Санта–Барбара II. Книга 3

Все мы, в конце концов, становимся суками. Но кто в этом виноват? Сукам веселее живется, но хорошей сукой может быть только круглая дура и притом большая эгоистка. Вероятно, и я теперь такая. Говорят, этого никогда сама не знаешь. Всегда кажется, что ты не такая. Наверное, есть такие мужчины, которым никогда не надоедают женщины и никогда не надоедает секс. Должны быть, но где они? Все те, кого я знаю, испорчены воспитанием. Не стоит сейчас задумываться об этом, не стоит вспоминать. Все эти танцы, автомобильные прогулки… Хотя бы скорее подействовал этот чертов препарат. И вообще, я уже так пристрастилась к этим таблеткам, что без них не могу… Все‑таки бессовестно так напиваться, как Вальтер, просто бессовестно. Если у них природа такая, с этим ничего не поделаешь… Но причем тут пьянство? Наверное, я самая настоящая сука… Но если я буду лежать тут всю ночь без сна, то я сойду с ума, а если я слишком наглотаюсь этой гадости, то завтра целый день буду скверно себя чувствовать. И потом это не всегда помогает, а завтра я буду злиться и нервничать…» В дверь постучали.

— Вальтер? — подхватилась Сильвия.

— Нет, — послышалось из‑за двери.

— Не заперто.

Дверь отворилась, на пороге стоял Самуэль Лагранж.

Сильвия удивленно посмотрела на вошедшего.

— Вот уж не думала, — чуть не присвистнула она, приспуская халат с плеча, — не думала увидеть тебя здесь в такое время.

— Я тоже не думал, что зайду к тебе, — сказал Самуэль, закрывая за собой дверь.

— Что мне делать? — поинтересовалась Сильвия.

— Для начала верни халат на место. Я пришел совсем не для этого. У меня деловое предложение.

— Интересно. Какое у тебя может быть деловое предложение ночью в гостях у одинокой женщины?

Сильвия запахнула халат поплотнее и предложила Самуэлю присесть.

— Мне нужны твоя красота и обаяние.

— Ты действительно, считаешь, что я красивая? — закокетничала Сильвия.

— Если бы не считал, то не пришел бы.

— И что же тебе нужно? Как ты хочешь воспользоваться моей красотой. Если бы ты был художником, то я бы поняла…

— Сильвия, я хочу, чтобы твоей красотой воспользовались другие.

Девушка удивленно посмотрела на мистера Лагранжа.

— Ею и так пользуются.

— Но я хочу, чтобы ею воспользовались в моих интересах.

— А сколько это будет стоить?

— А ты сама во сколько это ценишь?

Сильвия задумалась.

— Надеюсь, это не подорвет мою репутацию, и ты не заставишь меня голой скакать на лошади по Лас–Вегасу или Нью–Йорку?

— Нет, все куда скромнее. И не займет много времени.

— Тогда я с удовольствием тебя слушаю.

Сильвия устроилась на кровати, поджав под себя ноги, а Самуэль Лагранж некоторое время молча смотрел на нее, затем подошел к девушке и заглянул ей в глаза.

— Мне нужно, чтобы ты соблазнила одного человека.

— А если он не захочет?

— Ну–у, вряд ли. Ты же умеешь это отлично делать.

И Самуэль Лагранж рассказал Сильвии то, что задумал. Девушка долго смеялась, а на прощанье поцеловала Самуэля в щеку. Она бы поцеловала его и в губы, но тот в последний момент отвернулся в сторону.

— Что ты отворачиваешься? — изумилась Сильвия. — За этот поцелуй я не попрошу у тебя денег.

За хозяином яхты захлопнулась дверь. Сильвия поудобнее устроилась в постели. «О–о, кажется, наконец‑то, действует снотворное», — подумала она и провалилась в сон.

Дэвид Лоран уже давно уснул, а Шейла никак не могла успокоиться. Она чувствовала какое‑то напряжение в поведении своего мужа. Ей казался сегодняшний вечер каким‑то нереальным и даже сказочным.

Деньги так легко пришедшие к ним, она еще не ощутила своими, и к тому же эта фраза, оброненная Дэвидом — «Я теперь богат» — почему не «Мы»?

