Глас бесптичья

— Бабушка, этот человек переночует у нас, — тихо, словно боясь гнева старухи, сказала она.

— Ась? — громогласно гаркнула бабушка, так что юноша невольно вздрогнул. — Не поняла? Он шо, спать здесь останется? Харчами, небось, соблазнился, али ещё чем?

При последних словах бабушка слегка толкнула девицу, отчего та зарделась и возмущённо вскрикнула. Чёрная старушка засмеялась и, не обращая внимания на разобиженную внучку, села за стол. Взгляд её тусклых глаз, казалось, был прикован к юноше, отчего тот всё время старался отстраниться. Заметив это, бабушка снова засмеялась и скрипучим голосом сказала:

— Та не боись, милой! Ты шо же думаешь, я съем тебя? Не меня тебе бояться надоть! Я уж не молода, а вот Миленка…

— Бабушка! — снова возмутилась девушка, но старушка не слушала её.

— Помниться, дед-то мой так же явился. Пришёл да не ушёл! А ты, милой, тоже здесь окопаться решил?

Пьер виновато улыбнулся и пожал плечами. Бабушка вновь рассмеялась и вдруг повелительным голосом вскричала:

— Миленка, чего стоишь, уши греешь? Марш, на стол собирать. У нас гость, кормить надоть!

«Поглядим, что с тебя стрясти можно, милой», — подумала старуха, и её губы расплылись в улыбке, алчной и злорадной.

***

Жизнь в лоне деревенской благодати принесла Пьеру даже больше, чем он рассчитывал. Через пару дней привезли его вещи, которые по настоянию бабушки они продали деревенским жителям, взяв в качестве платы молоко, яйца и одну тощую свинью. За это, пусть и малое, новоприобретённое хозяйство, старуха позволила молодому человеку поселиться в её доме, в небольшой свободной комнате с мутным оконцем, выходящим в сад.

Однако, несмотря на всю выгоду такого положения, беззаботное существование не наступило. Через две недели после его появления, женщины, объединившись, заставили Пьера искать работу. Сама бабушка уже давно не могла ничего делать (она лишь изредка брала на себя обязанность мыть посуду), а Милена ходила по соседям и за мизерную плату выполняла разную работу, чтобы содержать себя, и старушку. Их положение было незавидно, а потому юноша оказался весьма кстати.

— Скотину кормить надоть? Надоть! — сетовала бабушка. — Есть что-то надоть? Надоть! Миленка, ты согласная?

Девушка на это лишь вздыхала, разводила руками и кивала. Парень, не ожидав этого, сначала воспротивился, но, поняв, что делать нечего, сдался. Смирившись со своей участью, он принялся за поиски и вскоре нашёл место при дворе зажиточного скотовода.

— Теперь хозяйственный учёт вести буду. То же самое, что и в лавке старьёвщика, только вместо шкатулок и тряпок — зерно, навоз и яйца, — через пару дней смеялся парень, сидя за обеденным столом рядом с Миленой. Девушка радовалась и хвалила его, а бабушка изредка, отпивая чай, с уважением говорила: «Ишь ты… Дела…»

Миновал год. Пьер окончательно утвердился на новом месте. Работу он исправлял аккуратно, жалованье получал в срок, а потому был у своих домашних в большом почёте. Хозяйство их разрослось, и теперь бабушка не смела указывать парню, как, бывало, делала это в первые дни. Она лишь иногда недовольно ворчала, но открыто перечить не решалась. Милена же ходила очарованная и краснела, когда Пьер заговаривал с ней, словно стыдясь чего-то. Что и говорить, она на свою беду почувствовала влечение, любовную привязанность, подогреваемую мыслью о том, что Милена ни кто иная, как спасительница юноши, ведь если бы не она, с ним могло случиться всё, что угодно. Эти размышления не давали девице покоя, постоянно обращая её к Пьеру, заставляя снова и снова думать о нём.

