Три желания для рыбки

Глава 8. Случайный обман

Лина

Начало октября заявило о себе весьма дерзко. Погода, словно подстроившись под смену месяца в календаре, не пощадила мои руки. Сижу уже десять минут, грею замёрзшие пальцы, то пряча их между коленями, то быстро потирая ладони друг о друга, словно пытаясь разжечь костёр. Впрочем, он бы мне сейчас не помешал. Если ещё в пятницу я, пусть и с трудом, но могла ходить в ветровке с совсем тонким слоем утеплителя, то сегодня уже пришла на учёбу в более тёплой куртке. Ажинова задерживается, так что сижу в итоге пока одна, ожидая кого-нибудь, с кем можно поболтать до начала первой пары. И желательно чтобы этот «кто-нибудь» был из нашей четвёрки.

Постепенно аудитория наполняется одногруппниками, мы здороваемся, обмениваемся ничего не значащими репликами по поводу холодного ветра на улице и предстоящей лекции у не любимой всеми Екатерины Николаевны. У женщины, знаменитой своим вечно плохим настроением и небрежным пучком на голове. К всеобщему сожалению, эта преподавательница будет принимать у нас не зачёт, а целый экзамен, оценка которого повлияет на возможность получать стипендию. Но меня больше напрягает Аркадий Евгеньевич с его «экономической социологией», которая, кажется, не очень хорошо мне даётся. Радует только то, что до сессии ещё достаточно времени, так что в целом никто из нас ещё не паникует. Особенно сегодня, когда у многих вагон впечатлений после прошедшей вечеринки. Все взбудоражены, обсуждают прошлую пятницу. Никита Николаев, любитель сидеть в самом дальнем месте любых аудиторий, как раз принимается перечислять кого видел «из наших»:

— Тебя, Беляева, тоже видел! Ты там с каким-то татуированным парнем была!

— Поздравляем, Лина! — тут же кричат хором присутствующие девочки. — Теперь ты тоже нормальный член общества!

— Угу, — неловко улыбаюсь им, не зная что и ответить. Ведь самое неудобное во всём этом то, что это не попытка задеть меня или вроде того, а шутливая поддержка и одобрение. А если по добру, то уже и не находишь слов дать отпор. Тем более после того, как обидела того самого «татуированного парня».

Вскоре я с радостью наблюдаю, входящего в аудиторию Антона. Проходит целая вечность прежде чем он заканчивает обмениваться со всеми парнями рукопожатиями и, наконец, плюхается рядом со мной, громко взваливая свой неизменно огромный рюкзак на аудиторный стол.

— О, а Ажинова где? — это первое, что он говорит мне.

— И тебе, Антон, привет! Она не писала, что не придёт. Значит будет.

— Привет, привет! — Исправляется Хомяков. — Всё ясно. Будем делать ставки на то, кто из них первый придёт?

— Ну, нет. Я с тобой в такие игры больше не играю.

Антон уже каждого из нас троих успел развести на спор по разным подворачивающимся поводам и все трое каждый раз ему проигрывали. То реферат ему пишем, то обед покупаем… Ему бы по казино ходить с такими талантами, а он на нас отрывается. Хорошо хомяк наш устроился, в общем.

— А вот и Люда, — Антон с нашего места в середине аудитории приветственно машет ей рукой.

— И Мих, — добавляю при виде Князева, вошедшего следом за Ажиновой.

Я тоже поднимаю руку, Людмила машет нам в ответ. Михаил же повторяет за Антоном важный мужской ритуал по рукопожатиям всех присутствующих парней. Пока он этим занят, подруга уже оказывается рядом, прижимается ко мне всем телом, и я при виде озорных огоньков в стёклах её очков понимаю, что сейчас на меня посыпятся вопросы. Ведь мы все выходные даже не списывались в Интернете.

— Ребята, — начинает она игриво, — а ну рассказывайте, как пятница прошла!

— Боюсь, что я почти ничего не помню, — смеётся Антон с такой гордостью, словно это большой подвиг.

