Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой

Глава XIV

С емнадцатого апреля Таунсенд сократил пайки в последний раз, теперь всем и каждому полагалось по 110 граммов хлеба и 220 граммов конины в сутки. Военный врач Эрнст Уолкер характеризовал этот паек одним словом — голод. По расчетам штаба 6-й дивизии такой паек позволял продержаться до 29 апреля, когда продукты выйдут окончательно. Физическое и моральное состояние гарнизона ухудшалось с каждым днем. Британские солдаты едва стояли в окопах, многие индийцы уже не могли перемещаться даже на небольшие расстояния. Лейтенант Спекман описал ситуацию в городе так: «Дизентерия, лихорадка, анемия и так далее уносят по двадцать человек в день, люди ослаблены голодом, малярией, цингой и бери-бери. Десны гноятся, щеки впали, на груди видно каждое ребро, ноги и ступни деформированы водянкой, у людей нет даже сил, чтобы отгонять роящихся вокруг них мух»[149].

В качестве последней, самой отчаянной меры решили попробовать провезти продукты в Кут по реке. Этот вариант обсуждался в качестве крайнего практически одновременно с началом попыток доставить продовольствие воздухом. Предполагалось, что загруженное судно под покровом ночи проникнет в город и несколько сотен тонн продуктов помогут Таунсенду и его людям продержаться еще какое-то время. Миссия считалось самоубийственной даже на бумаге, но за неимением лучшего решили попробовать провернуть этот трюк. Характерно, что в середине апреля со своим планом прорыва по реке выступил и Таунсенд. Он предлагал погрузить на оставшуюся с ним «Сума-ну» 700–800 человек «наиболее ценных кадров» и ночью двинуться на ней к деблокирующим силам. Планировал ли Таунсенд эвакуироваться таким образом лично, неясно, но в любом случае Лейк запретил эту акцию.

В качестве судна для прорыва в Кут выбрали пароход «Джульнар», на который в Амаре установили импровизированное бронирование в виде стальных листов и мешков с песком вокруг паровой машины и мостика. На судно погрузили 270 тонн продовольствия (сахар, мука, консервы) и медикаменты. Эти работы не ускользнули от внимания османской агентуры в городе, и сведения своевременно поступили в штаб 6-й армии. Османы не удивились таким данным, они ждали чего-то подобного от британцев едва ли не с середины марта. Командовать «Джульнаром» вызвался лейтенант Фирман, механиком стал лейтенант Рид, а штурманом — лейтенант-командер Коули. Последний родился в Багдаде (в его роду были в том числе и армяне) и всю свою сознательную жизнь провел на речных судах Тигра, работая на разные британские компании в регионе. Также в экипаж вошли двенадцать матросов и старшин. Обязательным условием для всех добровольцев выдвинули отсутствие жен и детей: шансы, что после этого похода останутся вдовы и сироты, составляли почти 100 %.

«Джульнар» вышел на закате 24 апреля, по расчетам он преодолел бы по реке 25 миль до Кута как раз к рассвету следующего дня. Для прикрытия его выхода практически вся британская артиллерия начала обстрел османских позиций. Вражеские окопы у Саннията удалось проскочить без проблем, но уже у Эс-Синна противник открыл по судну шквальный огонь с обоих берегов. Несмотря на все усилия Рида и его машинистов, тяжелогруженый «Джульнар» развивал против течения всего пять-шесть узлов, что делало его легкой мишенью для противника. Развязка наступила в 8,5 мили от города, когда судно запуталось в натянутых поперек реки стальных кабелях — барьере, специально предназначенном для предотвращения проникновения по воде, и получило снаряд прямо в мостик. Фирман был убит, Коули тяжело ранен, а «Джульнар» вскоре взяли на абордаж подошедшие на лодках османы. Экипаж, понимая безвыходность своего положения, не оказывал сопротивления. Моряков свезли на берег, а на судне под ликующие возгласы с обоих берегов на рассвете подняли османский флаг.

Из всех попавших в плен на «Джульнаре» наиболее трагически сложилась судьба лейтенант-командера Коули. Османы впоследствии выдвинули сразу несколько версий его смерти. По одной, он вскоре скончался от ран, по другой, его убили при попытке к бегству. Но большинство и по сей день уверены, что он был попросту казнен вскоре после того, как попал в плен, так как османы считали его своим подданным и ко всему прочему записывали в предатели-армяне.

После провала речного прорыва у британцев больше не осталось ни идей, ни возможностей помочь осажденным. Капитуляция стала неизбежной.

В 3:30 утра 26 апреля Таунсенд по телеграфу получил разрешение вступить в переговоры с противником. Лейк оптимистично написал командиру 6-й дивизии, что тот «с его славой сможет добиться лучших условий. Мы готовы обеспечить вас продуктами в случае успеха переговоров»[150]. Со стороны командующего в Месопотамии это был потрясающе трусливый шаг: фактически Лейк заранее перекладывал ответственность за поражение на плечи Таунсенда. Тот почувствовал ловушку и в ответной телеграмме, сославшись на плохое самочувствие, попросил своего непосредственного командира принять участие в переговорах. Таунсенд написал: «Я несу свою долю ответственности и считаю, что вы должны вести эти переговоры»[151]. Лейк вторично ускользнул от этого, предложив подчиненному воспользоваться услугами полковника Герберта и капитана Лоуренса.

