История шрамов

Я надеялась, что я свою часть номера исполнила прекрасно. Потому как начинать откровенное девчачье нытье в духе "давай пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста отдохнем от дороги еще какое-то время" я не хотела.

Только вот судя по тому, как раздраженно прищурился Альк, моя тирада ни разу не сработала.

— Мое можешь надеть.

Вы посмотрите, он и впрямь серьезен в своих словах. Пытается натянуть рубашку, совершенно наплевав на то, что руки ходуном ходят, а после каждого слова приходится давать себе передышку, чтобы не закашляться снова.

— И поведу я, в машине отоспишься. Одевайся и поехали, — с этими словами он пнул в мою сторону свою сумку с одеждой, давая понять, что он явно не шутил, когда говорил, что я могу взять его одежду.

Боже, ну вы только посмотрите на этого героя. Точнее — идиота.

Да, что он станет брыкаться, я предполагала. А это значило, что ему хуже, чем он выглядит — ведь только в горячечном бреду можно собраться вести машину на дальняк. Хэй, парень, хотелось сказать мне, ты только что за дверной косяк держался — а тут собрался тачкой управлять, да под какой-нибудь летящий по встречке грузовик нас случайно не загнать? Удивительная самоуверенность.

Впрочем, его предложение взять что-то из его вещей я приняла, молча выуживая из его сумки футболку попросторнее — все равно нужно было в чем-то ходить, пока все вещи будут сохнуть.

— Пожалуйста, Альк. Я не хочу в следующем мотеле снова дежурить возле тебя всю ночь, когда температура снова поднимется. Давай хотя бы дождемся открытия той забегаловки. Я попробую принести тебе суп. Идет?

Я даже снова положила ему ладонь на солнечное сплетение, словно это могло остановить Алька от того, чтобы пройти мимо меня к двери. В ответ ему пришлось выругаться на своем рычащем — очевидно, польском — языке и наконец отступить. Видя, что Альк потратил последние силы, мне пришлось помочь ему буквально рухнуть обратно на кровать.

Я почти сама себе не верила, что выполнила задачу номер один. Самую сложную из всех, можно сказать. Потому что спорить с упрямцами навроде Алька было себе дороже. Нет, я конечно могла бы снова включить Ванду-упертее-меня-нет-никого-на-свете, но давно уже прошли те времена, когда на реакцию этого самоуверенного болвана мне было плевать. Сейчас я напрямую от нее зависела — а потому действовать приходилось деликатнее некуда.

— Эй, — приближаясь к Альку вплотную и снова легонько укрывая его, проговорила я, — Если тебе нужно что-то еще, я попробую это достать. А в остальное время буду все время тут, рядом. На случай, если что-то понадобится.

— Водки и меда, — в полубессознательном состоянии прохрипел он, вырывая покрывало из моих рук и натягивая его на себя до самого подбородка.

— Как скажешь, — стараясь не выдать своей улыбки, проговорила я.

— Так, — внезапно открыв глаза, Альк даже приподнял голову, словно передумал. — В комнате сиди. Нечего глаза мозолить.

Хотела я ему сказать, что последним, кто мне запрещал покидать стены комнаты, был мой отчим, и что на воображаемом хую я вертела подобные просьбы, когда он в таком состоянии, но быстро остыла. Почему-то в конце концов, все, что говорил мне Альк, я воспринимала, как просьбы, которые он очень рекомендует выполнить. Потому что у него в голове план явно получше моего. Я вот только и могу, что справляться с трагедиями местного масштаба навроде его лихорадки.

— Тогда ты выпей вот это и спи, — с этими словами я успела всучить уже почти вырубившемуся парню таблетку жаропонижающего и стакан воды.

Мне нужно было и впрямь заняться стиркой, пожалуй. Сколько себя помню, в доме Даррена стиральная машина стояла сломанной всегда, так что для меня делать это вручную стало в какой-то мере привычным занятием. И даже стирать помимо своего белья чье-то чужое мужское не стало для меня чем-то необычным. Зато время шло не так мучительно и скучно, как до этого. В этом номере даже телека не было. Ни книжек, ни журналов, ничего, что могло говорить о том, что в таких номерах остаются дольше, чем на ночь.

