Фемида его любви — 2

Глава 11

Я рос без матери. Она мечтала о дочери и, не смотря на запреты врачей, после сложных родов, забеременела снова. Отец пытался уговорить ее на аборт, но мать была непреклонна. Итог плачевен: батя стал вдовцом в двадцать шесть лет, имея на руках семилетнего меня. Малышку тоже спасти не удалось. Она прожила четырнадцать дней под ИВЛ, но была слишком слаба или попросту не захотела принимать жестокость этого мира. Мы остались с отцом вдвоем.

Я не любил вспоминать то время: вечные тусовки у коллег и друзей отца из-за его частых дежурств, и редкие выходные, когда он бывал дома. В такие моменты батя обычно выключал телефон и много пил. Гнобил себя в тоске по любимой женщине, коря за то, что не настоял на аборте. Винил себя в слабости. Отец очень сильно любил мать. Я и сейчас могу с уверенностью сказать: кроме нее он больше ни одну женщину полюбить не смог. В этом мы с ним полностью идентичные: если любим, то только одну и до конца. В жизни мы можем встречать много разных людей, заводить с ними разного рода отношения, но сердце ведь не Москва, правда? И не проходной двор, куда можно пускать всех без разбора. По левую сторону груди должна быть только одна.

Долго отец один не был. Год помаялся и привел в дом женщину с ребенком. Так у меня появилась мачеха и младший брат. Ничего плохого про Арину я сказать не мог. Она меня приняла, заботилась, как о своем родном сыне, не разделяла нас с братом и радовалась всем моим влетам и искренне сопереживала падениям. Будучи по образованию психологом, женщина старалась найти ко мне подход, пока я протестовал.

Я был сложным ребенком. Убежденным в том, что все смогу сам, а чужая женщина не имеет права мне указывать. Я агрессировал, упрямился и все делал так, как считал нужным. Зачастую принципиально отстаивал свою точку зрения, показывая женщине ее место, слушаясь только отца. Его мнение было для меня авторитетным, а он сказал своей новой жене: учись контачить дорогая. Он слишком умный и самостоятельный, его доверие нужно заслужить. Это развязало мне руки и убедило в собственной правоте.

Арине приходилось регулярно посещать директора, выслушивая жалобы от родителей тех, кого я избил. Потом женщина со мной долго беседовала, узнавая мотивы подобного поведения и, к моему тогда удивлению, ни разу не наказала. Только просила быть терпимее и учиться контролировать свои эмоции. Отцу ни разу не нажаловалась. Тогда я ее по-настоящему зауважал и наши отношения стали ровнее. Матерью я ее так и не смог назвать, но больше не воспринимал помощь и советы в штыки. Даже прислушивался и изредка, но стал советоваться.

С братом мы сразу подружились и стали не разлей вода. Он был младше меня на четыре года, поэтому я не воспринимал его, как врага народа, пытался заботиться о нем и опекать. Окружал заботой, как умел. На тот момент оберегать близких я мог только силой. Позже научился думать сначала головой, но детство я провел в синяках и с разбитыми кулаками. Терпимости меня научила Арина. Она мне многое дала: учила правильному обращению с женщинами, выбивала из меня быдлячьи замашки. Просила учиться, потому что мне это может пригодиться. Остужала мой пыл и гнев, направляя его в верное русло. Ей удалось меня обуздать. Она стала первой женщиной, кто смогла выступить моим заземлением. В голове до сих пор ее слова, которые я повторяю, как мантру: нужно уметь останавливаться, чтобы видеть дорогу.

К пятому классу стал нормально учиться. Дураком я и раньше не был, просто усидчивости не хватало. Позже увлекся программированием, радиоэлектроникой. Это мне действительно помогло. Вырубить любую систему безопасности сейчас я могу чуть ли не с закрытыми глазами.

