О любви. О жизни… с болью

Вес души

— Не надумала ещё работу поменять? А, Кассандра? Или кто ты там у нас сегодня по сводкам?

— Да отвали ты, моралист хренов.

Милый диалог. Передо мной сидит местная шалава с разбитым в хлам носом, держит бутылку водки у этого самого носа, которую достала из морозилки салона. Красная помада размазана, тушь потекла, вся взъерошенная. Хорошо, что хоть халатик накинуть успела.

Мда….Когда-то я знал ее под именем Анны Петрушиной. Тогда она выглядела значительно лучше. Две веселые косички с огромными бантами, всегда в юбочке и с улыбкой на губах.

Мы дружили семьями до того момента, пока мой отец не погиб при исполнении. С Егором, братом Ани, мы ещё и учились в одном классе на 4 года старше девочки.

Мне отчётливо вспомнился тот день, когда стояли на линейке первого сентября, а ее, первоклашку, несли перед всеми нами с колокольчиком. Такая радостная, маленькая, полная ожидания чего-то хорошего.

Это когда вообще было? Сто лет прошло уже? Вообще для меня время странно идёт. От одного задержания до другого, от одного заседания суда до другого.

После школы я не поступил сразу в университет и пошёл в армию. А мой друг благополучно сдал экзамены и оказался первокурсником самого главного ВУЗа нашего города. Только со студенческим билетом и зачёткой, ему достались новые приятели, которые банчили наркотой только так. Вот и Егор подсел плотно на иглу. В то же время умерла его мать при родах. Ребенка спасти тоже не удалось. Отец запил и контроль (тот последний, который ещё как-то мог Егора держать) испарился. А Аня….Ее брат барыгам за свои долги на субботник отдал. Вернули полностью сломанную девчонку, которая ни отцу, ни брату была не нужна. Потом и отца не стало. На ножи поставил собутыльник.

Это всё я узнал, когда из армии пришёл.

Соседи, особенно бабушки у подъезда (вымирающий тип свидетелей) с радостью и взахлёб поделились информацией. Мы же дружили с песочницы с Егором. Жили (да и до сих пор живём с Аней) в соседних подъездах.

Пока мой лучший друг методично старчивался, я учился в университете МВД. Учился, периодически бегал к нему, пытаясь помочь. Но как помочь тому, кому и так нормально? Если он не считал, что у него проблема и что он может в любую секунду соскочить, то какая помощь ему нужна? Он сам в состоянии (как он свято в это верил) себе помочь.

Может и мог бы, но передознулся значительно раньше, чем прозрел. Первый передоз и последний. В моей практике опера это редкость. Обычно несколько передозов, а потом золотой укол и всё. Привет, апостол Павел.

Аня же школу не закончила, начала заниматься проституцией и, в промежутках между клиентами, родила сына. Кстати, на удивление мальчик здоровый был. Назвала в честь меня, Олегом. Приятно конечно, но….Странно это как-то.

И вот сегодня, во время очередного рейда по злачным местам нашего города- героя, я встретил снова Аню.

— Чего ты не сказала, что у тебя новый адрес работы? Кто крышует? — спросил я со вздохом. Мне ещё ее показания надо бы записывать…

— Да что ты пристал вообще? Я что, отчитываться должна перед тобой? С каких пор, мент поганый?

— Ээээ, аллё. Ты рамсы не попутала вообще? Я хоть и Олег-сосед, но сейчас я оперуполномоченный, а ты…Пока не понятно кто- подельница, свидетель или осведомитель.

— Слушай, — интонация стала уже более миролюбивой. — Можно сделать вид, что меня тут нет, а? Это ж сейчас надолго. А у меня сын у соседки. Мне забрать его надо…Пожалуйста.

Она сложила руки, как будто собралась молиться. Кому? Зачем? Вообще, она молиться умеет? Странные мысли в голове крутятся конечно.

— Короче, Ань, не могу. Твой клиент у нас уже давно в розыске. Кто ж виноват, что ты на нём скакала, когда мы к вам на огонёк заглянули?