Переговоры предстояло вести лично с Халилом, который теперь стал командующим 6-й армией. Здоровье старого немецкого фельдмаршала фон дер Гольца неуклонно ухудшалось на протяжении всей весны, и в начале апреля он слег окончательно. 19 апреля фон дер Гольц скончался в Багдаде от тифа, согласно завещанию тело доставили в Константинополь и захоронили со всеми полагающимися почестями на территории немецкого консульства в районе Тарабья. Эта смерть породила несколько конспирологических теорий, циркулирующих и по сей день. В них Халил обвиняется в причастности и едва ли не отравлении немца с целью занять более высокую должность и ни с кем не делить скорый триумф. Однако сомнительно, что турок стал бы так рисковать.

Таунсенд планировал предложить шестидневное перемирие для переговоров, во время которого османы будут пропускать суда с продовольствием для его гарнизона. Османы поддержали идею, но суда с продовольствием пропускать отказались. Впервые за пять месяцев бои стихли. В своем дневнике Эрнст Уолкер написал: «Все наши люди и турки вышли из окопов и уселись на парапетах, разглядывая друг друга. Что нас больше всего потрясло — так это невероятная, всепоглощающая тишина. После пяти месяцев, когда не было ни одной минуты, днем или ночью, без треска винтовочного и пулеметного огня, залпов артиллерии и разрывов снарядов, тишина была практически сверхъестественной»[152].

Встреча Таунсенда и Халила состоялась на следующий день на реке, каждый выплыл на середину русла на своем катере. Британец предложил сорок орудий и миллион фунтов за свободный выход британцев под обещание не воевать больше против Османской империи. Халил пообещал передать это предложение военному министру Энверу, но со своей стороны потребовал сдачи без всяких условий, впрочем, как джентльмен джентльмену, гарантировал беспрепятственный выход лично своему визави. Каким бы самолюбивым и тщеславным ни был Таунсенд, ему хватило мужества отклонить подобное предложение. На этом переговоры завершились. Халил имел на руках все козыри и в принципе не видел необходимости договариваться с противником, для него не было секретом, что англичане так или иначе сдадутся со дня на день.

Своим людям Таунсенд все еще продолжал обещать несбыточное. «Переговоры все еще продолжаются, но я надеюсь, что смогу объявить о нашем возвращении в Индию под паролем»[153], — сообщил он днем 28 апреля после того, как были розданы последние пайки, и незадолго до приказа начинать выводить из строя вооружение, чтобы им не смог воспользоваться противник. Даже 29 апреля, за несколько часов до сдачи, Таунсенд то ли на что-то надеялся, то ли просто кормил подчиненных сказками: «Существуют серьезные основания надеяться, что турки согласятся обменять нас всех в самое ближайшее время»[154].

Переговорщики в лице Герберта и Лоуренса смогли добиться встречи с Халилом лишь утром 29 апреля. Вместе с ними поехал и начальник разведки армии в Месопотамии полковник Бич. Политический офицер всей кампании сэр Перси Кокс предпочел держаться подальше от мероприятия, заявив, что не примет участия в попытке выкупа (или дачи взятки, смотря как посмотреть). Он лишь выразил озабоченность судьбой мирного населения Кута, которое не фигурировало ни в каких вариантах ведения переговоров, но на фоне разворачивающейся катастрофы судьба арабского населения была последним, о чем собирались думать англичане.

На рассвете британская тройка под белым флагом подошла к траншеям противника, где их продержали несколько часов в ожидании сопровождающих. Османы могли позволить себе не торопиться. Герберт и Лоуренс коротали время, разговаривая (Герберт на турецком, Лоуренс на арабском) с солдатами противника, расстраивавших британцев своей жизнерадостностью. Наконец парламентерам завязали глаза и повезли на встречу с турецким командующим. Герберта и Бича везли верхом, а вот Лоуренсу несмотря на больное колено пришлось проделать весь путь пешком.

Халил и Герберт знали друг друга еще до войны, вращаясь в одних и тех же кругах высшего света Константинополя. Переговоры шли на удобном для всех сторон и подходящим для такого случая французском. Герберт начал с обсуждения судьбы мирных жителей Кута, попросив Халила гарантировать, что в городе не будет никаких репрессий. На это Халил сразу ответил, что османские поданные никоим образом не касаются британцев и не могут быть темой переговоров. Дальше пошло не лучше: попытки предложить Халилу два миллиона фунтов не вызвали с его стороны никакой реакции, и быстро стало понятно, что деньги не интересуют ни лично османского командующего, ни его руководство.

Со своей стороны Халил выразил бурное разочарование тем, что по сообщениям его разведки Таунсенд начал выводить из строя орудия и сжигать припасы. От британского командующего перед сдачей казалось сложно ждать другого, но Халил лишался трофеев, которые должны были дополнительно украсить его победу. Затем турецкий командир попросил британцев прислать речные суда для транспортировки британских пленных, чье плохое физическое состояние не являлось ни для кого секретом, до самого Багдада. После разгрузки он пообещал сразу же и в полном порядке вернуть суда британцам. Этот вопрос застал тройку парламентеров врасплох. Бичи прошептал Герберту, что у них не хватает судов даже для транспортировки собственных войск и подобный вопрос нужно согласовать как минимум с Лейком, а также, вероятно, с индийским и британским руководством. Эту ремарку османские переговорщики услышали и поняли. Они с самого начала подозревали, что предпринимаемые британцами попытки переговоров призваны выиграть время для подготовки очередной попытки прорыва. Герберта, Лоуренса и Бичи с самого начала не воспринимали всерьез, считая мелкими фигурами, не наделенными полномочиями. Слова Бичи лишь убедили в этом османов.