У нас была нормальная семья. Обычная. С братом мы ходили на дзюдо, плаванье, летом с родителями летали в отпуск. Оба мечтали стать полицейскими, как отец. Мы гордились им, считали эталоном. Все, как у нормальных людей, но…

Есть в каждой грустной или эпичной истории одно малюсенькое «но», которое можно считать точкой невозврата. У каждого это «но» свое. У меня оно тоже было.

Мне было пятнадцать, когда на моих глазах убили отца. Это сделали его коллеги-менты. Батя был принципиальным, считал, все должно быть по закону и влез туда, куда не стоило. За это поплатился. Он, как чувствовал неладное и отправил нас к бабке, но я вернулся. Уже не помню, зачем, потому что картина, как отца пытали, мучили его разными экзекуциями, до сих пор перед глазами. Вервольфы не просто убивали, они наслаждались его мучительной смертью, ловили в этом чистый кайф, как наркоман первосортным героином. А я смотрел за всем через окно и ничего не сделал, за что до сих пор не могу себя простить.

После похорон у меня сорвало крышу и я дал себе слово — отомстить каждому причастному. До момента, как найду всех шестерых пройдет девять лет и я пройду путь становления от обычного подростка до участника местной банды малолеток, затем пойду выше, обзаведусь нужными связями. Я был востребован в преступном мире, потому что обладал большим потенциалом, мозгами, отсутствием жалости и стойкой ненавистью к людям в форме. Я добивался все новых и новых высот в погоне за местью, получив колоссальный опыт и поддержку со стороны криминального мира, но поплатился потерей семьи. В восемнадцать лет я ушел из дома.

Арина догадывалась, что я начал свой путь на дно, считая его восхождением на вершину. Но догадки догадками, я отнекивался от любых ее вопросов, придумывая отговорки, но когда меня подстрелили в первый раз на одной из разборок, скрыть не получилось. Когда меня выписали из больницы, женщина закатила грандиозный скандал и чуть ли мне в ноги не падала, умоляя бросить это дело. Она очень боялась меня потерять, а я не мог отступиться с заданного курса. Арину с сердечным приступом увезли в больницу и брат мне поставил ультиматум:

— Или ты завязываешь со своими делами или убирайся из дома. Ты ее убьешь своим образом жизни. Твои дружки убили отца, а ты, вместо того, чтобы презирать их, водишься с ними. Ты такой же, как они. Предатель. И учти, если ты выберешь их, ты мне больше не брат.

Он предлагал выбор, таким образом лишив его. Я ушел. Весной я пошел в армию, после служба по контракту в горячей точке, затем растворился в неизвестности, исчезнув из жизни своих близких. По истечении установленного законом срока меня признали умершим, но на тот момент у меня уже были новые документы. Так я погиб для всех в первый раз, став Максом Якоби — человеком без прошлого и востребованным наемником. Моя новая жизнь началась в Питере. Там я встретил Пташку. Она была второй женщиной, рядом с которой мне захотелось остановиться.

Пташка стала моим ангелом. Моей усладой, в магме которой я кипел, плавился в любви, утопая в ней и захлебываясь. Я сходил с ума рядом с ней, восторгался ее чистотой, наивностью и верой в меня. Она всегда мне верила. Поддерживала и восхищалась, не зная, кем я был на самом деле. Я не мог ей признаться. Боялся, если она узнает, то отвернется от меня и уйдет. Тонул во лжи ради ее блага, крошась на острые осколки всякий раз, когда уходил на дело. Стыд пожирал меня огромными лапами, когда она с детской искренностью, смотрела мне прямо в глаза и твердила, что я самый лучший. Лучший… Я самый лучший наемный убийца в этой стране, детка. Если бы ты только знала, убежала бы в ванную и попыталась наждачкой смыть с себя все мои поцелуи, которыми я одаривал тебя каждую ночь. Ты бы не восхищалась мной, а презирала. Ты бы никогда не поцеловала того, чьи руки замараны кровью кому-то неугодных.

