Вечеринка моей жизни

Впервые в жизни она могла привести кого-то домой и не беспокоиться о соседях по комнате, родителях или о том, что кто-то осудит ее.

Маркос кивнул и наклонился к ней, чтобы снова поцеловать, как будто не мог удержаться. У нее было смутное подозрение, что, как только они сядут в его машину, им будет достаточно трудно доехать до ее квартиры.

Наде казалось, что она стала героиней песни Бэда Банни, и она была полна решимости соответствовать тексту, звучащему в ее голове.

В этот момент зазвонил его телефон, мелодия песни Уитни Хьюстон «I’ll Always Love You» заглушила ночные звуки. Сначала он не обращал внимание на звонок, но, когда телефон зазвонил снова, Маркос разочарованно хмыкнул.

– Это звонит сиделка моего отца. Я должен ответить. Прости, – пробурчал Маркос, не желая отрываться от ее губ и рук.

– «Я буду любить тебя вечно?» – спросила Надя.

Маркос усмехнулся, и когда он облизнул губы, она едва не набросилась на него, чтобы соблазнить прямо там и в ту минуту.

– Это любимая песня моего отца, – объяснил он, набирая номер.

Наде стало холодно, как только Маркос отстранился от нее. Поэтому она скрестила руки на груди, чтобы сохранить память о его объятиях.

– Привет, Сантьяго. ¿Todo bien? – спросил он, и это было ужасно сексуально: взволнованный и говорящий по-испански Маркос, его губы распухли от поцелуев с ней.

Голос на другом конце провода звучал спокойно, и говоривший, должно быть, ответил, что все в порядке, потому что внезапный страх, промелькнувший в глазах Маркоса, исчез. Он вздохнул и почесал подбородок, который украшала двухдневная щетина. Маркос посмотрел на Надю, поджав губы, и она приготовилась к плохим новостям.

Он повесил трубку и, снова посмотрев на нее, сказал:

– Это по поводу моего отца.

– Он в порядке?

Маркос кивнул и развел руки, приглашая ее в свои объятия. Она не могла и не хотела противиться. Он крепко обнял ее и поцеловал в макушку.

– Он спрашивал обо мне. Обо мне, а не о моем двоюродном брате Александре. Сантьяго говорит, что отец кажется более здравомыслящим, чем когда-либо, как будто он только что очнулся ото сна.

Надя на секунду закрыла глаза. Слова дались ей с трудом, но она должна была их произнести.

– Ты должен поехать домой и повидаться с ним.

Маркос кивнул, а затем указательным пальцем приподнял ее подбородок. Он подарил ей долгий, томный поцелуй, в котором было столько обещания и любви, что она почти опьянела.

– Да, должен, но еще не очень поздно. Я тут подумал, что после того, как я вернусь домой и поговорю с отцом, я мог бы заскочить к тебе домой. Ты не против? – Он нервно сглотнул. – Ты можешь сказать «нет». Ты должна сказать «нет». Но я люблю тебя, Нани, – признался Маркос, закрыв глаза и судорожно выдыхая, как будто произнесенные слова, наконец-то, дали ему свободу и одновременно причинили боль. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, и если не скажу тебе об этом, если не смогу доказывать тебе свою любовь в течение всей оставшейся жизни, то знаю, что буду сожалеть об этом вечно. Но если ты не чувствуешь того же, просто скажи мне. Я уйду. Я ни в коем случае не буду давить на тебя. Я хочу, чтобы ты наслаждалась свободой, за которую так упорно боролась.

То, как он посмотрел на нее.

Благодаря тому, что он видел в ней, что уважал ее и ее мнение, Надя почувствовала себя невероятно сильной.

Что до единственного ответа, она посмотрела ему в глаза и прошептала в губы, чтобы он навсегда ощутил вкус ее обещания:

– Езжай к своему отцу, а потом возвращайся ко мне навсегда, Ракета. Ты сможешь признаваться мне в любви всю оставшуюся жизнь. – И она поцеловала его.

Глава 17