К слову, с тех пор как он стал жить в Рух, парень поправился, округлился и стал весьма симпатичным молодым человеком. Пара взглядов, прикосновений, улыбок, и Милена, не трудно догадаться, влюбилась, причём так, что видела юношу во снах. Это смятение души скоро заметила бабушка, которая пусть и притворялась дурочкой, но выгоду чуяла носом. Однажды, когда Пьера не оказалось дома, она подсела к Милене и сказала:

— Шо, девка, влюбилась? Да можешь не юлить, я тебя насквозь вижу. Сердечко ноет, душа болит, да? Конечно, помним… Шо делать, говоришь? Есть один способ. Но надоть подготовиться. Как? Вот дура! Оденься покрасивше да зайди к нему ночью. Там уже всё поймёшь…

— Ты что, бабусь, умом тронулась?! — вдруг всё поняв, вскричала девушка. — Родную внучку и так… Я не согласна!

— Слушай, деточка! Я тебе дело говорю! Соблазнить его надоть, а то живёт у нас уже год, богатеет, того и гляди, улизнёт и поминай, как звали! Женится на какой-нибудь Лизке или ещё ком, а нам шиш с маслом! Нет, кровиночка моя, надоть его взять за одно место! — вдруг со страшной живостью вскочив с лавки, зашипела старуха. — Вот ежели ты его захомутаешь, то, конечно, другое дело! Сразу весь с потрохами наш станет. Все денежки в дом, хозяйство увеличим, потом дети пойдут, а я на тот свет со спокойной душой. Ведь когда твои родители помирали, я душой поклялась, что выведу тебя в люди. И я выведу!

Милена со страхом смотрела на неё, слушала, и слёзы текли по белым щекам. Она не могла поверить, что бабушка говорит, не шутя, но чёрное лицо старушки было настолько ужасно, что не оставалось никаких сомнений в серьёзности её намерений.

— Не ерепенься! — грозно сказала старуха. — Дело говорю!

***

Ночь выдалась звёздная, тёплая, спокойная. Когда в доме погасили свет, в комнате Пьера, на полу, появился небольшой прямоугольник, образованный лунными лучами, проходившими сквозь оконце. Лёжа на кровати, юноша смотрел на него и думал о чём-то своём, бессмысленном, пустом, о чём обычно думают перед сном. Через полчаса на улице подул слабый ветер, и ветви деревьев и кустов, растущих в саду, едва заметно заколыхались.

— Забавно, — вдруг тихо промолвил юноша. — Кажется, у меня есть всё, что нужно, но отчего же я не чувствую наслаждения… Может быть, я сумасшедший.

Юноша усмехнулся.

«Нельзя жаловаться, — подумал он. — Многие бы сказали, что я родился под счастливой звездой? Только подумать… Где-то в мире люди страдают, гибнут, дрожат от страха, а я живу в спокойной сельской местности, где куча зелени, тишина и покой. Конечно, я счастливчик».

Он улыбнулся в темноте, но улыбка эта была фальшивой, закрыл глаза, собираясь уснуть, однако, это ему не удалось. В соседней комнате раздался шорох, будто кто-то что-то искал, но вскоре этот звук стих, и его сменил негромкий топот.

«Кто-то идёт», — подумал парень. Через пару секунд в полутьме возник белый силуэт, и сердце юноши ёкнуло.

— Милена, ты? — шёпотом спросил Пьер, и белая фигура, словно подтверждая его догадку, шагнула вперёд.

Парень поднялся и сел в постели, заворожённый странным зрелищем. Тем временем, девушка приблизилась и села рядом. Она не проронила ни слова, боясь выдать волнение, овладевшее ею, и наконец, едва помня себя, начала раздеваться. Она стягивала с себя чулки, ночную сорочку, и её кожа белая и гладкая, выступая из под складок одежды, сверкала в лунных лучах. Парень во все глаза смотрел на неё, не зная, как понимать столь странный порыв. Он считал Милену чудесной девушкой, однако, воспринимал её скорее как сестру, нежели как женщину и потому смутился. Перед ним оказался выбор, совершить который было необходимо.