«Ведь если бы я тогда не познакомилась с Самуэлем Лагранжем, не выиграла миллион ему, то не было бы и этих денег. Но с другой стороны, если бы Дэвид не вытащил меня в Лас–Вегас, не уговорил играть, то не было бы и знакомства с Самуэлем Лагранжем. Боже мой, как все связано в жизни! Как одно событие тянет за собой другое, словно одно звено цепи тянет другое! Но нужно тянуть осторожно, иначе цепь может запутаться в клубок и останется только один выход — разорвать, испортить саму цепь. Поэтому не нужно спешить. Завтра все следует обговорить с Дэвидом, чтобы потом не возникало недоразумений».

Шейла своим женским чутьем понимала, что эти деньги пришли к ним не просто так, что‑то здесь нечисто. Она чувствовала, Самуэль Лагранж таким способом рассчитался с ней за выигрыш, по как это произошло, она не могла понять. Словно бы кто‑то другой двигал ею и руководил действиями Дэвида.

«Но что произошло? — недоумевала Шейла, — Ведь все складывается отлично, а я продолжаю волноваться. Впереди у нас счастливое будущее, мы сможем воплотить свою мечту в реальность. У нас будет большой дом на берегу океана. И нельзя сказать, что мы целиком будем обязаны этим Самуэлю Лагранжу. Ведь участок куплен на мои деньги, это я его нашла».

— Вот, Шейла, — прошептала сама себе женщина, — и ты тоже начинаешь говорить «мое», «моя», «я», точно так же, как Дэвид. Но почему я не могу приучиться считать все общим с мужем?

Дэвид во сне тяжело вздохнул, повернулся, но не проснулся.

«Может выйти на палубу, постоять, подышать свежим морским воздухом? — подумала Шейла. Эта мысль ее увлекла.

Шейла набросила на плечи халат и, тихонько открыв двери, выскользнула в узкий коридор. Ей казалось, что осторожные шаги звучат громко и могут разбудить кого‑нибудь.

Наконец, в конце коридора, над крутой металлической лестницей она увидела звездное небо. Оттуда сверху, на Шейлу дохнуло прохладой и свежестью. Оказавшись на палубе, женщина прислонилась к ограждению и подняла лицо к звездному небу. Она почувствовала, как прохлада пробирается к ее телу, огляделась и заметила на шезлонге забытый Сильвией плед. Шейла подошла, опустилась в шезлонг и прикрылась пледом до подбородка. Мягкая теплая ткань пахла духами Сильвии.

«Странная она женщина, — подумала Шейла, — красивая, молодая, вроде все у нее есть, но взгляд… очень несчастный, даже когда смеется. Ее взгляд чем‑то похож на взгляд Самуэля Лагранжа».

Шейла задумчиво смотрела на вращающуюся трубку радара над палубной надстройкой. Это равномерное движение убаюкивало, завораживало, и Шейла не чувствовала себя такой одинокой.

«Это тоже самое, что сидеть рядом с кем‑нибудь и молчать», — подумала она и, поджав ноги под себя, поудобнее устроилась на шезлонге.

Она не услышала, как к ней подошел Самуэль Лагранж, и вздрогнула, когда его ладонь легла на ее плечо.

— Ты тоже не спишь? — спросил мужчина.

— Да, что‑то не спится.

— А Дэвид?

— Дэвид спит.

— Ах да, я забыл, он сегодня счастливчик, выиграл полмиллиона и теперь спит сном праведника.

Самуэль сел во второй шезлонг.

— Это так странно, — сказала Шейла, — Я сидела тут, рядом стоял пустой шезлонг, и я подумала, что обязательно кто‑нибудь должен выйти и сесть рядом.

— А кто же еще мог выйти? — улыбнулся Самуэль, — только я. Ведь все остальные спят.

— Самуэль, мне чудится что‑то ненастоящее в сегодняшнем вечере.

— Что? — насторожился хозяин яхты.

— Не знаю. Все произошло так внезапно, неожиданно. Я даже не успела опомниться, не успела прийти в себя.

— Ну, у тебя еще будет время подумать и прийти в себя. И, кстати, подумать над моим предложением.

— Ты вновь об этом, — засмеялась Шейла, — я же ясно дала понять, что ничего не будет, к тому же, теперь мой муж богат.

