Изменник

17

Андрей лежит без сна, прислушиваясь к шуму проезжающих машин. В такое время — уже почти два часа ночи — их совсем мало. Он не может уснуть. Неудивительно, учитывая, что у него сейчас нет никаких физических нагрузок. Он хочет встать, но боится разбудить Аню. Она крепко спит, отвернувшись от него, дышит ровно и глубоко.

Он лежит, вытянувшись на спине, неподвижно, и думает о своем письме. Он написал уже несколько черновиков, и все их уничтожил. Аня считает, что отправить письмо было бы безумием. Возможно, она права, но он по-прежнему продолжает переставлять в голове его параграфы. Какая-то часть его мозга все время представляет, как Волков прочтет письмо.

«Ну и что дальше, дурень? Он протянет руку к телефону и позвонит тебе сказать, что понимает: ты всего лишь старался сделать все возможное для его мальчика?»

Аня бормочет во сне. Непохоже, что она расстроена или встревожена, как будто просто говорит с кем-то о будничных делах.

Анна настояла, чтобы он сжег все черновики, как сжег Ленино письмо. Она заявила, что он и так помнит наизусть все, что хочет сказать: пусть уж это будет в голове, а не на бумаге — так безопаснее. По его мнению, она неправа, но возражать он не стал. Не хотел ее расстраивать сейчас, когда она в положении.

Еще одна машина быстро несется по пустой улице. Он прислушивается, будто стены дома — это кожа, через которую он пытается нащупать пульс. Машина приближается. Должно быть, она свернула на их улицу. Вдруг он слышит звук тормозов — никакого скрипа, просто кто-то решительно нажал на педаль. И судя по звуку, это не легковушка.

Андрей выскальзывает из постели и в темноте накидывает на себя халат. Он шарит под кроватью, пытаясь найти шлепанцы, которые Аня подарила ему прошлой зимой. Они не задернули занавеску вокруг кровати, потому что Коли сейчас нет.

Он слышит, как хлопает дверь. Им наплевать, кого они разбудят. Управдом наверняка им открыл.

Он делает глубокий вдох. Сердце у него колотится, мысли скачут. Управдом им откроет, и они все вместе поднимутся по лестнице к дверям квартиры. Всем известно, как это происходит. Управдом выступит понятым при аресте.

Нужно ли ему что-то спрятать? Нет. Они избавились от всего, что хоть как-то могло их скомпрометировать. Аня по-прежнему спит. Надо ли ее будить? Нет. Ему нужно одеться. Нет, на это нет времени. Он не хочет, чтобы его застали полуголым, путающимся в одежде. Счастье, что час назад он сходил в туалет.

Он прислушивается к звукам в глубине дома. Да. Управдом им уже открыл. Это происходит прямо сейчас. Андрей тянется к выключателю прикроватной лампы. В ее тусклом свете он видит, что Анна лежит неподвижно, свернувшись клубочком. Ему нужно разбудить ее до того, как они ее разбудят.

— Аня. — Он тихонько трясет ее за плечо. — Аннушка, родная.

Она пошевелилась и что-то протестующее пробормотала.

— Аня!

Он чувствует, как она напряглась под его рукой. Она просыпается мгновенно и так же мгновенно понимает, что происходит. Анна резко поворачивается, зрачки ее сужаются, на лице появляется выражение ужаса.

— Я думаю, это они, — говорит он.

— О господи!

Да, управдом их впустил. Они поднимаются по лестнице. Несколько пар тяжелых, топающих вразнобой ботинок. Им наплевать, что они перебудят весь дом. «Сейчас они на втором этаже», — думает он.

— Я ничего не слышу, — шепчет Анна.

— Вот твой халат. Прикройся.

Секунды проходят. Он замечает, что уставился на будильник. Почти одиннадцать минут третьего.

— Что нам делать? Андрей, они идут!

Он наклоняется вперед, берет ее лицо в ладони. Шаги становятся громче, и по ее лицу он понимает, что она тоже их слышит. Они не торопятся. Они знают, что спешить им некуда.