Она откинулась на спинку стула, подтянула одну ногу к себе и скрылась за бутылкой водки. Виден был только один глаз и слеза, которая стекала по щеке, оставляя тёмный след за собой.

Мне ее стало жалко, как и почти всех девочек, которые прошли почти все круги ада, работая жрицами любви. Я понимаю, что малый процент из них идёт на такое из-за своего высокого призвания. Зачастую они попадают в эту мясорубку из-за таких вот "Егоров". Без разницы брат это, отец, любимый…Они просто становятся разменной монетой рано или поздно.

— Ань, не ной. Сопли подотри и сядь по-человечески.

Не получается у меня с ними быть помягче. Это защитная реакция. А точнее профессиональная деформация. Я не могу пропускать через себя всё, что вижу на работе. Первое время забирал ее, эту самую работу, домой. Потом понял, что сопьюсь. Взял себя в руки и крепче кофе не пью ничего. Зато в свободное время хожу в зал и занимаюсь боксом. Каждым ударом забиваю всё глубже и глубже жалость, сочувствие, сопереживание. Я их вбиваю в груши, в партнёров по спарингу, в тернера. Мне это надо. Их боль не должна стать моей. Я хороший опер и обязан оставаться таким, чтобы этот мир на миллиардную долю процента делать чище.

— В общем так, я сейчас позвоню маме и она Олежку заберёт к нам. А ты умойся, оденься и поехали в отдел. Я решил, что будешь у меня "осведомителем". Может ещё и премию дадут.

Аня посмотрела на меня в ужасе. Не потому, что сын будет в моем доме. Как раз это вообще дело вполне привычное. Мальчонка часто ночевал у нас, но Аня не злоупотребляла маминой добротой, поэтому то няньку нанимала, то соседку просила.

— Да ты чё, гонишь? — она в испуге посмотрела на меня. — Меня же на шнурки потом…

— Ты у меня будешь тайным осведомителем. Поехали, — отрезал я. — Да оставь ты эту бутылку! У вас что, в морозилке больше ничего не водится?

Она поставила с грохотом литрушку на стол и полезла в морозилку.

— Мороженое пойдёт? — спросила она.

Да, по носу ей Вася Острог двинул знатно. Но ничего, может хоть на больничном посидит пару дней.

— Да, если это не клубничное, — хмыкнул я. На ее удивлённый взгляд, буркнул через плечо, — ненавижу клубничное.

Она пошла одеваться, пока на заднем фоне кого-то крутили, вязали, были слышны плач и " скрежет зубов". Такой мини-ад на Невском.

Пока мы ехали в отдел, я смотрел в зеркало на Аню, которая сидела на заднем сидении моей машины и держала мороженое у носа. Открывала пластиковую коробку с холодным лакомством, доставала наманикюренным красным лаком пальчиком шоколадное мороженое, закрывала и снова прикладывала к разбитому носу. Кровь уже не текла, но отёк был знатный.

Мы ехали молча и я вспоминал. Нет, не детство, не Егора. Чего его вспоминать? А бывшую жену. Нагнало клубничное мороженое воспоминания. Она любила его очень. И меня любила по-началу. Мы познакомились в метро. Такая красивая девушка, с отрытым взглядом, стройная, темноволосая, читала биографию Бисмарка. Впечатлило, что такая девушка и Бисмарком интересуется.

Звали ее Алина, она училась на медика и жила с мамой и братом на Московской. Отношения наши начались стремительно. Я влюбился без памяти. Предложение сделал через месяц после знакомства. Через 3 месяца мы расписались, а через 5 лет она ушла от меня. Закончила институт, интернатуру, потом ординатуру, стала работать хирургом и поняла, что наши режимы работы не совпадают. А может встретила кого-то поперспективнее или надело жить с проблемным опером. То алкоголь, то ночные вызовы, то ранения. Развелись мы быстро, без шума и пыли, как говорится. Детей не было, совместно нажитого тоже. Кстати, иногда видимся с ней, когда мне на ее отделении надо кого-то допросить. Но как складывается Алинина личная жизнь, мне не интересно.

