Фемида его любви — 2

Глава 31

— Я поражен и обескуражен.

Сухо сказал Руслан, замерев на пару секунд в дверях камеры. В довесок качнув головой, ментяра осмотрел мою халупу и прошел внутрь. За его спиной лязгнул засов, уши уловили звук удаляющихся шагов вертухая. Значит, разговор у нас будет тет-а-тет. Не особо приятная перспектива. Точнее, абсолютно неприятная. Общаться с нынешним мужиком Пташки. Ох, простите, даже мужем Пташки, у меня не было никакого желания. У него, судя по презрительной роже, тоже, но приперся.

— Чем же? — хмыкнул я, сложив руки на груди и поудобнее расположился на шконке. — Ты садись, не стесняйся.

— Честно говоря, думал увижу тут другого. Ты умудрился каким-то образом сбежать из тюрьмы особого режима, находясь в одиночной камере, а тут в СИЗО две недели торчишь. Что ты задумал? — садиться на предложенное место не стал.

— Так я сменщика ждал. Вот, только что он пожаловал, — продолжил куражиться, поморщившись от неудачного движения. Рана в боку мигом напомнила о себе резкой болью, что не утаилось от внимательного взора мента.

— Сколько раз тебя пытались грохнуть? — безразлично, как бы между делом, спросил он.

— Говорят, бог любит троицу. Сегодня ночью будет третий.

— Уже знаешь? Ты не дотянешь до суда, Макс. И я не понимаю, что ты выжидаешь и почему дал себя так легко взять. Что в твоей голове?

— Со мной была беременная девушка за рулем. Как ты себе представляешь мои попытки удрать?

Художница вязала мне руки. Не будь ее рядом, этого задержания не было. Наспех оценив ситуацию, я нашел единственно-верное решение для минимизации переживаний Шуры — сдаться. В противном случае мусора бы взяли ее в оборот и неизвестно, чем бы все закончилось. Моя шкура меня беспокоила меньше всего, и не из таких передряг выходил, но моя девочка была для меня святыней. Дай повод, я за нее глотку перегрызу. Рисковать ею и ребенком не мог, поэтому сдался.

Руслан прошел к стене, рассматривая ее, будто там была картина талантливого художника, постоял так пару минут, затем подошел ко мне. Встав, убрав руки в карманы джинсов, чуть слышно спросил:

— Выходить отсюда когда планируешь? — он был напряжен, подобно оголенному проводу. Нервничал, паскуда. Переживал, что не выполню свою часть сделки и у него будут проблемы. Я же подписался тогда на его авантюру с Волковым, часть дела выполнил, остался финишный прыжок, но обстоятельства сложились так, что меня отправили в «санаторий». Мне хотелось ржать в голос, когда представлял рожу ФСБ-шников, после того, как они узнали про мой арест после заключенного на словах договора. Я им хорошо так поломал планы. Вот только разлука с художницей угнетала обстановку и было не до смеха.

— Если меня сегодня ночью вальнут или вообще со мной что-то случится, Пташка знает Адепта. Он уехал за бугор, в Англию, основал там свою художественную школу. Точнее, баба у него этим всем заправляет. Заберите Шурку к себе сначала, а потом он ей предложит неплохое место. Уверен, она не сможет отказаться. Новое ФИО будет уже через неделю.

— Она для тебя уже не Пташка, — процедил Руслан, хмурясь.

— У меня есть хороший психолог. Специализируется на проблемах самооценки, комплексах. Свести? — я приподнял брови, упиваясь тем, как мент бесился, но сделать мне ничего не мог. Он был зависим от меня, а я от ненависти к нему. Хотя, стоило признать. После того, как в моей жизни появилась Шура, я перестал воспринимать Руслана, как конкурента или мужика, который увел мою любимую. Постепенно, подобно распылу градиентной заливки, Пташка стала уходить на второй план, оставаясь драгоценным воспоминанием о моей первой любви. Я принял свое настоящее и пустил в него художницу.

Черт возьми, просидев четырнадцать суток за решеткой я не жалел ни о чем, кроме как о разлуке с ней. Мне не хватало ее присутствия, нескончаемой трели с ее уст, прикосновений. Художница смогла меня приручить, активировав во мне что-то, что грело внутри. И мне было безумно стыдно перед ней за то, что она подарила мне всю себя, сохранила нашего ребенка, не смотря на давление, а я не смог ей дать банального женского счастья. Она не заслужила этого. Ни одна женщина не заслужила такой жизни. Художница не из тех, кто с радостью бы ждала меня каждый вечер и закатывала пир, если я возвращался живой. Она не из тех, кто сможет сиять, зная, что в любой момент ее могут убить. Своим образом жизни я убивал ее и ненавидел себя. Она заслужила другого. Большего, чем я мог ей дать на текущий момент.

— Твои люди отказались работать на Волкова и объявили забастовку. Это первый на моей памяти бунт. Обычно он с легкостью грабастал территории, никто не возникал, а тут встали в позу. Охранные агентства он забрал, конечно. Тем похер, кто им деньги платит, а вот город он твой отжать не смог. Уверен, он неприятно удивлен.

— А что Молчун? — усмехнулся я.

— Они слушаются только его. Как я понял, ты им уже отдавал указ, что он за главного, но твой парень первым встал на дыбы и послал Волковскую братию с порога, указав им на место.

— Сколько у меня потерь? — я всегда принимал потери каждого бойца близко к сердцу. Я их лично отбирал и знал историю любого, кто на меня работал. Каждый был мне дорог.

— Ни одной. Я не знаю, что происходит, но спорить с твоим Молчуном никто не стал. Давай я вызову врача, чтобы осмотрел тебя. Вижу же, тебе хреново, ты бледнеешь, — он заметил мое состояние, да и сам я ощущал метаморфозы со своим организмом. У меня банально не было сил уже острить и хотелось спать, но к врачу я опасался обращаться. Знал, что заказали. Знал, что добьют в любой момент. Перо попало в старую рану и это ухудшало ситуацию.

— Сам справлюсь. Как Алинка? — отмахнулся я.

— Скучает. Ждет. Ничего не изменилось. Я не претендую на твое место. Черт, Макс. Ты меня слышишь? Врача, сюда живо!

Это последнее, что донеслось до моих ушей, когда в камере какая-то тварь вырубила свет.