Уилл

— В повседневной жизни, когда я здесь, уверенность вполне уместна.

Я киваю, как будто поняла, к чему он клонит.

— Рядом с тобой я здесь, внизу. — Он опускает мою руку так низко, как только может дотянуться.

— О, спасибо. — Я отдергиваю свою руку.

— Послушай меня, — успокаивает он, снова беря меня за руку. — Рядом с тобой я нижний, потому что не думал, что ты хочешь меня так, как хочу тебя я. И потому, что я был тем, кто облажался, и не знал, как это исправить. Я думал, что бы ни случилось, я все равно проиграю. Добавь к этому то, что ты так чертовски непостоянна. Я запутался, удивительно, что вообще выходил из дома.

— Ладно. А что насчет той ночи? Разве она не показала, что я хочу тебя?

— О, та ночь была изумительной, и переместила меня сюда, — он поднимает мою руку до уровня бедра.

— Все еще не здесь? — Я поднимаю ее до уровня, который он назвал «в повседневной жизни», что я воспринимаю как «рядом со всеми, кроме меня».

— Нет, — он качает головой. — Окрыленный, но полный сомнений. — Он опускает мою руку вниз. — Боится снова остаться с разбитым сердцем. — Моя рука опускается еще на два уровня. — И уверен, что ты никогда не захочешь такого парня, который…

— Парня, который…?

— Такого парня как я, — тихо заканчивает он.

— Такого, который подчиняется?

— Ну да, только я прежде не представлял себя подчиняющимся.

— Всего лишь фантазировал.

Он вздыхает с сожалением.

— На самом деле, все это заставляло меня чувствовать себя менее мужественным.

Я смотрю, как он вновь переживает это чувство, и хочу изменить все к лучшему для него, но он отгораживается от него и подталкивает мою руку пройти оставшийся путь до его бедра.

— Так что теперь я здесь.

— Что потом?

— Потом я увидел тебя с Джей-Джеем, — говорит он с полу-улыбкой.

— О, — я говорю так серьезно, как могу, сильно забавляясь его ошибкой. — Итак, ты снова здесь? — Я опускаю руку как можно ниже, не наклоняясь.

Он качает головой.

— Нет, ниже.

— Правда? — спрашиваю я удивленно.

Он серьезно кивает.

— Ниже пола.

Я стараюсь не смеяться.

— Как же ты выбрался из-под пола?

— На самом деле этому способствовал ряд фактов, — заявляет он так, будто рассказывает о глобальном потеплении или о чем-то в этом роде. — Во-первых, я вытащил голову из задницы.

Я смеюсь.

— Я вижу.

— На самом деле, сначала я ударил Спенсера, а потом вытащил голову из задницы.

— Ты ударил Спенсера? — Я смотрю с недоверием.

— Да, но он это заслужил. Теперь сосредоточься.

— В самом деле? Ты говоришь мне что-то подобное и ожидаешь, что я сосредоточусь на остальной части истории? — Отлично. Расскажешь мне позже.

Он продолжает, игнорируя меня.

— Затем я понял, что на самом деле, возможно, ты та, кто не будет считать меня менее мужественным.

— Ты хочешь сказать, что прочитал мою книгу? — исправляю я.

Он снова поднимает мою руку, кладя ее обратно на свое бедро.

— Тогда у меня закралась надежда, что ты можешь дать мне еще один шанс. — Он широко улыбается и поднимает руки до уровня «повседневной жизни».

— Но это не объясняет этот уровень уверенности.

— Ах это? Ага, это произошло, когда я сказал Джей-Джею отвалить. — Моя рука поднимается на высоту моей головы. — Я обнаружил, что Джей-Джей никогда не был угрозой. — Моя рука поднимается над моей головой.

Он смотрит из-под моей руки на меня. Я не могу не улыбаться.

— И тогда ты заставила меня ласкать тебя прямо там, где кто-нибудь мог увидеть! — Он тянет вверх мою руку, пока я не поднимаюсь на цыпочки. — Теперь ты видишь? — Он отпускает мою руку и притягивает меня к себе.

— Это не делает тебя менее мужественным, — пытаюсь успокоить его я.

— Мы попробовали, и думаю, что теперь я это понимаю.

— Попробовать — это все, что было нужно?