— Лина! — Она быстро переключается на меня, и я заранее понимаю, что она спросит. — Как твоё знакомство с Глебом? Рассказывай быстрей! Умираю от любопытства!

Ловлю себя на том, что быстро нахожу глазами Князева, чтобы убедиться, что он занят разговором с другими парнями на достаточном от нас расстоянии. Мне отчего-то не хочется, чтобы он услышал о Глебе.

— Лина?! — Удивляется Антон. — Ты была на вечеринке? Да ещё и с каким-то Глебом?

— Да, да, — начинаю переживать из-за начатой темы. — Он… действительно такой, как ты описывала, Люд.

— Тааак… — тянет Ажинова, подталкивая меня на продолжение. Антон тоже уставился на меня во все глаза. А я в панике наблюдаю за приближением Михаила. Он всё ближе и ближе. Время почти остановилось, и я смотрю на него словно в замедленной съёмке. Модная укладка на бронзовых волосах, чёрные брюки, чёрный свитшот с минималистичной надписью на английском языке, неизменные чёрно-белые кеды. Шаг, другой, и вот он — прямо перед нами. Хомяков встаёт, чтобы пропустить моего друга из детства на его законное место возле меня, а затем снова садится. И таращится Антон на меня. О, нет.

— Антон, — быстро придумываю на что переключить его внимание, — что у тебя на бейдже было?

А сама резко поворачиваюсь к Ажиновой, говоря ей одними губами: «потом расскажу». Она не довольна, что её любопытство не будет удовлетворено сейчас же, но согласно кивает. А Антону всё равно и он с лёгкостью забывает о Глебе:

— А вот это я, увы, хорошо помню! — он со стоном хлопает ладонью по столу, и я понимаю, что персонаж у него явно был что надо.

— Что за бейдж? — Пытается понять Михаил наш разговор.

— Одна из крутых фишек вечеринки, — Людмила начинает рассказывать ему о сказочных персонажах, которыми на одну ночь оказывались все посетители клуба. Князев посмеивается, слушая её, явно оценив юмор организаторов. Ему понравилась сама эта идея и теперь он тоже хочет знать кем же был наш Хомяк и почему у него сейчас такая реакция от воспоминаний о своём бейдже.

— Вы уверены, что хотите знать? — тянет резину Антон.

— Глядя сейчас на тебя, теперь точно хотим! — говорю я, и все остальные согласно кивают.

Хомяков начинает смеяться, теребя свои и без того не слишком аккуратно уложенные волосы и говорит:

— Белоснежка! Белоснежка, блин!

— Вот не зря я тебя подозревал, — хохочет громче нас всех Михаил. Но это какая-то их локальная шутка, так что я не особо понимаю почему Хомяков и Князев с громким смехом обмениваются толчками в плечо. Но нам всё равно всем весело. Людмила даже вынуждена утирать выступившие от смеха слёзы.

— Хомяк, — она еле говорит из-за того, что всё ещё борется со смехом, — ты сделал мой день!

— А у вас, девчонки, что на бейдже было? — отсмеялся, наконец, Антон. Я вижу недоумение и непонимание в глазах Михаила и то, как дёрнулась вверх одна его бровь.

— У меня Золушка, — отвечает Людмила.

— У меня Золотая рыбка, — тоже даю свой ответ, тайно надеясь, что мы всё же не вернёмся к разговору о Глебе.

— Ты же говорила, что не идёшь. Зачем обманула? — Михаил говорит это таким тоном, что мне становится стыдно перед ним. Ведь я и в самом деле так сказала ему. Но затем передумала и всё таки оказалась на вечеринке. Но подождите, я же имею право передумать? И вовсе не обязана отчитываться перед ним или, допустим, Антоном, или перед кем либо ещё. Разве нет? Не преступление же я совершила в самом деле.

— Передумала, — отвечаю ему. — С кем не бывает?