«Что же это такое, — думал юноша. — Так сама и льнёт. Что же, отказываться? Нет! Но это же… Это же…»

Юноша не успел додумать, так как доселе молчаливая девица вдруг сказала: «Надеюсь, ты не в обиде. Прошу обними меня…»

Эти слова, похожие на мольбу, сбили Пьера с мысли, опьянили его, и ему показалось, что остался лишь один путь: путь телесной близости. Юноша дотронулся до белоснежного плеча, вдохнул дурманящий аромат девичьего тела и что-то прошептал Милене на ухо. Та сделала глубокий вдох и тоже поняла, что иного выхода нет. В дальней комнате лежала бабушка. Старая ведьма не спала и всё слышала, а потому нужно было как можно скорее совершить то, для чего Милена пришла. Подумав так, она торопливо обвила шею Пьера тонкими руками и потянулась к его губам. Он ответил на поцелуй, придвинулся к девушке и ощутил тепло, исходящее от неё.

Ночь растянулась на долгие часы.

***

— Чёртов пустоцвет! Затащила в постель, а дитё зачать не смогла? Что это такое, али не было ничего? Обманула меня! — кричала старуха. Милена сидела за столом на кухне и протирала посуду. Она почти не обращала внимания на крики, счастливая оттого, что её самый сильный страх не сбылся: по прошествии трёх недель признаков беременности не появилось.

— Нет, не обманывала… А может, и хорошо, что так вышло, — сказала она, вызвав новый поток повлей и проклятий. Старуха рвала и метала, несмотря на свой жалкий и хрупкий вид. Она возлагала большие надежды на союз с Пьером и теперь, ничего не добившись, вымещала злость на внучке. Но та терпела, и могла терпеть ещё долго, лишь бы не делать того, что приказывала старая ведьма, ведь как ни была влюблена Милена, ломать себя ради чужой алчности не могла.

— Он должен первым показать свою любовь. Всё это неправильно, и теперь ничего не поправить, — шёпотом произнесла девушка, прекратив протирать тарелки. Взгляд её голубых глаз устремился в окно, выходившее на улицу. Та была залита светом, однако воздух был по-осеннему холоден. Опавшие листья шуршали по утрамбованной земле, голые ветви раскачивались из стороны в сторону, задевая друг друга, и небо, казалось, последний раз за год было напоено столь яркой лазурью.

От этого зрелища прекрасного и одновременно тоскливого в своей прощальной красоте девушка помрачнела, её сердце ёкнуло, и на глазах Милены выступили слёзы. Девушка отвернулась от старухи и встала. Та вдруг перестала кричать, внимательно посмотрела на внучку, махнула рукой и убралась в комнату, догадавшись, что сейчас говорить бесполезно. Девица переживала горе, маленькое, но настоящее и первое за всю жизнь. С этим нужно было считаться, и старуха не решилась продолжать свою брань.

«Пусть перебесится, — решила она. — Но за паренька мы ещё повоюем».

***

Это случилось в середине осени. Слухи, набухавшие так долго, и, словно призрачные псы, бродившие по государству, вдруг стали реальностью, обнажили клыки, и по Дексарду разнеслась весть величественная и ужасная: «Грядёт новая Веха, и ныне материалом для развития станет не бедный Авеклит, а Арпсохор, громадный и дикий».

Новость эту встретили по-разному. Наиболее прогрессивные слои населения пришли в восторг. Неистовствовали и военные, нисколько не смутившись оттого, что им придётся сеять смерть и хаос. Радость охватила государство, будто большинство его жителей, так или иначе, имели зуб на Арпсохор. Безумие оказалось заразно, и потому люди, забыв обо всём на свете, выкрикивая странные лозунги и беснуясь в порыве извращённого патриотического чувства, прославляли новый акт жестокости, нисколько не заботясь о том, что за их глупыми шествиями и речами стоят жизни людей.

Конечно, находились и редкие элементы, сопротивлявшиеся общему курсу Дексарда, веховой системе и Концепции Развития. Однако, для борьбы с ними у вышестоящих имелись методы эффективные и жестокие. За бунтовщиками наблюдали специальные государственные органы, призванные не допустить, чтобы локальное недовольство переросло в нечто большее. Угроза гражданской войны никогда не являлась чем-то несерьёзным, и потому внутренняя служба безопасности, пристально следила за тем, чтобы порядок не нарушался и несогласные никогда не объединялись.