Я смогла внутренне выдохнуть, когда обнаружила, что лоб Алька через час уже не был таким огненно-горячим, как до этого. С облегчением я снова открыла окна, чтобы проветрить, и уставилась на улицу, в своем бесконечном страхе, что нас кто-то, да настигнет.

Когда ближе к полудню в дверь постучали, я едва не умерла от ужаса. Благо, мозг быстро сообразил, что дело в том, что мы должны были выехать — потому ринулась к двери, попутно стараясь стянуть футболку Алька пониже на колени — так как на мне это был единственный предмет одежды потому как остальная сохла, будучи развешанной в ванной.

Я очень надеялась, при одном взгляде на меня хозяйка это поймет.

— Хелен, пожалуйста, он все еще спит, — прошептала я, выглядывая за дверь.

— Что-то твой парень совсем расхворался... — недовольно проворчала женщина.

— Я заплачу еще за ночь. Пожалуйста.

— Да что уж, деточка, разве ж я...

— Спасибо огромное! Он просил водки с медом... Я не могу никуда отойти, а еще...

— Да уж… Побрякушками ты не отделаешься, деточка, — рассмеялась Хелен, добродушно толкая меня в плечо.

— В долгу не останусь, Хелен, — как можно более дружелюбнее разулыбалась я. — Я помню, вы говорили, что обеды в номер не доставляются, но...

— Двадцать баксов — и мой мотель готов стать для тебя пятизвездочным, деточка.

— Может сойдемся на десяти и звезд будет три?...

— Что ж такое! Меньше пятнадцати даже не предлагай!..

Насколько мне не везло в общении со сверстниками, настолько мне пока удавалось приятно располагать к себе окружающих взрослых, которые, пожалуй, даже не догадывались, что оба мы с Альком — несовершеннолетние. Хочешь жить, умей вертеться, как говорится. Вариантов у нас особо других не было. К тому же, вряд ли мы заслужили еще больше пиздеца, чем на нашу долю уже выпало.

Еще через пару часов я снова потрогала лоб Алька, и обнаружила, что он совсем холодный. Жар, очевидно, спал. Потому я решила дотронуться до плеча парня, чтобы разбудить:

— Эй, — совсем тихо проговорила я, а когда убедилась, что он слышит меня, открыла спиртное. Русские, похоже, водкой даже ангину лечат, но я решила посмеяться этой шуточке только про себя. — Здесь то, что ты просил. Может, ты наконец сможешь поесть?

Альк проснулся почти тут же, удивленно осматриваясь вокруг, словно бы впервые видел и меня, и эту комнату.

—Ты где это взяла? — ну надо же, первый вопрос, который мы хотим задать, правда, что ли?

Впрочем, ничего не мешает мне его проигнорировать, протягивая Альку бутылку. Тот, видимо, тоже не ждал от меня ответа, поэтому тут же к ней приложился, делая несколько больших глотков. Даже почти не поморщился… Да уж, а некоторые стереотипы про русских все же оправдывают себя.

— Мед тоже есть? — севшим голосом прохрипел парень, зачем-то прикрывая рот и нос ладонью.

Мне показалось в этот момент, что даже цвет лица у него стал лучше.

А в груди, словно что-то наконец можно было отпустить и расслабиться, что-то заныло. Запоздалое ощущение пиздеца, в который мы чуть не вляпались. Почти сутки дичайшего самоконтроля и запрета на эмоции, чтобы не впасть в истерику, давали свои плоды. Я как будто бы не верила до конца, что справилась. Как бы не разреветься от стресса теперь тут перед Альком…

— Есть, — я указала на маленькую чумазую банку на тумбочке прямо перед ним. И, почти не успев обдумать это действие, забрала из его рук бутылку с алкоголем, — А это, чтобы ты не пытался снова никого из нас усадить за руль, — сказав это, я тоже сделала глоток.

Зря.