— Каждая мелочь, казалось, должна была опускать меня еще ниже. Ты схватила меня за волосы, и я почувствовал, что принадлежу тебе. Ты приказала взять тебя в конюшне и доставить тебе удовольствие, и я почувствовал себя особенным, потому что нужен тебе, потому что только я мог сделать это для тебя. Тогда ты назвала меня хорошим мальчиком, и я почувствовал одобрение. Это не было унизительно. Это было честью для меня.

— Так что теперь ты на взводе.

— Ага и это непривычно для тебя. — Он вздыхает.

Я должна признаться в своих страхах. Он обо всем рассказал. Будет справедливо, если я тоже сделаю это.

— Я боюсь, что это просто извращенный секс.

— Вовсе нет. Это просто вишенка на торте. Я смогу прожить без вишни, если придется. Я просто хочу тебя.

Я чувствую, что паника отступила.

— Дело не только во всем этом. Дело в нас. — Он целует меня, не торопясь, позволяя своему языку изучать мой.

Я не знаю, как я отношусь к этому новому Уиллу. Я едва смогла уложить в своей голове его желание подчиняться, а в следующий момент он снова выбивает меня из колеи.

— Просто наслаждайся, — шепчет он, похоже прочитав мои мысли.

Я киваю. Именно этим я и собираюсь заняться.

— Позволь, я отнесу, — Уилл вскакивает, пытаясь помочь мне отнести посуду.

— Сядь! — говорю я резко, пытаясь остановить его. Это не должно было звучать как приказ. Это даже не пришло мне в голову. Я пыталась быть гостеприимной хозяйкой. Я просто хочу, чтобы он сидел и отдыхал, но он наверняка подумал, что это приказ. Я исподтишка смотрю на него, делая вид, что не заметила такой реакции. Он беспокойно елозит руками по коленям, не встречаясь со мной взглядом, хотя, очевидно, он не знает куда их девать. Кажется, безо всякого предупреждения я оставляю его сидеть, а сама выхожу на террасу с тарелками в руках.

Мне интересно, какого это для него. Ждет ли он чего-то? Думает ли, что я не заметила, что он подчинился? Я бы этого не вынесла. Видимо, в этом разница между нами. Я смотрю в гостиную, и он не двигается. Это действительно замечательно. Он идеален. Я никогда не думала, что у меня с кем-то будет что-то подобное. Это чистой воды фантазия. Он — единственный, с кем я позволила себе наслаждаться этим, позволила себе пойти в этот мир без каких-либо гарантий. Только он был со мной в самых смелых мечтах.

И вот он сидит в прекрасном ожидании для меня. Его руки теперь спокойно покоятся на бедрах, его взгляд устремлен в пол. Блядь, это горячо!

Представляя, что я еще могу заставить его сделать, я получаю такие острые ощущения! Я не хочу его подводить. Я не знаю, чего он хочет. Я глубоко вздыхаю, говоря себе не начинать волноваться. Всему свое время. Продолжим знакомство с кое-чем, с чем мы недавно познакомились. Я вытаскиваю свой белый шелковый шарф с вешалки за задней дверью и зажимаю его между пальцами, когда вхожу.

Он не поднимает глаз, когда я приближаюсь. Я чувствую себя виноватой за то, что отдала ему приказ, но он отреагировал так, будто это то, чего он хочет. Я встаю у него за спиной и наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо.

— Чтобы ты предпочел оставить этой ночью, глаза или руки? — Я держу шарф перед ним для уточнения.

На секунду я думаю, что он не собирается отвечать. Может быть, нам нужно установить правила? Это наполняет меня страхом, потому что я не знаю, как это сделать. Мне было бы проще продолжать в том же стиле. Но, к счастью, прежде чем я скажу какую-нибудь банальность, типа «ты можешь говорить», он отвечает.

— Можешь забрать и то, и другое. — Его голос охрип, на него это повлияло сильнее, чем я ожидала.

— Если я заберу и то, и другое, это будет слишком легко для тебя. Если ты оставишь глаза, тебе не придется следить за руками, но ты будешь смотреть, как я мучаю тебя. Если ты оставишь свободными руки, то не сможешь видеть, как твой член скользит между моими губами, но тебе придется сражаться с самим собой, чтобы не заставить меня взять тебя глубже. Тебе решать. Что представляет собой меньшую пытку? Что ты сможешь выдержать? Тебе нужно немного подумать над этим.

