Вечеринка моей жизни

* * *

– Должно быть, ты что-то сделала, – сказал ее отец, нарушая зловещее молчание, повисшее на кухне после заявления Нади. – Вы двое казались такими счастливыми и влюбленными в прошлые выходные за ужином.

Последовавшая за этим тишина была гнетущей. Даже Тинкербелл перестала лаять на разноцветные солнечные зайчики, отбрасываемые витражным стеклом на кафельный пол, или на птиц за окном. Оливия, сидя за кухонной стойкой, взволнованно строчила сообщения на телефоне. Вероятнее всего сообщая своей матери, Изабелле, сестре Нади, новости о новой семейной драме.

Наде стоило начать с хороших новостей по поводу работы. Дочь двух трудоголиков, она должна была понимать, что новости о возможном повышении могли бы смягчить удар. Но после того, как ее мама сделала поспешные выводы, а ее отец радостно загорланил со второго этажа:

– ¡Otro nieto! ¡Qué alegría! Gracias, Dios mío![6], ей пришлось действовать быстро. Ситуация уже вышла из-под контроля.

– Да, точно. Ты, должно быть, что-то сделала. Брэндон нам как сын, – сказала мама, как будто нашла единственное логичное объяснение. Надя поджала пальцы ног в туфлях, когда ее мама продолжила. – Расскажи мне, что именно ты сказала. Я уверена, это какое-то недоразумение. Я позвоню Лизе…

Надя хлопнула рукой по столу и тут же пожалела об этом, когда ее мама вздрогнула.

– Mami, ты не станешь звонить матери Брэндона! – Ее голос дрожал, пока она пыталась придать своему тону твердости, оставаясь при этом почтительной. – Я ничего не делала. Между нами все кончено. Свадьбы не будет.

– Но родственники уже в пути! – добавила ее мама, Вирджиния, заламывая руки.

Надя представила, как ее родня из Аргентины, Англии, Испании, Канады и даже Австралии пакует чемоданы, чтобы успеть на свадьбу десятилетия, как они ее нарекли. Некоторые из них годами копили деньги на это событие. Другие просто хотели своими глазами увидеть, стоили ли последние восемнадцать лет, проведенные семьей Паласио в Соединенных Штатах, такого расстояния и жертв.

Ее свадьба представляла для ее родителей возможность похвастаться перед остальной родней, насколько счастливы были их дочери. Свадьба Изабеллы была небольшой, и в то время требования для получения визы США были слишком жесткими, лишая большинство членов их семьи возможности путешествовать. Сейчас ситуация улучшилась, но Надя все испортила.

Такая вот неприятность.

– Мамочка, не волнуйся, – попросила Надя. – Не знаю, как, но мы все уладим.

Ее мама прошлась пальцами по своим крашенным черным волосам и вздохнула.

– Думаю, стоит позвонить в свадебный салон и сказать им… Они могут не вернуть деньги за свадебное платье и платья подружек невесты. Ты ведь знаешь это?

Сердце Нади сжалось. Она была настолько ошарашена расставанием накануне вечером, что совершенно не приняла в расчет последствия. Она оплатила большую часть свадебных расходов, но ее родители тоже во многом помогли.

– Вы получите свои деньги обратно, – заверила она, погладив маму по руке. Ее руки были холодными, как лед, как будто они обсуждали смерть члена семьи, а не то, что ее семейный статус остался прежним. – У меня есть сбережения… И…

– Дело не в деньгах, – возразил ее отец.

Напряжение в теле Нади исчезло. Она надеялась, что сейчас отец обнимет ее, и она заплачет, пока он будет гладить ее по плечу и уверять, что все будет хорошо. Они вместе решат эту проблему. Она всегда хотела, чтобы он так сделал, но это всегда оставалось лишь мечтой.

– Просто я поверить не могу, что ты позволила этому затянуться на такой долгий срок, – продолжил он. – Я предвидел это много лет назад, но, когда предупредил тебя, ты со своей матерью сказали мне, что я обязан поддерживать свою дочь во всем.

