Фемида его любви — 2

Глава 22

Ты же слышала, я представил тебя Салиму, как свою невесту. Будешь жить у меня. Добро пожаловать в мой мир, Шурочка. Не уверен, что тебе понравится, но ты же так этого хотела, верно?

И ухмылка. Горькая, противная, вызывающая отвращение от разочарованного тона слов. Он не скрывал «радость» от озвученного им самим, всем видом показывая, чтобы не питала иллюзий. Это скорее проклятье, чем фарт. Погружение в его мир не сулило мне ничего хорошего.

По пути к дому я беспрестанно прокручивала в голове слова Алекса, стараясь их осмыслить. Раньше я бы обрадовалась такому повороту, но сейчас ощущала себя вымазанной помоями. Мужчина, которого я безумно любила, предложил мне фиктивные отношения. Когда-то мне предлагал такой вариант Артем по отношению к Краснову и я отказалась, а сейчас Алекс поставил меня перед фактом, не дав путей отхода. Все ненастоящее, наигранное. Мы будем создавать видимость отношений, потому что я его подставила. Худшего наказания для меня придумать было невозможно.

— Будем жить вместе, изображать пару. В квартире две комнаты, поэтому мешать друг другу мы не будем. Я редко появляюсь дома, особого дискомфорта тебе не доставлю.

Алекс вещал про наш совместный быт, будто нанимал на работу прислугу. Рассказывал ей про обязанности, распорядок дня. Того и гляди, скоро про оплату речь заведет. Бархатный ровный тон проникал в уши, вызывая хаос в пошатанном замке моего рассудка, пока обладатель приятного тембра невозмутимо вел авто к дому Краснова.

— Ты будешь также посещать универ, общаться с подругами. Мои ребята за тобой присмотрят, — продолжил он, с каждым словом глубже вбивая гвоздь в крышку гроба моей надежды на счастье. Как подарил радость, так и забрал. Он мастерски убирал из-под ног лестницу к счастью. В этом талант у него не отнять.

— Я не хочу такие отношения, меня это не устраивает, — возразила я.

— У тебя кто-то есть? — интонация в голосе ничуть не изменилась, потому что ответ он знал наперед.

— Что?

— У тебя есть кто-то?

— Нет, причем тут это?

— Тогда не вижу никаких проблем, — самообладанию человека, который не так давно был готов меня размазать тонким слоем по салону авто, можно было позавидовать. В отличие от меня, у которой сдавали нервы, он был слишком спокоен.

— Я вижу проблему. Большую. Я хочу нормальные отношения, а не вот это все! — воскликнула с досадой, не зная, куда деть возмущение, готовое подбрасывать мое тело до белого кожаного потолка. Я едва себя контролировала, находясь на шаткой грани истерического выплеска и бунтарского залпа, но старалась держаться. Старалась настолько, что пробурила до крови себе ладони ногтями. Боль немного трезвила разум после напалма раненного сердца.

— Нормальных отношений со мной у тебя никогда не будет. Запомни это и не питай иллюзий. Я еще тогда сказал, что нам лучше врозь и я не передумаю. Временно поиграем в пару, — каждое слово — пулей в тело навылет. Каждая пауза между ними — перезаряд для нового выстрела. Он не бил словами наотмашь, он намеренно убивал.

— Временно поиграем в пару… — отозвалась эхом, ощущая металлический привкус от прокусанной губы. — Давай это временно закончится прямо сейчас, а? Скажи ему, что мы сегодня поругались после моей выходки и расстались. А уже завтра я уеду из города и меня никто не найдет.

— Никто не найдет, потому что уже завтра твой очаровательный трупик будет кормить рыбок. В лучшем случае. В худшем, а это самый реалистичный вариант, ты станешь идеальным рычагом давления на меня. Уже им стала. Ты думаешь, я так часто кого-то называю своей женщиной? Нет. Только идиот таким шансом не воспользуется, а Салим далеко не он.

— Но я не хочу с тобой жить, — на таких условиях не хочу. Мне нужен ты. Ты. Целиком, весь, без остатка. Теплый, как июньские лучи солнца, нежный, как массажное масло, скользящее по телу. Любящий, как настоящий мужчина, моя любовь к которому была на грани патологии.