После у меня были ещё романчики, но всё это несерьезно. Любви не было, переделывать себя я никому не давал. Да и надо это вообще? В общем, мама моя, к которой я вернулся после Алины, уже перестала надеяться на внуков. Ну и правильно. С моей работой жёны не задерживаются, скажем прямо. Да и сам я почти каждый день на острие…

Пока вспоминал бывшую жену, то уже доехали до отдела. Там уже всё по стандартной схеме и через пару часов отвёз Аню домой. Мы зашли проведать Олежку, который мирно спал на диване рядом с моей мамой, а "Кассандра-Аня" пошла отсыпаться и зализывать раны к себе домой. Ну а я куда? Снова на работу.

Так и жили. Аня работала, я периодически ее отмазывал по старой дружбе. Пару раз она попадала в больницы, то с побоями, то с ножевыми(так, ничего серьезного). Олежка сразу перекочёвывал на время к нам, пока Аня решала свои проблемы. Мама моя каждый раз принимала мальчишку с открытым сердцем и вкусными сырниками (кстати, сырники у нее такие, какие ни одна из моих пассий никогда не делала). Много раз говорили с Аней, что надо ей завязывать. Она начала учиться на заочке на юриста (комичная ситуация конечно). Но всё оттягивала.

— Ну вот ещё немного заработаю, поднакоплю и уйду на пенсию, — шутила она часто.

Сколько лет мы знакомы с Аней, но у меня всегда было к ней отношение как к бездомному котёнку. Да, четыре стены, в которые она приходила после трудового дня, были, но само понятие дома …Оно отсутствовало. Даже не спасало положение то, что был Олежка.

Это был один из тех многих дней, когда на адрес выезжаешь с большей неохотой, чем всегда, так как питерский снегодождь делает даже секундное пребывание на улице тяжким. Лепит в глаза, рот, нос. Вроде снег, но ты весь мокрый до нитки и под ногами чача какая-та. А ты идёшь и мечтаешь о том, что бы поскорее приехать в отдел, сделать себе горячего кофейку, достать сушечки из шкафа, закинуть ноги на стол и просто насладиться парой минут отдыха.

— Здорово, Вань. Что тут? — спросил я, увидев парня, которого только недавно в наш отдел взяли.

— Дрон-Андрон на третьем этаже на хате шкерится.

Нам поступило анонимное высокое донесение, что подозреваемый в трёх разбоях и двойном убийстве был по адресу. Понятно, что надо стараться всё делать по-тихому, но предчувствие какого-то замеса не покидало с той минуты, как я вышел из машины.

— Кто еще из наших? — спросил я.

— Сейчас СОБР подтянется. Сказали, что он там с какими-то шалавами и коришем.

Я ухмыльнулся и подумал про себя " Ну куда ж без них-то?".

Потом начался захват. Мы с Ваней ждали на лестнице, когда маски-шоу делали свое дело. Когда закончилась стрельба, мы забежали в квартиру.

Обычный шалман. Видно, что сюда приходят побухать, иногда перекантоваться. На полу лежал и матерился Дрон, которого уже повязали. Дальше ещё какие-то 2 мужика с браслетами и с разбитыми мордами и проститутки. Одна сидела на полу и держалась за руку. Из-под пальцев сочилась кровь. Над другой, лежавшей ко мне спиной, стоял СОБРовец.

— Дышит.

По рации он начал вызывать скорую, которая дежурила уже внизу.

Когда он отошел от девушки, меня как-будто обдало холодной волной. Это же Аня. Как? Почему?

— Нет…Нет…., — я повторял эти слова, склоняясь над ней. — Вань, скажи, что бы медики пулей неслись сюда! — рявкнул в сторону, где должен был находится по моим подсчетам парень.

Я зажал рану на ее животе. Но моей силы на хватало, что бы остановить кровотечение. Такой напор…Схватил какое-то грязное засаленное полотенце и попытался им хоть как-то зажать рану.

— Ань….Ань….Держись девочка….

Она попыталась открыть глаза, но они сразу же закрылись.