начале 1915 года практически как блицкриг — быстрый прорыв силами флота через пролив, связывающий Средиземное и Мраморное моря, и последующая капитуляция османов под угрозой обстрела Константинополя из огромных морских орудий. Вариант казался идеальным: одним ударом Османская империя выбивается из войны, ликвидируются, высвобождая силы, сразу несколько фронтов, к тому же открывается путь в Черное море для русских товаров в одном направлении и иностранной военно-технической помощи в другом.

Решающая попытка прорыва 18 марта 1915 года кончилась провалом. Три броненосца, два британских и один французский, утонули, подорвавшись на минах, один линейный крейсер получил тяжелые повреждения по той же причине, еще три броненосца сильно покорежила османская береговая артиллерия.

После морской неудачи было решено высадить сухопутные войска и занять форты с европейской стороны. Планы снова вынашивались самые наполеоновские: полуостров собирались оккупировать всего за три дня. Однако османы под чутким немецким руководством не стали разбегаться в ужасе от одного вида высаживающихся британских, французских и австралийских солдат, к которым чуть позже присоединилась индийская бригада, а упорно оборонялись, в итоге не выпустив войска Антанты с двух отстоящих друг от друга небольших плацдармов. Несмотря на накачку последних новыми силами, вырваться из них так и не удалось, и вся кампания окончательно завязла в позиционном болоте. К октябрю 1915-го в Лондоне уже практически смирились с бесперспективностью Дарданелльской операции, вероятным ее полным сворачиванием и последующей эвакуацией войск. Это неизбежно означало признание крупного стратегического поражения, да еще и нанесенного считавшейся откровенно слабой второстепенной державой.

Столь незавидное положение дел требовало какого-то яркого события, способного хотя бы частично затмить неудачи. Так что идея захватить древнюю столицу Ирака получала все большую поддержку.

На протяжении двадцати дней, начиная с третьего октября, Хардинг, министр по делам Индии Чемберлен и Никсон обменивались многочисленными посланиями, тон которых менялся в зависимости от текущего лондонского мнения. 5 октября министр по делам Индии уведомил командующего в Месопотамии, что перспектив получить дополнительные войска у него нет. Никсон в ответ послал в Лондон и Дели депешу, в которой уверил, что не видит сложностей в захвате города, и отдельно подчеркнул, что никаких навигационных проблем на Тигре и логистических трудностей в его армии нет, вражеские силы разбиты и испытывают острый недостаток артиллерии и боеприпасов. Таким образом он осознанно выдал желаемое за действительное. 9 октября Чемберлен телеграфировал Хардингу, что Никсон должен оставаться на занимаемых позициях, новости о подкреплениях поступят со дня на день. В ответ Хардинг недвусмысленно телеграфировал: «Я все еще надеюсь стать Пашой Багдадским еще до завершения моего срока в Индии»[23].

Чемберлен в своих депешах транслировал выжимку борьбы мнений, происходившей в британском кабинете министров, где никак не могли достичь компромисса. Лорд-хранитель малой печати Керзон, бывший одним из самых авторитетных членов кабинета, решительно высказывался против любого продвижения вперед. Он отмечал, что дальнейшее наступление является дорогой в никуда и никаких серьезных политических или экономических выгод от взятия Багдада империя не получит. За наступление единым фронтом выступали министр иностранных дел лорд Грей, первый лорд Адмиралтейства Артур Бальфур и Уинстон Черчилль (который занимал скромную должность канцлера герцогства Ланкастерского, но все равно являлся одним из самых видных и активных членов правительства). Все трое оперировали аргументами о необходимости после галлиполийского фиаско позаботиться об имперском престиже и будущем колониальном завтра на Востоке. Промежуточную позицию занимал военный министр лорд Китченер. Фельдмаршал придерживался мнения, что взять Багдад по силам корпусу Никсона, но вот его удержание представляет отдельную проблему: «Если мы оккупируем Багдад и уйдем с Галлиполи, турки, чтобы вернуть его себе, смогут перебросить в Месопотамию 60 000–70 000 человек». Этот довод выглядел разумным. Галлиполи связывал более двух десятков османских дивизий, которые после эвакуации войск Антанты будут переброшены на другие фронты. Военный министр предлагал провести рейд, водрузить знамя над Багдадом, а затем отступить на заранее подготовленные позиции. Министр по делам Индии Чемберлен лавировал между сторонниками и противниками, стараясь одновременно и представлять позицию индийского руководства, и не портить отношения с другими министрами.

Многочисленные дебаты с участием первых государственных лиц стали яркой демонстрацией изменения статуса всей кампании. Из третьестепенной заварушки на задворках Великой войны Месопотамия стала центром внимания и сосредоточением многочисленных надежд и интересов.

Чаша весов постепенно склонялась в сторону сторонников захвата Багдада, которые могли обосновать свое мнение многочисленными настойчивыми и крайне оптимистическими телеграммами от Хардинга и Никсона.

15 октября Чемберлен проинформировал Хардинга, что к отправке в Месопотамию готовятся две индийские дивизии, находящиеся на Западном фронте во Франции.

В сентябре 1914 года во Францию прибыли две индийские пехотные и две кавалерийские дивизии, которые с тех пор сражались с немцами. Индийская пехота на Западном фронте оставила двойственное впечатление. Отмечался высокий уровень индивидуальной подготовки бойцов и их умение действовать в составе взводов и рот, но при этом плохие отзывы заслужили штабная работа и уровень компетентности командиров от батальонного уровня и выше. Отдельно отмечалось слабое взаимодействие с артиллерией, проблемы со связью и общая неготовность к «большой войне». В Европе, естественно, начались и стандартные проблемы индийской армии: сложности с восполнением потерь, необходимость придерживаться диетических и религиозных предпочтений бойцов. Так, в центральном индийском госпитале в Брайтоне пришлось сделать девять отдельных кухонь и шесть мест отправления культов. К тому же бойцы плохо переносили холод и сырость. Осенью 1915 года большой необходимости в их нахождении во Франции уже не было, развернувшаяся до 60 дивизий британская армия не испытывала недостатка в «коренных» солдатах для службы в Европе.

Правда, в том же послании Чемберлен советовал проинструктировать Никсона не предпринимать активных действий до прибытия этих двигающихся в Месопотамию дивизий хотя бы в Египет.

Двадцать первого октября в Лондоне состоялось заседание Военного и Дарданелльского комитетов, состоявших из основных членов кабинета министров. На нем приняли решение разрешить наступление на Багдад в случае, если индийское руководство и командир на месте считают это возможным, а также одобрили скорейшую транспортировку обещанных дивизий из Европы. Это сообщение отправили в Индию 23 октября, и Хардинг немедленно ответил, что индийский генштаб считает Никсона способным захватить город и удерживать его до подхода подкреплений. От себя индийское руководство добавит одну-две пехотные бригады и ускорит отправку маршевых пополнений в действующую армию. Чемберлен утвердил резолюцию, правда, прикрывшись оговоркой: «Никсон может предпринять марш на Багдад, если он удовлетворен теми силами, которые имеются в его распоряжении и которые он считает достаточными для операции. Переброска подкреплений займет какое-то время, но две дивизии будут посланы ему в кратчайшие возможные сроки»[24]. Стоит отметить, что эта переписка заняла менее половины суток, а значит, стороны подыграли друг другу.