Развод. Цена нелюбви

Глава 12

– Красиво жить не запретишь. Я вот все думаю, ты на своих тренажерах, сынку, проводишь десятки часов в неделю, массажи, то-се. Зачем, если не можешь дать отпор?

Виктор разлепил глаза и уставился на начищенные лаковые штиблеты известнейшей фирмы, расположившиеся прямо перед его немилосердно болящим лицом.

– Тебе прямо сейчас нужен ответ на этот вопрос, папа? – простонал он. Поднялся с пола и первое, что увидел – Гельку, сжавшуюся в кресле, в окружении амбалов отца. Черт.

– Отпусти девку,– поморщился Половцев младший.– Она вообще ни при чем.

– Правда? А кто при чем? Витя, я ведь тебя предупреждал, что эту блядежку уничтожу. Говорил?

Виктор коротко кивнул. Жалко бабу. С ней ему было хорошо. Она исполняла все его прихоти и фантазии, не перечила. И с ней можно было быть собой. А с Ришей… Ей нужны признания в любви, нежность, верность и прочая лабуда. А он так устал притворяться.

– Этот тебя уделал? – на журнальный стол упало фото. С него смотрел серьезный мужик в полицейской форме, украшенной полковничьими погонами.

– Да не помню я,– прорычал Виктор.– Словно смазалось лицо, после того, как он меня отключил. Другой вроде. Тот был зачуханный какой-то, здоровый конь. И точно не полкан мусорской. Слишком бомжеватый.

– И за что же тебя тот конь так отбуцкал? – отец приподнял бровь. Шутка вроде в его голосе звучала. Но глаза…– За Ришу. Она ведь пришла сюда, а ты тут с этой блядью? Опять на те же грабли?

– Нет. Я просто хотел свое взять. Тебе же внук нужен. А Ирка сука не так поняла.

– Не так поняла, значит,– хмыкнул Алексей Николаевич. Нагнулся. Поднял с пола лоскут выдранный из блузы Ирины.– Ты сучонок ее трахнуть хотел? Без ее на то согласия. Прямо в присутствии этой пробляди? – кивнул на поскуливающую от страха Гельку.

– Ангелина была в спальне. Моя жена ее не видела.

– Хоть на том спасибо.

Половцев старший спокойно подошел к сыну и молниеносно, без замаха впечатал кулак ему в живот. Виктор всхлипнул от резкой, пронизывающей боли.

– Может нам анализ ДНК что ли провести? – сказал задумчиво отец.– Что-то меня терзают смутные сомнения в своем авторстве. Ты понимаешь, тварь, что теперь Ира тебя точно не простит? Ты понимаешь, что мы скоро лишимся почти всего если твоя жена не вернется к тебе и не родит наследника? Ты понимаешь это, гребаный идиот?

– Не понял. В смысле потеряем? Отец, при чем тут эта лохушка сельская? Какая связь между нашим концерном и этой овцой.

– У этой овцы руно золотое. В ногах у лохушки валяйся. Найди ее, умоляй, пятки целуй. Не знаю, сдохни на глазах у колхозницы. Ребенок нужен срочно. У нас остался всего год на решение проблемы. Будь любезен не подкачай.

– Отец, какой проблемы?

– Огромной. Той, что может решить младенец, в котором смешаются две крови. И тогда, может быть, ты станешь моим приемником. Если не прекратишь косячить. Бабу я забираю, чтобы ты мог думать башкой, а не членом своим неразборчивым. Не бзди, пока только предупреждаю. В последний раз, кстати. Ты ведь будешь послушной, шмара? – повернулся Половцев к любовнице сына. Она молча кивнула.

– А раньше ты не мог сказать, папуля, что малыш нам поможет трон удержать? За пять то лет я бы уж как-нибудь расстарался? – ехидно поинтересовался Виктор. Половцев старший едва сдержался, чтобы не влепить сыну еще одну затрещину.

– Акела промахнулся,– хмыкнул он. Черт, старый дурак. Но он и предположить не мог… Хотел все сделать без лишнего шума. Давно стоило уничтожить проблему. Вымарать. Но, тогда бы проблема могла перерасти в катастрофу. Все продумал этот скот, чтобы лишить Половцева спокойной жизни.

Алексей Николаевич вышел на крыльцо дома сына, с трудом сдерживая рвущуюся из души ярость. Сука, друг старый, с таким другом врагов не нужно. Снова его переиграл. Он то думал еще пять лет есть в запасе. А тут… Всего гребаный год. Год, блядь, сын долбач и сноха слишком гордячка, вся в отца пошла рыжая сучка.

Достал мобильник, набрал номер. Есть только один человек способный вправить мозг его снохе.

*****

Отель мне не понравился сразу. Низкое приземистое здание, растянувшееся вдоль разбитой дороги, похожее на барак. Приют дальнобоев. Но, выбирать особо мне не приходилось.

–Здесь в кафешке самые вкусные сырники,– оповестил меня Северцев. Стоял скрестив на могучей груди свои руки и смотрел, как я хожу по дешевому номеру пытаясь не впасть в отчаяние.

– Аркадий, а интернет есть тут? Мне очень нужен интернет. Мама на лечении в Германии. Если я не свяжусь с ней, она будет нервничать. А ей нельзя.

– Должен быть. Но я уточню. И что вам не лечится дома? У нас врачи прекрасные,– проворчал Северцев, вырвал у меня из рук чертову сумку и запихнул ее в дышащий на ладан шкаф.– Слушай, а папа есть у тебя? Может к нему бы махнула? Отцы обычно за своих принцесс разорвут любого. Ну… Я бы разорвал. Если бы у меня была… Не важно.