Князев выглядит уже не таким весёлым, как всего минуту назад. И что? Что ты мне скажешь? Чувствую необъяснимую злость на друга. Сидит здесь весь такой красивый и правильный, мне что-то предъявляет, а я почему-то должна испытывать стыд за вечеринку, Глеба и, может быть, за что-нибудь ещё. За случайный обман, например? За просто стечение обстоятельств. Не понимаю себя и тот ураган мыслей и противоречивых чувств, пронёсшийся в моей голове всего за несколько секунд. Ответить Михаил мне ничего не успевает или не хочет. Звенит звонок, оповещающий о начале пары, и Екатерина Николаевна уже деловито осматривает нас всех, как предстоящее поле боя.

За всю пару мы не перекинулись ни словом, не взглядом. Рука начала болеть от стараний успевать записывать слова преподавательницы, потому что смотреть в тетрадь Михаила мне совсем не хочется. А если какое слово и упускаю, упрямо делаю вид, что ничего подобного со мной не произошло и в подглядывании в соседний конспект не нуждаюсь.

Я точно знаю, что Людмила заметила повисшее напряжение между мной и Князевым. Она никак не вмешивается, когда пара заканчивается, мы все высыпаем в коридор, но Михаил, придерживая меня за локоть, и говорит ребятам, чтобы шли без нас.

— Мы вас догоним, — говорит он им, и Антон с Людмилой уходят, оставляя меня один на один с Князевым.

— Нам нужно поговорить, — он заговорил со мной спустя минуту наших молчаливых гляделок.

— Хорошо, как скажешь, — развожу руки в стороны, а затем ладонями хлопаю по своим ногам, облачённых сегодня в голубые джинсы. Я направляюсь к ближайшему окну, чтобы не стоять посреди коридора странными статуями, и Михаил следует за мной, становясь рядом. Мы бросаем свои сумки на подоконник, а затем, как дуэлянты, встаём друг напротив друга.

— Так почему ты не сказала? — голос его спокоен, в глазах простое желание узнать ответ. Видимо, за прошедшие полтора часа успокоился. Я тоже.

— Мне нужно было на лбу у себя маркером написать о своём графике на ближайшие дни? — вздыхаю с усталостью, хотя мы ещё даже толком не начали выяснять наши дружеские отношения. — В чём дело, Мих? Ну, пошла и пошла на эту дурацкую вечеринку. Не видела повода и надобности оповещать всех о своём намерении.

— Знаешь, что самое обидное? — он вздыхает с не меньшей усталостью, чем я. — Я ведь тебе говорил, что пошёл бы вместе со всеми вами, если ты тоже идёшь. Ты лишила меня моего же выбора.

— Так и что теперь, Мих? — чувствую, как стучит моё сердце от нарастающей паники. — Мне в ноги перед тобой падать? Из-за такой мелочи поругаемся? Ты сейчас серьёзно?

Мне совсем не хочется продолжать это всё. Хочу, чтобы как раньше: смешные картинки в «Вконтакте», шутки, подколы, дружеские поддерживающие объятия в минуты печали, всякая болтовня. Мы ведь даже не ссорились ещё ни разу. У меня стресс от одной только мысли, что сейчас случится что-то непоправимое. Даже от ухода Глеба в пятничную ночь мне не было так по-настоящему нехорошо. Это же Михаил. Мой друг. Один из самых умных и уравновешенных людей, что я знаю. Как он может говорить мне такие вещи и таким мрачным тоном? Что это с ним?

— Нет-нет, Лин., — он быстро в растерянности отрицательно машет головой. — Извини, это просто я расстроился и валю теперь с больной головы на здоровую. — Князев, оказалось, тоже не настроен на ссору. Он подходит ближе, протягивает руки в мою сторону и тихонько обнимает, огладив ладонями мою спину. — Прости, я не прав сейчас. Ты не обязана была меня оповещать и уж тем более падать мне сейчас в ноги.

Я слышу его голос совсем рядом; он глухо тонет в моих волосах, и я не могу отказать себе в желании обнять друга в ответ. Потому что это всегда так приятно.

— Прощаю.

А в голове каруселью: «Я ведь тебе говорил, что пошёл бы вместе со всеми вами, если ты тоже идёшь». «Если ты тоже идёшь»…