— А если бы он был беден, это что‑нибудь изменило бы?

— Нет, деньги ничего не меняют.

— В чувствах, — добавил Самуэль, — но они меняют людей.

— Да, бывает, но я не думаю, что они смогут изменить Дэвида в худшую сторону.

— Мне бы тоже хотелось в это верить, — спокойно произнес Самуэль.

— А почему ты не спишь? — спохватилась Шейла, — Ты огорчен проигрышем?

— Нет, для меня все это мелочи, проигрыши, выигрыши. Вся моя жизнь состоит из подобных вещей. Я постоянно работаю, умножаю свои капиталы, но ничего не теряя — ничего не приобретешь. Я думаю, это тебе понятно?

— Не совсем. Но, наверное, ты прав, потому что в этом разбираешься. Я далека от подобных вещей.

— Знаешь, Шейла, — глядя в темные глаза женщины, произнес Самуэль Лагранж, — выигрыш и проигрыш ничего не меняют в жизни. Я все равно чувствую какую‑то душевную пустоту. У меня как будто нет… нет опоры под ногами. Я даже не знаю, для кого и зачем все это делаю? Для чего я зарабатываю эти деньги? Зачем я их трачу? Норой мне становится очень страшно. Понимаешь, я человек, у которого все есть, а временами мне становится страшно. Я пугаюсь будущего, пугаюсь, потому что я остался один, совсем один. Вокруг меня сотни людей, готовых мне услужить, подсказать, помочь, но ни на кого из них я не могу опереться, ни на кого не могу положиться. Ведь все они крутятся вокруг меня только за деньги. И нет ни одного, кто рядом со мной потому, что любит меня. Никого, представляешь, Шейла? Ни одного человека, ни одной живой души, преданной мне всецело. И поэтому мне страшно. И это чувство появилось уже давно. Я ужасно одинок, прости меня за это признание.

Шейла потянулась рукой к руке Самуэля и сжала его пальцы.

— Не надо расстраиваться. Я уверена, что ты еще встретишь женщину, полюбишь ее — и тогда вы будете вместе.

— Знаешь, Шейла, я хочу тебе сказать, что я уже встретил эту женщину, что она рядом, и я полюбил ее.

— Самуэль, — Шейла разжала пальцы, — мне кажется, не стоит сейчас говорить об этом. Просто не стоит, потому что все может рухнуть.

— Что все? Ты хочешь сказать, что все разлетится и невозможно будет собрать?

— Да, я думаю, что может рухнуть не только твоя жизнь, но и моя, и Дэвида, и еще многих людей.

— Знаешь, Шейла, всегда, когда что‑то разрушается, на его месте появляется новое — и часто оно бывает более прочным и красивым, чем то, что было до него.

— Я не уверена, — робко произнесла Шейла и вновь прикоснулась к ладони Самуэля.

Он второй рукой накрыл ее пальцы и крепко сжал.

— Я тебе говорил, что встретил женщину и хочу, чтобы она всегда была со мной. Эта женщина — ты.

Шейла попыталась освободить свою руку, но Самуэль удержал ее.

— Не вырывайся, давай хотя бы посидим вот так спокойно рядом. Я буду держать твою руку, и мы будем думать, каждый о своем.

— Нет, так нельзя, — Шейла выдернула руку, — понимаешь, Самуэль, я не свободна, у меня есть определенные обязательства. И я думаю, то, что ты мне предлагаешь, очень бесчестно в отношении Дэвида.

— Бесчестно? А при чем здесь честь? При чем здесь мораль и закон? Ведь ты должна поступать, повинуясь своим чувствам.

— Нет, у меня еще не возникло к тебе то чувство, о котором ты меня просишь. Не возникло, его нет.

— Извини, я вновь наговорил тебе глупостей.

Шейла молча смотрела на Самуэля. Вахтенный на мостике старательно делал вид, что не замечает ни Самуэля Лагранжа, ни Шейлу Лоран внизу возле бассейна на палубе.

— Я пойду, — поднялась Шейла.

— Подожди, посиди еще немного. Ведь, может, это последний разговор в нашей жизни.

— Зачем так мрачно, Самуэль? — Шейла положила ему на колени плед, и Самуэль почувствовал его тепло.