— Помни, о чем мы договорились, — говорит он. — Поезжай сразу на дачу. Тебе нужно исчезнуть из вида. В садике скажи, что у тебя угроза выкидыша и тебе велели соблюдать постельный режим.

Стук башмаков на какое-то время затихает. Они все еще на лестнице, не у двери в квартиру. На секунду в душе Анны вспыхивает надежда. Они идут не сюда. Они пришли за кем-то еще.

— Это всего лишь расследование, — говорит он. — Ничего не бойся.

— Тебе нужно надеть все самое теплое, — отвечает она.

Они слышат командный окрик, и башмаки приближаются к их двери. Аня уже встала и инстинктивно потянула и расправила занавеску, чтобы чужие не пялились на их смятую постель. У нее нет времени полностью задернуть ее вокруг кровати.

Они не стучатся, они колотят в дверь. «Наверное, кулаками со всего маху», — думает Андрей, пока идет в прихожую.

— Одну минуту! — кричит он, как будто просто сосед решил заглянуть к нему среди ночи.

— Откройте! — раздается крик, как будто они не слышат, что он уже гремит замком.

Андрей собирается с духом и открывает дверь.

За ней четверо мужчин в форме. Синие фуражки. Офицер и трое солдат. Сбоку от двери стоят управдом с женой в той одежде, в какой их вытащили из постели.

— Алексеев Андрей Михайлович?

— Да.

— У нас есть ордер на ваш арест.

Возникает пауза, затем офицер нетерпеливо говорит: «Отойдите в сторону!» — и в следующую секунду все они проталкиваются в квартиру, сминая Андрея с дороги. Один из солдат берет его за руку повыше локтя, последний раз Андрея так хватали в школе, перед тем как отвести к директору для выволочки. Другой включает везде свет.

Анна стоит рядом с кроватью. Одной рукой она зажала себе рот, другой схватилась за сердце. Он видит ее с ужасающей ясностью, как будто больше никогда не увидит. Ее тело под стареньким фланелевым халатом круглится из-за беременности. Глаза широко распахнуты от ужаса.

— Отойдите от кровати, — отрывисто говорит офицер, и Анна отступает в сторону, запнувшись, но тут же выпрямившись, раньше, чем Андрей успевает броситься ей навстречу, а стоящий рядом солдат отдергивает его назад.

Мужчины рассредоточиваются по квартире и начинают выдвигать ящики, роясь в их содержимом и выворачивая все на пол. Они двигаются вдоль книжных полок, выдергивая и пролистывая некоторые книги и обрушивая на пол соседние. Они открывают Маринин чемоданчик и переворачивают его. Из него вываливаются ее красные шелковые туфельки. Солдат поднимает одну из них, заглядывает внутрь и тут же роняет с брезгливым выражением лица. Они вытаскивают из шкафа одежду, сверху на нее бросают обувь. Прощай, зеленое платье. Один из солдат сдергивает с постели белье, простыню, старое одеяло, которым накрыт матрас.

«Конечно, матрас весь в пятнах», — думает Анна. У каждого матрас в пятнах, но она чувствует, как краска стыда заливает ее лицо.

— Переверните матрас, — командует офицер, и двое солдат, потея, пытаются его приподнять.

— Подсуньте под него плечи.

Матрас шлепается обратной стороной вверх. Они небрежно прохлопывают его, как будто прекрасно знают, что ничего там не найдут, но что все равно должны выполнить все положенные действия. Обыскав, они забрасывают его обратно на каркас кровати. Самый молодой из солдат, забывшись, ровненько его разглаживает: наверное, видел, как это делала мать. Управдом с женой смотрят, стоя у двери. Лица у них бледные, носы заострившиеся. От нее оба старательно отводят глаза. Что они сказали? Выразили свое осуждение? Нет, они просто напуганы. Наверное, их заставили подписать ордер как понятых.

— Сядьте на этот стул, — приказывает офицер Андрею. — А вы, — он жестом указывая на Анну, — сюда, на кровать.

