Развод. Цена нелюбви

Глава 22

Боли Северцев не чувствовал. Выболело все за годы одиночества. Вытерлось. А теперь еще и душу у него унесла рыжая чертова баба, без которой дома хотелось выть и лезть на стену. Она его спасла. Она его предала. Она его уничтожила.

Аркадий надел неглаженную рубашку, посмотрел в зеркало, ухмыльнулся. Небритый, измятый. Человек у которого ничего не осталось. Вышел из квартиры, в которую возвращаться теперь мог только до беспамятства накачавшись алкоголем в дешевом баре.

– Пропился? – Петр посмотрел на Северцева с неприкрытой жалостью.– Стучать в кабинет начальства не учили?

– Ты меня вызвал, чтобы отповедь прочитать? – ухмыльнулся капитан, свалившись на стул, стоящий возле стола старого друга.– Так зря. Поздно меня воспитывать. Этим неблагодарным делом надо заниматься, когда воспитуемый поперек лавки лежит. Потом бесперспективно.

– Кеш, слушай, тебе придется…– полковник отвел глаза. Северцев ухмыльнулся. Примерно этого развития событий он и ожидал, когда ехал в родной отдел, на работу. Которой посвятил почти всю свою сознательную жизнь.– Черт, дружище, я все что мог, сделал. Но тебе придется писать рапорт на увольнение. Тут я оказался бессилен. Знаешь, сейчас чистки идут. Я…

– Да спокойно, Петь. Я сам хотел,– поморщился капитан. Ему было неприятно смотреть на то, как его лучший друг, всегда честный и решительный, мнется и прячет глаза. Странно, но и сейчас Северцев ощущал лишь глухую пустоту в груди. Никакого сожаления и других чувств. – Давай бумагу. Она все стерпит.

– Слушай, Михалыч, я может помогу тебе с работой? Одному коммерсу нужен начальник охраны. Зарплата даже лучше, чем в ментовке, и соцпакет. А график…

– Ты уже помог. Спасибо, Петро, что со шконки меня сдернул,– равнодушный тон. Да ему плевать сейчас было на все вокруг. Хотелось снова забиться в свою раковину, снова до беспамятства упиться, чтобы выпасть из поганой реальности.

– Меня, Северцев, к документам на пушечный выстрел не подпустили. Дело твое на особом контроле было. Я сунулся было, но… Мне неполное влепили… Ты не в СИЗО, только потому, что баба твоя подсуетилась. После ее прихода дело развалилось. Половцевы тут боги, мать их. Хотят казнят, хотят милуют. Иначе сидеть бы тебе не пересидеть. Лет восемь корячилось тебе брат, с конфискацией. Аркаш, ты чего? Ты в порядке?

– Ты уверен? – прохрипел капитан. Ему казалось, что чертова планета ускорила свое верчение, как адская карусель. До искр в глазах, до дурноты и разрыва сосудов.

– Я думал ты знаешь. Северцев, давай я медика нашего кликну. Тебя не парализовало, случаем? Улыбнись, сука такая. Мы из таких задниц с тобой выползали, не дай тебе бог в моем кабинете отдуплить.

– Это, значит…

– Ничего это не значит. Кеша, ты у нас такой дурак по субботам, али как? Думаешь кто тебе шконку организовал? Я ведь говорил тебе не лезь? Говорил. Они обозревшие, зажравшиеся волки. И баба эта – Половцева. Скучно ей стало, а ты просто под руку подвернулся. Хорошо хоть капля порядочности в ней все же осталась. А может трахнул ты ее качественно. Северцев, очнись ты уже. Приди в себя. Найди себе простую бабу, чтоб борщ варила да трусы твои чертовы сатиновые стирала.

– Романыч, я передумал увольняться,– хмыкнул капитан. Отодвинул от себя лист бумаги и прищурившись посмотрел на старого друга.– Мне нужен допуск на зону. Одна встреча с отбывающим наказание. Разговор на час. И твои связи. Мужик должен выйти на свободу, как можно быстрее. УДО ему надо оформить. А потом я пойду куда скажешь – начальником охраны, на хрен, в задницу дьяволу.

– Пожалуй я придержу теплое местечко в офисе коммерса для себя,– задумчиво потер подбородок полковник.– Потому что после таких фортелей работа потребуется мне. Черт. Северцев, подведешь ты меня под монастырь. И Ларка меня ухайдокает, когда я вылечу с должности. Как пить дать освежует. Нам сына растить… Эх.

Домой. Северцеву срочно надо было домой. Помыться, побриться, стать собой. Выползти наконец из ломающей душу, депрессии. Оказывается даже кости травмированные болят меньше, чем чертова выжатая до сухости тряпки, божественная субстанция. Похмелье выветрилось из головы ледяным ветром, который гнал по улице клубы пыли. Центр города, а вокруг серость и беспросвет. Как в каменном мешке. Аркадий поежился и зашагал по потрескавшемуся асфальту, сжав в пальцах бордовую книжечку удостоверения. Времени Петр ему дал мало. Билеты нужно купить на ближайший поезд. Дел еще куча вдруг организовалась. Но если все получиться…

*****

– Риша, ты почти ничего не ешь,– голос свекра сочится медом. Или ядом, что скорее всего.– Каплуны не понравились, или… Может тебя тошнит уже от мяса?