Я впервые пробовала что-то такое крепкое. И точно уж не ожидала, что русская водка окажется такой отвратительной и напрочь лишающей возможности дышать. Я даже со своего места вскочила, отставила сразу бутылку на тумбочку и убежала в ванную, чтобы отмыть рот от привкуса это гадости. Так мало привкуса — так еще и внутри жечь начало. Сперва в горле, потом в груди, и, наконец, в желудке… Никогда больше к этому гребанному пойлу не прикоснусь!

Вернувшись через пару минут обратно в комнату, я разразилась наигранным гневом:

— Это невыносимо! Как это вообще можно пить?! Ты решил брать свою болезнь напалмом? Запугать организм самой дрянной дрянью, чтобы тот быстрее поправился? Я бы на его месте подключила все силы, лишь бы больше никогда даже не нюхать эту гадость... Совсем забыла спросить, как ты себя чувствуешь?

— Смысл в том, чтобы проглатывать сразу, а не смаковать во рту. Ты при глотке не позволяешь задерживаться этой хуете в ротовой полости, чтобы рецепторы не распробовали её.

И, словно бы желая продемонстрировать, Альк снова сделал пару больших глотков.

— А еда-то осталась? — невозмутимо поинтересовался он.

О, проснувшийся аппетит — это очень хорошие новости.

— Вместе с водкой Хелен принесла какой-то мексиканский суп и рагу. И то и другое очень острое, так что я есть это не смогла, — я переставила на тумбочку Алька пару пластиковых контейнеров. — Так что, если захочешь, можешь съесть все.

Меня вполне устроило то, что Альк почти сразу набросился на еду. Все равно я уже перекусила тем, что мы брали в дорогу — в рюкзаке у меня всегда были какие-то снеки и шоколад.

— Вещи, кстати, почти высохли. А хозяйка отеля согласилась оставить нас здесь до утра, — продолжая хлопотать, рассуждала я, — Можно встать рано и продолжить ехать. Если ты будешь себя хорошо чувствовать, конечно. Я и сама не прочь уже свалить отсюда, потому как вторые сутки подряд пялиться в стены, когда единственный собседеник в отключке — так себе удовольствие. Что ты там говорил про дозированное общение? Так вот — я свою дозу не получала очень долго. Только волновалась, чтобы ты коньки не отбросил. Знаешь, что я уже вообразить успела? — я села наконец рядом с Альком на кровать. — Что тебя укусила какая-нибудь тварь из джунглей, случайно перебравшаяся сюда через всю Мексику. Или грипп какой китайский, о каком человечество еще не знает..

— Это обычная простуда. Моему организму легче справляться во сне. Потому я и сплю около двух суток, не просыпаясь.

Прикончив острый суп, Альк зачем-то снова переключился на грязную полупустую банку с сомнительным содержанием — медом, очередным лекарством, которое, судя по всему, было в ходу среди его родичей.

— Сама-то ела? — почти что заботливо уточнил он, бросая на меня взгляд исподлобья.

— Съела всю картошку и бургеры, что ты принес, и выпила всю газировку, — весело ответила я. — Это больше, чем я съела за всю прошлую неделю, так что мой организм более чем счастлив. Спать только хочется, но беспокоить тебя я не хотела.

— Мда, — вздохнул Альк, кажется, окончательно приходя в себя и слегка потягиваясь, — В некоторых мотелях можно телевизор глянуть, но здесь слишком непостоянный и мутный контингент для подобных излишеств.

— Интересно, насколько мы сами считаемся мутным контингентом? — прыснула я. — Хелен я понравилась. Видимо, нас с тобой можно счесть за более-менее нормальных людей, что не может не радовать. Надеюсь, если к ней заявится коп, пытаясь что-то разнюхать, она пошлет его куда подальше.

— Дело не в «нас», а именно, что в тебе. Ты выглядишь, как бедная-несчастная девица, которой отказать в помощи — большой грех. Глянь как-нибудь в зеркало, словно со стороны на себя смотришь. Тогда поймёшь. Заявись я с подобными просьбами, мне б даже ночлег не предоставили дополнительный, не то, что это, — с последними словами он отсалютовал мне бутылкой водки, напоследок сделав из нее ещё глоток.