– А папа у меня космонавт,– поморщилась я.

– В смысле?

– В коромысле. Улетел себе на Марс, когда мне четыре исполнилось. Ну, это мне мама так сказала. На деле он, наверняка, просто смылся. Такой же подонок, как основная масса яйценосцев. Ой… Простите… Я не…

– Да уж, не обобщай, Апельсинка. Но, после того, что я видел сегодня, имеешь право…– хмыкнул мой спаситель.

–Маме было тяжело. Я маленькая была, но очень хорошо помню ее слезы и темноту в доме поселившуюся. Нам пришлось переехать в небольшой городишко, видимо ей легче было там работу найти. И болезнь ее… Космонавт виноват в этой ее болезни. И вообще… Хватит мне в душе копаться, господин Северцев,– слишком нервно. Неудобно перед капитаном. Но слишком болезненную для меня тему поднял этот, посторонний мне в сущности, мужик, смотрящий сейчас на меня потемневшими глазами.

– Ну, хватит так и хватит. Пойдем сырников заточим и на работу я поеду. Надо хоть иногда там появляться. А вы чем думаете заниматься, мадам Половцева? Не полезете же снова на рожон?

– Подруге позвоню, – честно сказала я. – И не смотрите на меня так. Я Липе доверяю больше чем себе. Не век же мне тут сидеть?

– Я ведь не смогу в третий раз тебя вытащить из лап твоей семейки. Ты это понимаешь? – о нет. Слишком близко его лицо к моему. Опасно близко. И пахнет его дыхание чертовыми апельсинами. Он таких, как я, наверное на завтрак ест не жуя. И сырниками закусывает, обсыпанными сахарной пудрой. Делаю шаг назад, чтобы разорвать чертово наваждение.

– Я понимаю, что мне нужна назад моя жизнь,– хриплю, очень надеясь при этом, что этот чертяка не заметил моего опупения.– И сидя в этом мотеле, куда такие как мой муж привозят шлюшек, я ее назад не получу. Кстати, а вы откуда знаете это «шикарное» местечко? Неужели нимф своих сюда возите? – черт, ну почему в его присутствии я превращаюсь в стерву? Он ведь милый и помогает мне. А я веду себя, как цепная сука.

– Я сюда на труп выезжал. Как раз в этом номере заколбасили одну наглую болтливую бабу. Тридцать ножевых. Прям вон там и лежала на койке. Красииивая…– оскалился Северцев и резко развернувшись зашагал к двери. Обернулся уже из коридора, – Сырники стынут, мон ами. Вы со мной, или так и будете тут исходить на парфюмированное мыло?

– С вами. А сырники посыпаны сахарной пудрой? А малинку сверху положат? – как крыса за дудочником засеменила я за чертовым великаном.

– Ох, Ирина… Игоревна,– прохрипел он как то странно. А я вдруг осознала, то страшно проголодалась и адски устала.

В номер я вернулась уже одна. И мне показалось, что он стал еще более убогим, чем когда почти половину его пространства закрывал собой огромный Северянин. Глянула на экран планшета. Прихваченного мной из дома. Около пятнадцати непринятых вызовов от мамы. Господи. Лишь бы с ней все было хорошо.

– Алло, Ирочка, детка. Ты слышишь меня? – мама отозвалась сразу, едва только я нажала на иконку вызова. Сегодня она выглядела встревоженной. Сердце пропустило удар.

– Мама, что случилось? – прохрипела я, чувствуя, как вкусные сырники устремляются к горлу.– Что? Рецидив?

– Ира, тебе надо к Вите вернуться. Прекращай выделываться и возвращайся в семью,– голос мамы звенит сталью и мне кажется, что я проваливаюсь в какую-то кроличью нору, в страну где все наоборот. Она же на моей стороне должна быть. А тут…– Все мужчины гуляют. Это их природа. Мудрая женщина может закрыть глаза на мелкие слабости своего супруга, чем обеспечат себе спокойную и полноценную жизнь. Бери себя в руки и поезжай домой. Леша волнуется. Говорит, что ты спуталась с каким-то… Возьми себя в руки и вернись в семью. Мстить неподобающе так. Не пачкайся.

– Мама, ты слышишь себя? Это Витя мне изменил, не я. И решать только мне, что мне хорошо, а что нет. Я ни с кем не спуталась, как ты выразилась. А испачкалась я, когда увидела Витю распятым в чужой кровати. Прям с головы до ног вымазалась, – боже, я наверное схожу с ума. Моя мамочка – это не она. Она бы меня поддержала всегда. И я, не хочу быть жестокой, но слова горечи и обиды все равно срываются.– То-то ты отца простила и живешь счастливо?

– Ты не говори того, о чем не имеешь представления, девочка, – я никогда не видела мою маму такой. Сердитой и растерянной одновременно.– Возвращайся к мужу. Я скоро приеду и все тебе объясню.

– Не вернусь,– мой голос звучит уверенно, но в душе бушует ураган, способный к чертям собачьим сравнять с землей этот убогий мотель и половину города.– Я еще не растеряла остатков гордости. Твой любимый Витенька меня чуть не изнасиловал сегодня. Он извращенец и подонок. И я не буду терпеть этого ни ради каких сокровищ мира. А деньги на лечение тебе я найду. Заработаю. Наизнанку вывернусь.

– Дура ты,– выдыхает мать устало. – Истинная дочь своего упрямого отца. Риша, ты меня слышишь? Ты Половцева… Так будь любезна…

Я нажимаю на кнопку отбоя. Неужели мама готова продать меня монстру? Черт, как же больно. О боже, она же давно уже это сделала.