Три желания для рыбки

Глава 31. Решение

Лина

Неожиданный порыв ветра пронёсся по улице, подхватил и взметнул редкие падающие снежинки. Я невольно задержала дыхание на несколько секунд пока всё не успокоилось. В этот самый момент мне показалось, что меня ждёт неспокойное время. Предчувствие или интуиция — называть можно как угодно. Что бы это не было, но именно это чувство заставило меня поднять голову наверх и посмотреть на окно кухни. Что я ожидаю там увидеть? По средам у Дианы мало пар, и она уже два часа как должна быть дома. Хочется замедлить шаг и идти максимально неторопливо, оттягивая что-то неведомое мне. Уже рефлекторно одёргиваю шапку ниже — я всё ещё не вернула её Князеву. Так и хожу, не находя времени или желания купить новую. Да и Михаил уже в новой ходит…

Что меня так встревожило сейчас? Непривычная свобода или молчание Пожарского? Он исчез из поля моего зрения: не возит на своей машине, не пишет, не звонит. Даже в вузе случайно не натыкаюсь на него. Словно ничего и не было: ни отношений, ни ссоры. Всего два дня тишины, а словно целая неделя прошла. Меня будто машиной времени перенесло в сентябрь, где я снова болтаю с одногруппниками во время перемен, вместе с друзьями иду в буфет обедать, езжу на автобусе, как простые смертные… Всё, как раньше, но только не я сама. Я другая. Во мне зреет напряжение в ответ на комментарии окружающих о моей личной жизни. Мило улыбаюсь им всем, но моя внутренняя пружина сжимается всё плотней. Продолжаю играть какую-то странную роль, но вот-вот настанет момент, когда я просто сброшу сценический костюм и скажу, что больше не хочу. И не буду.

Я не люблю его. Мне просто хотелось верить в это, чтобы угодить общественности — это так глупо. Что же мне теперь делать? Я обманула не только себя и всех остальных, но и самого Глеба. Как бы меня не раздражала его ревность и стремление плотно окружить меня собой, я и сама «хороша». Заслужил ли он такой подлости с моей стороны? Заслуживает ли хоть кто-нибудь? Может, Пожарский так ведёт себя просто потому, что чувствует себя уязвимым, не получая от меня такой же любви, какую испытывает он сам по отношению ко мне?

Я люблю Михаила. Мне больше никуда не сбежать от этого признания. Эти слова отчётливо горят неоновой вывеской в моей голове с вечера понедельника. С той минуты, когда он вызвался проводить меня до дома. С того касания коленями, жёстко сказанных слов, после которых я увидела, что Князев тоже стал другой. Он всё время где-то рядом, я всё время имею возможность вдыхать его запах, ощущать кожей воздух, который он выдыхает. Михаил будто сторожит меня: не стесняясь, садится ближе ко мне, смотрит более упрямо. Даже не думала, что Князев может быть ещё более привлекательным, чем был. Не знаю, что в нём изменилось, но это будоражит, оголяет нервы ещё больше.

Делаю глубокий вдох и выдыхаю белый пар. Я должна идти, а не морозить ноги посреди двора. Шаг, другой, и я прикладываю магнитный ключ, отворяя тяжёлую дверь подъезда. Раз ступенька, два…

В квартире стоит запах выпечки — Диана ищет идеальный рецепт новогоднего печенья. Сегодня уже третья попытка. В первый раз у хрустящих с виду «звёздочек», посыпанных сахарной пудрой, оказалось сырое тесто внутри. Во второй раз всё печенье просто сгорело, вызвав самую настоящую депрессию у «повара» на целый вечер. Жуткое зрелище: она надулась, как обожравшийся хомяк и перестала разговаривать со мной, словно это я навела порчу какую! Вот смешная. Что же у Васильевой получилось сегодня? Пахнет очень даже вкусно, и моё настроение сразу поползло вверх от предвкушения ощутить тёплую и хрустящую сладость у себя во рту.

Снимаю обувь и слышу, как подруга стучит посудой в кухне и с кем-то разговаривает при этом. По телефону болтает? Но затем я слышу и второй голос — мужской. В крайнем изумлении бросаю рюкзак на пол прихожей и несусь в кухню. Все мысли о печеньках, как ветром развеяло: как посмели они вести светские беседы в моей зоне комфорта? Как посмел он? А она? Вот он, стоит. Кот в сапогах. Смотрит на меня, встрепенулся, вытянулся во весь рост, теребя в руке ярко-оранжевый фирменный пакет какого-то магазина. Очередной подарочек, после которого я должна буду на шею ему броситься, забыв обо всём? А Диана улыбается, наивная, не зная, кого приютила. Печенье с противня в чашку перекладывает да на кипящий чайник поглядывает. Милота!

— Привет, рыбка, — здоровается со мной самым обычным тоном с самым нейтральным лицом.