— Ты носишь моего ребенка и мне плевать, что хочешь ты. Без меня ты не выживешь, Шурочка. Поэтому кончай вести демагогию. Иди, собирай вещи. Или ты это сделаешь добровольно или принудительно. Выбора после сегодняшней эскапады ты себе не оставила.

— О как мы заговорили, — у меня чуть челюсть на пол не упала от его наглости, бездушности и речей про ребенка. — Ты вспомнил, что я ношу твоего ребенка? А не ты ли месяцем раннее пытался меня отправить на аборт? Тогда тебе было плевать где я, как, и ты не хотел этого ребенка. А теперь вдруг такие речи. Нет, Вестник. Уходя уходи. Я тебе не нужна, поэтому участвовать в маскараде не буду.

— Пытался, — он кивнул. — Да, у меня были такие планы. Но позволил тебе уехать. Или думаешь я облажался, не пытаясь тебя искать? Нет… У меня было время подумать и, знаешь, моя вина в произошедшем тоже есть. Стоило не терять голову, веря тебе на слово, а пользоваться резиной. Только поэтому я не стал тебя преследовать, дав возможность построить новую жизнь. Я бы потом нашел вас, но тогда вам нужно было уехать. Думал, ты умнее. Я не хочу, чтобы мой ребенок пострадал от тупости его матери.

Я стыдливо рассматривала свои руки, сложенные на коленях. Он отчитывал меня, как маленькую девочку, хотя, как еще со мной разговаривать после произошедшего? Я виновата. Виновата перед Алексом, перед ребенком. Перед вторым больше всего, потому что подвергла его жизнь риску. Чем я думала, когда подслушивала? Что все обойдется и пронесет? Убедилась же, что в последнее время мне ни хрена не везло и с каждым днем я все глубже вязла в чане неудачников, но все равно пошла на амбразуру, желая увидеть Вестника.

Я соглашусь. Мне придется принять условия Алекса, чтобы выжить. Придется играть по его правилам, превозмогая боль, потому что нет страшнее пытки, чем смотреть, как тот, кто превознес до небес, теперь считал тебя пустым местом. Сколько будет продолжаться этот ад? Месяц? Два? Полгода? Сколько мне придется расплачиваться за свою оплошность? И выдержу ли в конечном итоге?

— Сколько мне придется жить с тобой? — тихо прошелестела, повернув голову и залюбовалась его профилем. Какой же он все-таки красивый… Густые чернющие, как глухая ночь, ресницы, которым бы позавидовали девчонки, безупречный изгиб жестких губ. Для мужчины они непозволительно красивы, такие только обводить кистью на холсте. Высокие скулы с небрежной щетиной, которой не касаться — вариться в котле своих неисполненных желаний. Он идеален, как самый главный кошмар в моей жизни — мой Белиал, лекарства от которого еще не придумали.

— Не знаю. Планирую уладить все вопросы, как можно быстрее. Постараюсь до родов переправить тебя отсюда.

— Это все из-за Волкова?

— Не лезь, — предупреждающе рыкнул, показывая мое место, но меня уже понесло:

— Ты на него пошел? Он же уничтожит тебя. Леш… Не нужно с ним связываться, я боюсь, что с тобой что-то случится, я же этого не переживу, — Я читала про Волкова. Много читала еще когда сестра про него рассказала. Того сама смерть породила, он сжирал всех, кто вставал у него на пути. Против Назара нет приема, он недосягаем и гораздо опаснее Вестника. А я не хотела, чтобы отец моего ребёнка погиб. Алекс должен был жить. Видеть нашего сына, играть с ним, воспитывать. Или хотя бы просто жить.

Поддавшись порыву, бросилась к нему на шею. Захлебываясь родным запахом, взмолилась:

— Пожалуйста, я не смогу без тебя. Я не переживу, если с тобой что-то случится. Пожалуйста…

Сдалась. А говорила, первой больше не признаюсь. Слабачка.