— Мне нужно в туалет, — говорит Анна.

— Во время обыска никому не разрешается покидать помещение.

— Моя жена беременна, — вмешивается Андрей.

Офицер не отвечает. Он смотрит на бумаги, которые держит в руках, хмурится, пожимает плечами и громко приказывает: «Обыщите другую комнату!»

Двери между комнатами остаются открытыми настежь. Они сбрасывают на пол Колин матрас. Не удостаивая их взглядом, скидывают с полки книги. Двое переворачивают ящик со старыми Колиными игрушками, которые Аня оставила много лет назад «на всякий случай», и выкидывают из комода постельное белье и полотенца. В это время третий роется в буфете, сметая с полок пакеты, рассыпая по полу муку и рис. Он лезет вглубь и обнаруживает полку с ее запасами. Берет одну из банок. Когда он ее достает, Анна видит, что это банка с медом. Он срывает крышку, ломает воск, которым запечатан мед, и тычет в него коротким ножом. Она издает протестующий вопль, но Андрей тихо говорит: «Анна». Солдат взглядывает на них, последний раз тыкает ножом в мед и выливает его в раковину. Он возвращается к буфету и выгребает из него все банки. Одну за другой он переворачивает их над раковиной: варенье, вторая банка меда, маринованные огурцы, соленые грибы. Он действует споро и хмуро. Другой солдат подбирает с полу несколько Колиных книжек, прощупывает их корешки и пролистывает веером страницы. Из одной вылетает листок бумаги, и самый молоденький из солдат его подбирает.

— Что это? — резко спрашивает офицер, направляясь к нему.

— Список покупок, — наивно отвечает парень.

— Несите его сюда.

Солдат топает в гостиную, держа листок в руке. Офицер забирает его и внимательно просматривает, хмурясь и бросая косые взгляды на Анну и Андрея, словно говоря: «Вам не удастся меня провести. Список покупок, как же».

— Отложите его вместе с другими вещами, требующими дальнейшего изучения, — наконец выносит он свой вердикт, и солдат послушно кладет листок в коробку, которую они, должно быть, принесли с собой, потому что Анна ее не узнает.

Из Колиной комнаты раздается грохот. Они открыли переднюю стенку пианино. Клавиши издают нестройные звуки, когда они лезут внутрь инструмента. Офицер идет посмотреть, оставив молодого солдата охранять Анну и Андрея. Она разглядывает его лицо, стараясь не встречаться с ним взглядом. «Он совсем мальчик, — думает она. — Ненамного старше Коли». Лицо у него круглое и гладкое, но он хочет казаться мужчиной. Вряд ли он пока участвовал во многих ночных вылазках с обыском, вроде этой. Но он не хочет выглядеть в глазах других сопливым молокососом. Не имеет смысла его о чем-то просить. Ее мочевой пузырь ноет от боли, но она может потерпеть. Если бы она пошла в туалет, то у нее была бы минута подумать.

— Вы, наверное, устали, оттого что вас подняли вот так, среди ночи, — обращается Анна к жене управдома.

Молодой солдат сводит брови и хрипло произносит:

— Никаких разговоров!

Офицер возвращается, но какофония звуков во внутренностях инструмента продолжается.

— Попросите своих людей быть поосторожнее, — говорит Анна. — У меня нет средств ремонтировать пианино.

Он смотрит на нее. Она сидит выпрямившись и тоже смотрит ему в глаза. Она так долго боялась — и вот они здесь. И, в конце концов, они всего лишь люди, как тот мужчина, что украл у нее в блокаду мешок с дровами. Он думал о том, чтобы ее убить, — она прочитала это в его глазах. Но он отвел глаза под ее пристальным взглядом, и она выжила.

Они уничтожили ее запасы продуктов без всякой причины. Как они могли? Даже буханку хлеба истыкали ножом. Но их четверо, и они тайком поглядывают один на другого и продолжают. Они знают: у них за спинами сотни, тысячи их товарищей в синих фуражках, готовых заступить на их место.