Оливия резко ахнула, и Надя сдержалась, чтобы не вспылить.

– О чем ты говоришь? – спросила она, готовясь услышать упреки.

– Не хотел этого говорить, но… Я ведь тебе говорил, – сказал он, показывая ладони, будто в них таилась правда. – Помнишь, когда тебе было шестнадцать лет, и ты первый раз вернулась домой в слезах?

Надя кивнула.

– Bueno[7], я сказал тебе тогда, что эта небольшая ссора была лишь маленьким предвестником чего-то более серьезного в будущем. Тогда ты разозлилась, но я сказал, что однажды он бросит тебя, и тогда уже будет поздно что-то менять.

– Что значит слишком поздно? – возмутилась Надя.

– Ну, ты не становишься моложе, только и всего.

– Papá[8]…

– Знаю, знаю, – перебил он ее. – Но только это парень начал мне нравиться, как он отменяет свадьбу?

Надю бесило то, что отец был прав, по крайней мере, отчасти. Тревожные звоночки проявились еще на первом их с Брэндоном свидании. Ей пришлось заплатить, потому что он «забыл» свой бумажник дома. Правда заключалась в том, что у него не было работы, и его мать запретила ему пользоваться семейной кредитной картой, как своим личным трастовым фондом. На протяжении многих лет совместной жизни они так часто расставались, что она потеряла этому счет. На этот раз все было по-другому. Но верно, это случилось в самый неподходящий момент. Теперь, когда ее отец начал относиться к Брэндону, как к сыну…

Но в то же время отец ошибался. Она ни в коем случае не была старой. Тридцать ей должно было исполниться только в следующем месяце, хотя в ее семье любой, кто оставался холостым до тридцати лет, считался аномалией.

Тревога, ее старая подруга, сдавила грудь. Надя восприняла это как сигнал, что пора сделать передышку. Пусть у нее и не было дистанционного пульта управления, чтобы остановить время, но ей нужно было побыть одной, если она хотела избежать скандала.

– Я скоро вернусь.

– Куда ты собралась? – в отчаянии спросила Вирджиния.

– В туалет, мам. Можно?

Она развернулась в сторону лестницы и не успела заметить, что лица ее родителей стали еще мрачнее. Но хуже всего было то, какой обеспокоенной выглядела Оливия, которая стояла за кухонным островком и сжимала руки, словно в молитве.

Надя хотела успокоить ее, но ей нечего было сказать. Она отвернулась.

На стене, по обе стороны лестницы висели десятки фотографий Нади и ее сестры, их взгляды казались осуждающими. Школьные фотографии, танцевальные выступления, неловкие годы ношения брекетов, несколько месяцев в школьной команде поддержки. По всем этим снимкам можно было судить о том, сколько усилий она прикладывала для достижения своих целей, ее постоянное стремление к большим высотам. Не было времени на празднование своих побед, потому что всегда появлялось что-то новое, чего нужно было достичь, что-то лучшее, к чему стремиться.

Многие годы она преследовала главную цель – замужество, и это выматывало ее. А теперь, когда эта цель исчезла – нет, когда Надя вычеркнула ее из своего списка – она не знала, к чему стремилась. Лестница состояла всего лишь из десяти ступенек, а она уже запыхалась.

Ее родители яростно перешептывались на кухне. Зазвонил телефон. Тинкербелл снова начала лаять.

Наконец, она добралась до ванной комнаты в конце коридора и закрыла за собой дверь.

– Ты в полной заднице, – сказала она своему отражению в зеркале.

Черт возьми. Она выглядела ужасно. На носу и подбородке повыскакивали прыщи, и она проклинала вышедшие из-под контроля гормоны, делающие ее еще более несчастной. Ей необходимо было подкрасить ресницы после стольких пролитых прошлым вечером слез, а волосы требовали серьезного ухода.

Это ведь она рассталась с Брэндоном, а не наоборот. Однако у нее не хватило смелости рассказать своим родителям об этом маленьком нюансе. Если бы они встали на его сторону, она бы этого не пережила. Им лучше не знать о том, что на самом деле произошло.