— Ты как здесь оказался?

— В домофон позвонил.

— Лучше бы мне позвонил и сказал, что припрёшься, чтобы я домой не возвращалась. Уходи, пожалуйста.

— Лина! — восклицает крайне удивлённая Диана. — Какой уличный снеговик тебя морковкой клюнул?

— Конечно, уйду, но сначала ты меня выслушаешь, — парирует Пожарский спокойным голосом и с ещё более миролюбивым выражением лица. На Васильеву никто из нас внимания не обращает, и она просто вертит головой то в мою сторону, то в сторону Глеба.

— И не подумаю! Мог бы и предупредить о своём визите! Ни сообщения, ни телефонного звонка!

— Чтобы ты меня на порог не пустила потом и Диану на то же подговорила? Я не дурак.

— Ты, похоже, забыл всё, о чём я говорила. Мне ужасно надоело, что никакого проходу от тебя нет. Два дня передышки и опять?

— Я не пойму: ты хочешь чтобы я совсем из твоей жизни пропал? Я дал тебе эти два дня, но больше так не могу. Я хочу поговорить и всё наладить. Хочу, чтобы мы снова стали прежними, хочу поработать над нашими взаимными упрёками и обидами. Не один, а вместе с тобой. Ты же поможешь нам, надеюсь?

— Что ты от меня хочешь сейчас? — вздыхаю устало.

— Просто поговорить, Лин. Ничего сверхъестественного, — он выглядит таким нормальным сейчас, что сердце дрогнуло. Что я в самом деле кусаюсь? Человек с хорошими намерениями пришёл, не ругается, в отличие от меня, не делает ничего непозволительного. Сама же только что, стоя во дворе под окнами кухни, думала о своём сомнительном поведении по отношению к влюблённому парню.

— Хорошо, я тебя слушаю, — сдаюсь в итоге. Пусть говорит. Даже Васильева, смотрю, будто расслабила плечи и снова ожила где-то отдельно от нас, разливая кипяток по чашкам.

— Я не смог найти точно такую же, — протягивает мне Глеб пакет, державший в руке всё это время. — но эта шапка очень похожа на твою прежнюю.

Принимаю из его рук покупку, сделанную для меня в качестве компенсации. Заглядываю внутрь пакета, отмечая, что шапка действительно похожа на ту, что я потеряла в понедельник.

— Прости меня, — этот проникновенный голос окончательно лишает меня сил и возможности злиться. — Если она тебе не нравится, то я куплю любую другую и даже десять, сотню других.

— Всё нормально, Глеб, — останавливаю его. — Эта вполне подойдёт.

— Я дурак, — качает головой, — и задолжал тебе целый фургон таких шапок.

— Ребят, — вмешивается Диана, — вижу, у вас уже всё хорошо. Как насчёт чая?

И мы в самом деле садимся пить чай. Невероятные метаморфозы произошли с Пожарским за прошедшие дни — совсем другой человек сидит; он осторожно прихлёбывает из чашки, аккуратно шутит с Васильевой, с невероятной мягкостью касается моей ладони, которую я так неосторожно оставила на столе.

— Лина, — говорит он в какой-то момент, — нам правда нужно поговорить. Наедине.

— Ой, я же это… могу в комнате скрыться, — заволновалась Диана вместе со своими всколыхнувшимися кудрями, — или погулять выйти.

— Не нужно, — останавливает её Глеб. — Я хочу пригласить Лину к себе в гости на эту ночь, — поворачивается ко мне. — А утром сразу вместе поедем на пары. Ты ведь ни разу у меня ещё не была, — на этих словах я разглядела непривычную мольбу в его глазах.

— Ни разу, но… — как подобрать слова, способные всё объяснить, но не обидеть? Куда я влипла, дура.

— Эй, — понижает он голос, — я не имею ввиду ничего такого. Просто хочу показать тебе, как живу. И поговорить хочу. Всерьёз. Без ругани, без криков, без всего лишнего. Хочу ещё раз извиниться и всё объяснить, став более понятным и менее враждебным для тебя. Ров между нами увеличивается, и мне страшно. Это просто свидание, как и раньше. И если хочешь — это моё второе желание. Так много времени прошло с момента первого желания и так много произошло с тех пор.

Пожарский поглаживает мою руку, говоря всё это. Желание. Я уже и думать забыла о этих его трёх желаниях. Он обещал, что они будут во имя нашего общего блага, а не по его прихоти. Он искренне думает, что смена обстановки на более интимную поможет нам сблизиться и вернуть то, что начинало зарождаться. Но нам уже ничего не поможет. Потому что я не могу любить его.

— Нам действительно нужно поговорить, — соглашаюсь.

Ощущается ли прыжок с обрыва так же остро и отчаянно, как решение, которое я только что приняла?