Меня тошнит, он прав, но не от еды. Лицемерие всегда вызывает во мне реакцию, схожую с интоксикацией всего организма. И тем н менее навешиваю на лицо фальшивую улыбку.

– Нет, я не беременна. Знаете, вы странный человек. Ребенок, которого вы так ждете, ведь будет несчастным. Младенцев не делают счастливым деньги и концерны. Ему нужна любовь. По поводу птицы. Ваш повар сегодня перестарался. Она суховата, и розмарин напрочь убивает вкус этого мяса. Алексей Николаевич, зачем это представление? Вы нас пригласили в гости для великосветской беседы?

– Риша, как тебе не стыдно? – шипит мама, сидящая прямо напротив меня.– Нельзя быть такой неблагодарной.

Мне не стыдно. Больно, да. Мерзко так, что хочется вымыться, сдирая кожу металлической мочалкой. И дом этот шикарный… Похож на шикарную тюрьму без окон и дверей. И люди, которые казались мне самыми важными в жизни, совсем недавно… Я не верю никому из них. Ни одному слову.

– Не нужно, Лида. Я сам могу поставить на место свою невестку,– мне в переносицу упирается взгляд, похожий на пистолетные дула. Не страшно. У меня отмер орган, отвечающий за самосохранение. Там остался, в камере, в которой оказался Северцев, вместе с остатками разодранного в лоскуты сердца и чувства собственного достоинства.– Могу, но не вижу смысла. Девочка наконец-то начинает оперяться. Зубки вон выросли, а это очень полезная черта.

– Вы так считаете? – делаю глоток вина, чтобы скрыть оскал, от которого скулы сводит судорогой. Виктор смотрит на меня прищурившись, но молчит. Он просто не знает, что сейчас делать. Растерян.– но на мой вопрос вы не ответили, дорогой свекор.

– Ты знаешь, Риша, кому принадлежит этот дом?

Вздрагиваю, пытаясь осмыслить странный вопрос Половцева. Виктор рядом сидит, и я буквально физически чувствую исходящие от него волны напряжения. Вилку, которую вертит он в пальцах, кажется согнет сейчас.

– Этот дом твой, Риша. Твой и твоего сына. И маме твоей тут места хватит. Тебе понадобится помощь с малышом. А кто лучше родной бабушки сможет позаботиться о нашем внуке?

– А если дочь родится? – приподнимаю бровь, не зная как реагировать на слова свекра.– Или это брак, и вы не примете малышку? Заставите меня рожать как из пулемета, пока наследник не появится?

– Риша…– мама снова подает голос. И теперь в нем звучат нотки злости и властности. А меня душит смех. Нажаловалась своему Леше дорогому, боится снова оказаться в крошечном городишке, в который она сама же и увезла меня крошечную, сбегая от… От чего же? Или от кого?

– Внучку я буду любить до безумия,– Половцев старший смотрит на меня так, что хочется под стол сползти.– Знаешь, я так завидовал своему другу, что у него родилась дочь. Давно это было. У меня мальчишка крикливый, а у него маленькая принцесса. Смешная такая. Красивая. Когда он меня крестным позвал, я в восторге был. И мама у моей крестницы… Я любил ее. Жену не любил, а ту, чужую… И все любил, что у друга моего было. Хотел себе все такое же. Но вот везло то не мне.

Виктор зло сопит, и столовый прибор в его пальцах уже почти узлом завязан. А у меня идут мурашки по спине от тона его отца. Странные, колючие.

– Я его уничтожил, моего друга Риша. Если я чего-то хочу – добиваюсь. Невзирая на привязанность и родственные отношения. Так что будь любезна жить по правилам моей семьи. Сын вон мой знает. Да ведь, Витя?

Мой муж молчит. Черт, вот почему он такой. Вот от чего такие пристрастия. Витя просто пытается свои комплексы выплеснуть в чертовых своих извращениях. Борется с постоянным прессингом, выплескивая его на шлюх. И я должна ему благодарна быть, что меня эта грязь не коснулась. Даже жаль его становится.

– Этот дом твой, Риша. Здесь маленькому принцу будет хорошо. Прислуга вымуштрована. Повар будет другой, раз тебя не устроили каплуны. Этого накажу. И возражения не принимаются.

Я уже ненавижу этот особняк, обнесенный глухим высоким забором. Это не дом. Тюрьма. И отсюда мне не сбежать, пока не выполню своего предназначения.

– Вы меня в плен берете? – говорю насмешливо, вроде как в шутку.

– Ну что ты, дочка, ты свободна в передвижениях. В компании Вити или охраны. Ой, я забыл сказать, теперь у тебя в подчинении личный шофер и два телохранителя. Дамы твоего положения не могут передвигаться по городу самостоятельно. Только с сопровождающим. Это вызвано в первую очередь заботой о твоей безопасности. Ты привыкнешь. Детка. Я же привык на старости лет.

Сижу молча. Просто лишилась дара речи. Это какой-то сюр. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Прыжок на месте – попытка улететь. Он боится. Половцев боится. Но чего? Не Северцева же, которого он просто в бараний рог согнул щелчком пальцев? И не моих взбрыкиваний. Интересно.