В голове пронеслось воспоминание о том, как она вернулась вчера домой, выжатая как лимон после напряженной трудовой недели и тренировки (потому что хотела выглядеть идеально в день свадьбы). Брэндон сидел за компьютером с…

У Нади перехватило дыхание, и она стала задыхаться.

Она плеснула водой на лицо, но к горлу лишь подступила тошнота. Перед глазами поплыли черные точки. Это было нечто более серьезное, чем просто тревога. Может, у ее случился запоздалый приступ панической атаки, и она не знала, как с ним справиться.

Надя опустила сиденье унитаза, села, опустив голову между колен, и начала делать в меру глубокие вдохи. Не хватало еще только упасть в обморок и устроить еще одну сцену. Она попыталась расслабить плечи, но мышцы были так напряжены, что она не знала, как избавиться от этой скованности.

Брэндон был прав. Она была чересчур напряженной, весьма скучной и довольно предсказуемой.

А она всего лишь пыталась делать все, чего от нее ожидали ее родители, ее парень, ее начальство, общество и весь этот гребаный мир.

Когда же она начала игнорировать свои собственные желания и взялась добиваться того, чего по словам других, она якобы хотела?

И снова нахлынули воспоминания. Она плакала в школьном туалете, а Хани Томас успокаивала ее: «Надя, он – мечта любой девушки. Тот факт, что он хочет вернуть тебя, когда мог бы заполучить любую другую, уже искупает вину за все остальное. Идеальных мужчин не существует…»

Им тогда было по пятнадцать лет, и она уже чувствовала себя неудачницей, потому что Брэндон продолжать вытирать об нее ноги. Но впервые в жизни вместо того, чтобы корить себя за ошибки прошлого, Надя почувствовала прилив сострадания к той девочке, которой она была, к той юной Наде.

Она прижала кулаки к глазам, и как только черные точки исчезли, а зрение вернулось, Надя заметила газетницу в углу рядом с ванной. Когда она в прошлый раз навещала родителей, ее там не было. Должно быть, Оливия оставила ее здесь, чтобы листать журналы, пока отмокает в ванне при свечах.

Как же ее мама изменилась!

Раньше она метала громы и молнии, когда Надя и Изабелла покупали журналы на деньги, которые они получали, присматривая за чужими детьми. Она говорила, что это непристойное чтиво, полное глупых советов и – шепотом – порно. Но теперь, похоже, она совершенно не возражала, что они нравятся ее внучке. Не то, чтобы Надя завидовала Оливии. Она обожала свою племянницу, но тем не менее, трудно было не испытывать обиду.

Кто-то постучал в дверь ванной комнаты, и Надя вздрогнула.

– Надя, ты в порядке? – спросила Изабелла. Как она так быстро сюда добралась?

Вероятно, Оливия попросила ее приехать, и, хотя Надя не думала обращаться к своей сестре за утешением или поддержкой, в данный момент она была благодарна, что ее племянница позвонила своей матери. Никто больше не поинтересовался о ее самочувствии.

– Я в порядке, – ответила она заплаканным голосом. – Я сейчас выйду.

Она уже приготовилась к тому, что Изабелла заставит ее открыть дверь. Но сестра просто сказала:

– Хорошо.

По звуку удаляющихся шагов Надя поняла, что ее сестра вернулась на кухню.

Что на нее нашло? Были бы они моложе, Изабелла не отстала бы, пока Надя не открыла дверь и не выложила все. Затем сестра перечислила бы все совершенные Надей ошибки. А тут она просто оставила ее в покое.

И все же, Наде необходима была минутка, прежде чем вернуться к семье.

Она выхватила из газетницы первый попавшийся журнал, тот, на обложке которого была изображена красивая сексуальная латиноамериканка. Может быть, все эти годы Брэндон ждал, что она превратится в такую же, а потом устал ждать. Она тоже хотела быть сексуальной латиноамериканкой, но она никогда раньше не была такой девушкой.