— Тс… — он положил подбородок мне на плечо, прижимая к себе и погладил по спине. — Вот поэтому нам лучше врозь. Чтобы пережила. Я не дам тебе того, что ты заслуживаешь. Потерпишь меня немного, все утрясется, потом уедешь. Будешь далеко, рисовать свои картины, растить нашего сына и наслаждаться жизнью. Уверен, ты воспитаешь хорошего пацана. Я в тебе не сомневаюсь.

— Писать, — поправила, выгоняя из рассудка истерику после его слов. — Картины пишут.

Промолчал. Наверное, улыбнулся. Или думал, что сказать, потому что спустя несколько минут добавил:

— О финансовой стороне можешь не беспокоиться. Я позабочусь, чтобы вы ни в чем не нуждались.

— Да не нужны мне твои деньги, Леш. Мне ты нужен, а ребенку отец. Неужели ты не хочешь воспитывать своего ребенка? Мы могли бы просто вместе уехать, сменить имя, свалить за границу и жить там. Леш, — отстранилась от него, чтобы глаза в глаза смотреть. — Леш, ты же можешь уехать со мной. Или ты не хочешь?

Он отвернулся, стиснул губы. Потянулся за пачкой сигарет, но затем отшвырнул ее обратно на консоль и откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок. Минута. Вторая. Затем на губах проявилась безумная улыбка, которой бы больше пошло сравнение с оскалом.

Я ждала, когда он решится ответить.

— Я не хочу уезжать, — наконец сообщил, облизнув губы и повернулся ко мне. В сапфировых глазах появилась насмешка. — Мне нравится эта жизнь. В мои планы не входит семейный уют, любовь до гроба и все то, что ты сейчас выдумала в своей маленькой головушке. Все, что ты можешь от меня получить сейчас — покровительство, а затем финансовую помощь за то, что родишь мне ребенка.

— Ты специально это говоришь, чтобы я тебя возненавидела, да? — дрожащими губами произнесла и образ Вестника расплылся передо мной из-за подоспевших слез. — Ты специально сейчас несешь эту чушь, чтобы отвадить меня от себя. Я тебе не верю.

— Реальность не такая, какой ты себе ее выдумала. Снимай очки и посмотри, кто перед тобой. Мы больше не будем обсуждать эту тему, мне удобен только тот вариант, который я озвучил. Не донимай меня больше, не мучай себя.

— Я услышала тебя, только ответь мне напоследок. Обещай, что честно скажешь, — просипела, не веря ни единому слову.

— Врать не буду, обещаю.

— Скажи, что я тебе безразлична. Скажи, что не нужна и я больше ни слова не скажу, все сделаю, как ты хочешь. Я же вижу, тебя будоражат мои касания, ты едва держишься, чтобы не поцеловать меня. Ну, скажи, что не любишь. Давай, Леш, скажи мне, глядя прямо в глаза. Говори: ты мне не нужна и я не хочу быть с тобой. И больше я ни слова не скажу.

Вестник склонил голову набок, задумчиво рассматривая мое заплаканное лицо. Я не первая, кто говорил ему подобные фразы. Не первая девушка, спрашивающая о любви, потеряв гордость. Не первая, но желала быть единственной, кому он ответит «люблю» и не упустит. От его ответа зависело многое.

— Иди, собирай вещи, Шура. У нас мало времени, — ответил и демонстративно засунул в рот сигарету, закурив. Закрылся. Снова спрятался в ракушку, нацепив на лицо маску циника и сухаря, забыв, что я знала его настоящего.

Я выскочила из машины, хлопнув дверью и побежала к подъезду, вытирая скользящие ручьи слез по щекам. Алекс нагнал меня у двери, отбирая сумку, в которой я никак не могла найти ключи.

— Я помогу донести вещи, — пояснил, копошась в моем ридикюльчике. Найти ключи у него тоже не получилось, а я вспомнила, что оставила их в пальто.

— У консьержа есть запасной, — вспомнила, шмыгнув носом. Когда хотела нажать на кнопку вызова, у подъезда припарковалась «Хонда» Молчуна. Он мне напомнил фокусника, достающего из шляпы кролика, потому что в руках нес мое пальто.