— Тогда руки, — отвечает он.

Я улыбаюсь, закрывая шелком его глаза и завязывая шарф у него на затылке.

Его дыхание затруднено. Я это вижу, и это возбуждает меня. Я беру его за руку, призывая встать, и он переплетает свои пальцы с моими, держась так крепко, будто боится, что я ускользну.

Я осторожно отнимаю свою руку и шепчу:

— Все в порядке. — И хватаю край его футболки.

— Стой, что ты делаешь? — спрашивает он, пытаясь прижать локти к бокам, когда я начинаю снимать ее. — Здесь?

— Никто не увидит. Папа утром уехал в Нью-Йорк, Джаз остается у вас, и никаких соседей на много акров вокруг, и даже если они приходят, то с другой стороны. Здесь абсолютно безопасно, обещаю.

Он успокаивается, но не расслабляется.

— Ты доверяешь мне?

— Да, — отвечает он, и тогда он расслабляет руки и позволяет стянуть футболку через голову. Я бросаю ее на стол и принимаюсь за пуговицу на джинсах. Он тяжело дышит, но не сопротивляется мне. Я встаю на колени, стаскивая их на деревянный пол и помогаю ему выйти из джинсов и ботинок. Он тверд под своими боксерами, и я облизываю губы. Поднимаясь, я медленно снимаю их, открывая его постепенно, пока он не освобождается полностью.

Он издает короткий стон.

Я пялюсь на него, он стоит обнаженный и всецело доверяющий мне. Его твердый и длинный член гордо стоит рядом с ним, он не знает, что делать с руками, но контролирует их. Я хочу попробовать его, но еще не готова его побаловать.

— Это был долгий день.

— Долгий и жесткий, — продолжает он. Я вижу едва заметный намек на улыбку в уголках его губ и должна восхищаться им за то, что он смог сейчас пошутить.

— Такой жесткий, — шепчу я и практически трусь щекой о его чувствительную кожу, когда поднимаюсь на ноги. Он задерживает дыхание. Я чувствую, как он хочет, чтобы я коснулась его. Но он не просит. Я отодвигаю стул, чтобы он не споткнулся, и веду его через террасу к дивану. Огонь в камине уже зажжен. Хоть вечер и не обещает быть холодным, тепло от камина приятно ощущается на его обнаженной коже. И треск, заполняя тишину, производит большее впечатление. Я усаживаюсь на мягкие подушки и помогаю ему сесть рядом со мной, положив руки ему на бедра.

Он выдыхает, он так долго ждал этого. Я поражена его сдержанностью.

Медленно я поднимаю руку. Все его тело дрожит, когда я прикасаюсь к нему.

— Блядь, — он задыхается, подавленный и стремящийся держать себя в руках.

Я позволяю своей руке свободно двигаться вдоль его длины и едва сжимать, пока скольжу по его члену.

— О, Боже, — стонет он.

— Ты ждал этого весь день.

Он кивает, сжимая губы. Он так возбужден. Наверное, это почти больно.

Я увеличиваю давление, двигая рукой вверх и вниз, и он хнычет.

Еще несколько движений, и он резко втягивает воздух.

— Мэгс, — предупреждает он. Его руки вздрагивают, но он держит их по бокам, сжимая диванные подушки. — Мэгс, — вздыхает он более настойчиво. — Я близко.

Хороший мальчик, эти слова практически срываются с моих губ, но я пока не произношу их, я не могу попасть в ловушку, назвав его так. Я еще не знаю, является ли это правильным. Я отпускаю его прямо на краю, и он явно выдыхает.

У него перехватывает дыхание, его совершенное тело напряжено в ожидании.

Когда его дыхание успокаивается, я облизываю губы и позволяю им скользить вокруг его головки. Он напряжен настолько, что не может издать ни звука, его пальцы впиваются в подушки по бокам. Я играю языком с его кончиком, изучая каждый его изгиб. Кое-что, чего я раньше никогда не делала. После нескольких минут поддразнивания, он дергается, но пока не просит. Я раскрываю губы и медленно скольжу по его длине. Я не тороплюсь, чтобы он почувствовал, как каждый дюйм его плоти скользит глубже и глубже. Я хочу, чтобы он ощутил это.