Развод. Цена нелюбви

Глава 38

– С вашей женой все в порядке, – Северцев вздрогнул, посмотрел на слишком прилизанного мужика в белом халате, впервые за все время не сквозь мутную пелену безумного страха потерять свою Апельсинку. Наконец смог разглядеть лицо эскулапа, которое до этого виделось мутным пятном.

– Она мне… Да, она моя жена,– прохрипел он.

– Влияние препарата было минимальным. Антидот просто был введен перорально, потому не сразу начал действовать. Вот если бы… Хотя, что бога гневить. Могло все закончиться гораздо плачевнее.

– А ребенок? Доктор, что с ребенком? – сердце в груди почти остановилось, а потом заскакало невпопад, сбиваясь с ритма в ожидании приговора. Аркадий винил себя. Ненавидел себя и всех, кто подверг жизнь его Ирки опасности. И ребенок… Их продолжение… Черт, если они его потеряли, он до конца своей жизни не сможет смотреть в глаза любимой женщины.

– Какой ответ вы хотите от меня услышать? – выдохнул врач, снял очки и судорожно начал тереть кристально чистые стекла уголком кипенного халата.– Препарат, введенный вашей жене из разряда спецсредств. Я думаю, что воздействие на организм матери было минимальным, но даже в этом случае… Вы сами видели, что с ней было. Ребенок жив, уровень развития соответствует срокам. Нет никаких оснований предполагать у него пороки развития на данном этапе. Но, мы же не боги. И никто сейчас не даст никаких гарантий, что… В общем, я бы не рисковал. Поговорите с женой, вы еще молоды… Родите другого. И организм женщины ослаблен. Яд ослабил сердечную мышцу. Рожать ей сейчас просто убийственно.

– Ты что сказал,– вцепился Аркадий в полы белоснежного халата. В голове зазвучали колокола. Он готов был растерзать этого несчастного. Слава богу кармане завибрировал мобильник. Северцев с трудом услышал трель телефона из-за шума адреналина в ушах. Достал трубку слишком резко. Она с грохотом свалилась на кафельный пол. По дисплею побежали уродливые трещины.

– Северцев, она ушла,– впился в ухо одышливый голос Петра.– Как вода сквозь пальцы. Ты меня слышишь? Я не знаю как… Никто не знает. Майоров едет к вам в больницу с охраной. Я еще своих архаровцев пришлю.

– Половцев?

– Беспрепятственно покинул пределы нашей родины. Денег, полученных от твоего будущего тестя ему на две жизни хватит.

– Сука, я бы…

– Я знаю, Кеш. Но, положа руку на сердце, если бы не этот извращенец, твоей Ирки бы давно не было в живых. И тебя скорее всего. Что там с ребенком? Аркадий, послушай…

– Она меня возненавидит. И правильно сделает.

Северцев смял трубку пальцами. Она жалобно треснув распалась в его руке, превратившись в груду стекла и пластмассы. Ладонь засаднило от мелких осколков впившихся в кожу. И эта боль его отрезвила. Позволила осознать, что его Ирка все еще в опасности. Что еще ничего не закончено.

– Мне срочно нужно к жене.

–Это невозможно. В палату интенсивной терапии не допускаются сторонние лица,– растерянно лепечет доктор. Рискует, дурак. Сейчас Аркадий не в состоянии был соображать, что хорошо. А что нет. Полутонов не видел. Только желание укрыть свою семью от любого посягательства.

– Ты не понял, лепила? Моя женщина в опасности… И мой ребенок.

– Это вы не поняли. В реанимацию никто не пройдет, кроме персонала. Там охрана стоит и…

Северцев не стал слушать. Молча отодвинул чертова идиота и твердым шагом пошел к двери отделения интенсивной терапии. Пусть попробуют его остановить.

*****

Это становится дурной традицией. Я открыла глаза и уперлась взглядом в казенный белый потолок. Странное чувство, странный сон. Северцев – родной, любимый, живой. Прикосновения его такие настоящие, теплые, полные любви, защищающие.

Проглотила болючий ком, свившийся ежом в горле. А потом вдруг вспомнила все. Все, что случилось вчера. Схватилась руками за живот, умирая от рвущего душу, страха. Закричала, не в силах сдерживаться. Монитор, стоящий в изголовье кровати, яростно запищал.

Не сон. Этот кошмар на яву. Разве что Северцев, пришедший за мной в ядовитом плену. Или… Он не мог. Только не он. Не мог так рисковать жизнью еще не родившегося малыша. Нашего с ним ребенка. Он же…

Дверь распахнулась резко. Я уставилась на пришельца и ослепла от слез, хлынувших из моих глаз.

– Ты… Да как ты мог? Ты подонок. Извращенец, похлеще моего мужа,– прорычала я, схватила с тумбочки пустой стеклянный флакон от лекарства и с силой запустила в Северцева. Не приснился, мерзавец.– Я же думала, что больше никогда не увижу тебя. Я чуть ребенка не потеряла, когда узнала, что тебя больше нет со мной. Я…

– Прости меня, Апельсинка,– Аркадий упал на колени возле кровати. Его дыхание обожгло мое запястье. Губы коснулись ладони и я затряслась в беззвучных рыданиях.– Я не думал…

– Он все еще там? – тихо шепчу я, выдергивая пальцы из его ладони. Молчит, и мне кажется, что все кости в моем организме ломаются одна за другой с хрустом и болью. Наверное так исчезает душа.– Не молчи. Говори.

– Да. Но… Яд. Никто не знает, как он подействует… Ира, я идиот. Повелся на уговоры твоего отца, хоть и осознавал риск. Но… И Петька… Операция казалась продуманной на все сто процентов. Чай ты пила же в машине?

– Да, отец заставил. Но я его пролила, и …

– В нем был антидот. Ир, врач говорит, что… Этот ребенок…

– Так вы знали. И ты позволил? Вы все… Уходи. Мне плевать, что ты рисковал мной, но не ребенком, ты слышишь? Я думала ты другой, что ты лучше всех. А ты… Что тебе наобещал мой отец? Деньги? Концерн? Что стоит дороже жизни нашего малыша?

– Ничего. Ир. Послушай… Доктор сказал, что для твоей жизни опасно рожать. Да услышь ты меня! Я не могу больше терять.

– Уходи, не хочу тебя видеть. Никого не хочу.

– Мы пытались…

– Знаешь, Северцев, разочаровываться в том, кого любишь очень больно. Уходи, ты нам не нужен, – шепчу я и отворачиваюсь к стенке. Боль становится нестерпимой, не физическая, душевная. Она страшнее и больнее. Но она не дает мне провалиться в пучину отчаяния. И я благодарю бога, что он дает мне эту яростную помощницу.

– Прости,– шепчет он. А я не могу пошевелиться. Кажется, что вся тяжесть мира сейчас притягивает меня к чертовой больничной кровати.– Ира, я буду рядом. Сделаю то, что должен. А потом… Потом уйду. Обещаю.