Когда родилась Алина я решил, что все. Закончу начатое — найду убийц моего отца и уеду с Пташкой и дочерью далеко. Начну все заново, без убийств и лжи. Начатое я закончил, но уехать не успел. Я прославился на всю страну. Во всех СМИ писали: во время задержания был убит жестокий убийца шестерых полицейских — Макс Якоби. Так я погиб для всех второй раз, отправившись в колонию строгого режима на пожизненный срок.

Я не стал сообщать, что сумел выжить, хотя по всем канонам сдохнуть я был просто обязан. Пташка бы ждала, а выйти у меня практически не было шансов. Прикусив глотку ревности, я отпустил свою любимую женщину, позволив ей стать счастливой без меня. Ждать уголовника, который никогда не выйдет — не ее путь.

Мне удалось сбежать спустя полтора года. Это был долгий путь, в конце которого меня ждало разочарование: у Пташки уже была новая жизнь и она пожелала в ней остаться, узнав, кто я такой на самом деле. Больнее всего было то, что она до последнего никому не верила. Отказалась лишь тогда, когда я на ее глазах совершил осечку и попытался убить дочь Волкова. Тогда я познал свой самый главный провал и отправился в чертоги ада, на службу к демону.

Так я погиб в третий раз. Морально и по документам. Макс Якоби был снова убит при задержании и вместо него появился Алексей Свердлов — слуга Волкова, который за свои грехи выполнял все его поручения. По условиям сделки Назар должен был разрешать мне видеться с дочерью, но передумал, наглядно показав, что со мной будет, если попытаюсь его ослушаться. На себя мне было плевать, но рисковать близкими не мог.

Волков сбагрил меня на восток страны, полностью зачистив любые упоминания обо мне, стерев даже отпечатки пальцев из базы ФСБ. Я был полностью чист и обнулен, создавал себе репутацию с нуля. Я не знаю, допустил ли Назар осечку, отправляя меня на родную землю или сделал это нарочно, чтобы я сильнее страдал, но я оказался рядом с местами, где вырос. И по злому року сюда переехал брат с Ариной.

Арина меня была рада видеть, все-таки я ее сын, пусть и неродной. А вот брат, узнав, кем я стал, стал презирать сильнее. При встрече делал вид, будто мы не знакомы и запретил появляться на пороге их дома. Я маялся, но принял его условия. Следил, чтобы никто не обижал, как раньше, но не приближался. И никому не позволял его трогать, даже когда мелкий пытался отстоять правду, закусываясь с моими людьми. У него тут тоже был бизнес и мы часто пересекались. Странно, что Волков не попросил и его приструнить.

В самом начале своего пути с Волковым я встретил Веронику. Мы познакомились случайно. Она была хирургом в одной из больниц, куда я попал с ранением, так и подружились. Она стала третьей женщиной, которая могла меня успокоить и не дать зверю полностью мной завладеть и впасть в отчаяние. Но между нами ничего не было. Мы, как бы абсурдно это не звучало, стали друзьями. Я привязался к ней и к ее дочери — Ваське — белокурому и голубоглазому ангелу двух лет. Мы часто проводили с Вероникой проводили время вместе и со стороны могли казаться парой, хотя дальше поцелуев в щеку не заходило. Она делилась со мной своими проблемами, советовалась, прекрасно зная, кто я такой и всегда была рядом. Мы оба нарушили правило. Она позволила себе быть с тем, кто отправлял к ней на операционный стол пациентов, а я обрел близкого человека, хотя знал, как смогу поплатиться.

Вероника и Василиса поплатились за мой образ жизни. Криминальный мир жесток и мои попытки спрятать их не принесли результата. Дав девчонкам новые имена и отправив их за границу, я не смог их защитить. Их и там нашли, принеся мне их на блюдечке и заставив смотреть, как они страдают. Ваську убили первой, а Вероника ушла сама с проклятьями в мой адрес на устах. С тех пор я дал себе слово — не заводить друзей и близких.