Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки

Глава о терминах

Странное дело: меня тянет договориться о терминах. При моей-то размытости, расплывчатости и глубоком уповании на редко подводившую интуицию! Обожаю недоговорить, поставить многоточие, точку с запятой, в крайнем случае — вопросительный знак. Точка меня пугает, хотя и для нее должно быть место где-нибудь в середине текста. Завершенности страшусь, моделей не терплю, предполагая совершенство в паузе. Но, видно, не случайно и не напрасно «сотворив — назвал». И я чувствую некоторую необходимость называть. Не оттого ли, что, как мы ни старались убедить себя, что нынешняя жизнь есть продолжение прежней, а все же говорим: «нынешняя жизнь» и «прежняя жизнь»? Нам крупно повезло: одна жизнь была там, другая — как-то устраивается здесь. Устраивается, сотворяется. Из этого следует, что нужно некоторые вещи назвать своими именами, договориться о терминах.

И как Адам некогда получил имя, так и я даю вам имя. Самоназвание — поскольку мы только и занимаемся самосознанием, самоотождествлением, самоопределением.

— Столько всяких «само», что самое время употребить термин «самоудовлетворение», — сказал Лева Голубовский.

— А я и употреблю. Только сначала — самоназвание.

Как и другие народы, специалисты по самоназваниям (чукчи, папуа, ханты, чироку, манси и могикане), мы самоназываемся по своим фетишам, которые покровительствовали нам. «Мы — коммунисты, мы — советские люди!» — говорили мы, когда путешественники, тыча нас в грудь, спрашивали: «Я — Хаим. Кто ты?» И поныне в нашей нынешней жизни мы не в силах позабыть свое доисторическое состояние. Любим мы вспоминать нашу татуировку, ритуальные прыжки (до самоудовлетворения!), наши успехи на охоте, когда наш фетиш нам еще покровительствовал.

— Ан, нет… Вернее, да…

— Конечно, мы советскими и остались.

Теперь мы скажем путешественнику: «Мы — советские люди». В нынешний, уже исторический период мы, самоопределяясь и самоназываясь, отвечаем этнографам: мы евреи. Миклухо-маклаи записывают в блокнотах: «советские», «евреи» — и ставят возле каждого термина недоумевающий вопросительный знак. «Русские?» — спрашивают этнографы. «Да-да, русские евреи!» — киваем мы. «Евреи», — записывают в своих знаменитых в будущем дневниках миклухи и маклаи, затем, подумав, ставят вопросительный знак, ибо они наблюдательны; «русские» пишут они, поскольку обязаны верить рецепиенту на слово. И подумав и подумав, добавляют к предыдущим определениям еще по одному вопросительному знаку. Что же получается? А вот что:

«Евреи (??) — Русские (??) — Советские (?)».

Неясно. С самоназванием, как и с определением ничего не получается. Поэтому этнографы делят эту странную формулу на две части:

«Евреи русские (??)» и «Советские (?)».

По поводу последнего определения сомнений меньше, к нему и склоняются. «Советские». А для точности добавляют — «евреи». Этнографы — люди научные, с интуицией у них тоже все в порядке, она у них есть.

Мы — советские, и ничего не поделаешь. «Советские евреи». Вот из этого определения, то бишь самоназвания, я и прошу всех исходить, общаясь с нами, вступая с нами в компанию, рассчитывая на нас, возлагая на нас надежды и упования, разочаровываясь в нас, негодуя на нас, а также нас жалея. Тот самоназванец, который называет себя «русским евреем», — самозванец. Русский язык, русская литература («нет культуры, кроме русской литературы, и евреи из Совсоюза — пророки ее!») и воспоминания о выпивках и трепотне с приятелями русского происхождения — отнюдь не доказательства. Пугачев, помните ли, доказывал, что он царь Петр Федорович, показывал в бане приближенным «царские-знаки» на теле. «Знаки-то есть, да Пугачев не царь», — шептались по углам умные приближенные.

Если правильно нас называть, то могут появиться надежды, но не будет разочарования: от советского человека можно ожидать всякого. Иногда и такое может быть, чего совсем не ожидаешь. Не происходит ли такое с нами по причинам, условиям и схемам (увы-увы!), о которых (еще раз — увы!) кратко сказано в главе о блядстве?