Три желания для рыбки

Глава 34. Сегодня

Лина

Зачёт по экономической социологии мне теперь и правда обеспечен. И всё благодаря Михаилу. Вот не зря он возился со мной все последние недели в один из выходных, когда мог бы заниматься другими своими делами, не утруждая себя этим «репетиторством». Меня, признаться честно, всё ещё удивляет его готовность помогать мне, тратить на меня своё свободное время. «Друг же!» — скажет кто-то, но ведь далеко не все друзья относятся к той категории друзей, что с тобой не только в моменты успеха, но и при неудачах никуда не исчезают. Князев, к моему счастью, оказался именно тем самым настоящим другом. Зря та загадочная незнакомка отвергла его, ох зря. Мне её совсем не понять.

Уже идёт шестой час вечера. Я в квартире Князева и мне снова легко и волнительно одновременно, как было при моём прошлом визите к парню. Мы сидим в комнате, где есть удобный диван и стол; мы только что закончили копаться в своих тетрадях, а учебник захлопнут и убран в сторону. Можно облегчённо выдохнуть — что я и делаю.

— Ну всё, — говорю, — теперь до субботы никаких Аркадиев Евгеньевичей.

— Да, время чаепития, — соглашается Михаил.

Мы направляемся в кухню, где должны быть обещанные другом вкусняшки. Он говорил, что купил ореховый рулет и какое-то очень необычное печенье, которое должно меня удивить, но, к сожалению, не захотел признаваться в чём же его необычность.

— Ну, показывай своё печенье, — осматриваю всю кухню, но никакого свёртка или яркой упаковки не нахожу.

— С этим подожди, — ухмыляется Михаил, открывая холодильник и извлекая из него картонную коробочку в эмблемой одного кондитерского магазина. — Начнём с рулета, а главный козырь оставим напоследок. Обещаю: рулет вкусный. Даже привередливый Тимофей от него без ума.

Мне дана разделочная доска и нож, а Князев ставит чайник и гремит посудой пока ищет чашки, а также подходящие для десерта тарелки. Искоса наблюдаю за ним, в который раз замечая, как красивы руки человека, что регулярно ходит в тренажёрный зал. Или дело лишь в том, что это руки Михаила? Но тот факт, что я обожаю его чёрную спортивную майку, не скрывающую рельеф мышц, совершенно точно неоспорим. Да, многие заявит мне, что Глеб тоже не отстаёт от моего друга в своей привлекательности, но что мне с этого? Его привлекательность меня больше совсем не трогает. Если раньше я ещё могла смотреть, где-то даже любоваться, и думать, будто могу быть влюблённой в него, то теперь и от этих крох ничего не осталось. Лишь усталость и чувство вины перед ним и собой за то, что я нас обманула.

Поддеваю ножом рулет и осторожно перекладываю его из коробки на разделочную доску. Беру в руку нож и вдруг замираю с ним над посыпанным ореховыми крошками рулетом. А что значили сегодняшние слова Глеба о том, что ему стоило бы немного освободить место в шкафу? Днём, когда он отвозил меня после пар домой, я пропустила его высказывание мимо ушей. Он рассчитывает на то, что я перееду к нему насовсем?

— Ты чего такая задумчивая? — прерывает Михаил мои мысли. — Что-нибудь случилось?

— Ты так часто задаёшь мне этот вопрос в последнее время. Жаль, мне за него не платят каждый раз, а то разбогатела бы уже.

— Может быть не на пустом месте такие вопросы возникают?

— Их только ты и задаёшь. Может быть это у тебя что-то не в порядке?

— Может быть. Но не сейчас, когда ты здесь.

В замешательстве отворачиваюсь к столу, снова беру в руку нож и принимаюсь разрезать рулет на тонкие ломтики. Мелкие кусочки арахиса сыпятся на разделочную доску, но основная их масса остаётся приклеенной к глазури сверху. Пальцем цепляю осколки орехов и отправляю себе в рот — привычка, оставшаяся с детства. Всё время водила хороводы вокруг кухонного стола пока мать что-то готовила, а я нагло «воровала» вкусные ингредиенты. То сахарная пудра посыпется мимо, то шоколадные дропсы останутся лишние. Беззаботные светлые времена! Слышу как Михаил подходит ко мне сзади, а затем вижу мужскую руку, что легла сверху на мой сжатый кулак с рукояткой ножа. Мы вместе заканчиваем разрезать десерт, застыв после на минуту. Я пытаюсь разжать пальцы, чтобы освободиться и убрать нож, но Князев не даёт.

— Вкусные орешки? — его бархатный голос раздаётся прямо над моим ухом.

— Угу.

— Сейчас проверю врёшь или нет, — свободной рукой тянется к доске с рассыпанным арахисом, окружив меня собой теперь уже с обеих сторон, и цепляет подушечкой пальца ореховую крошку. Рука исчезает, но справа всё ещё чувствую тяжесть мужской ладони на своей.

— Надо же: не врёшь. Хоть в чём-то, — усмехается, вынуждая меня пихнуть его локтем в живот. — Ай! Убьёшь же! — смеётся гад, освобождая, наконец, мою правую руку.

— Наливай чай, Мих, чайник вскипел, — упираю руки в бока, строя из себя весьма грозную даму.

— Слушаюсь и повинуюсь… — и он действительно принимается разливать кипяток по нашим чашкам. Я наблюдаю за всплывающими на поверхность чайными пакетиками, мечтая о том, чтобы этот вечер не кончался. — Жаль только что того самого чая у меня нет, который я тебе в «Вконтакте» показывал.

— Зато у тебя есть какое-то особенное печенье, — принимаюсь раскладывать бисквитные ломтики с ореховой глазурью по тарелкам.

— О, да. Ты даже не представляешь.

За пустой болтовнёй и время быстро летит. Не успеваю моргнуть глазом, как мы уже и рулет доели, и чай выпили. Михаил собирает всю посуду и сгружает её в раковину, не подпуская меня к ней, чтобы даже не смела предпринять попытку всю её перемыть. «Ничего не хочу слышать о том, кто там что из нас должен!», — заявил мне друг и отправил меня в комнату. А я всего-то предложила помощь в благодарность за его гостеприимство. Так уж и быть: ухожу, сажусь на диван, прислушиваясь к шуршанию в кухне. На секунду прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мне просто так хорошо и спокойно сейчас, что даже самый обычный по сути диван кажется невероятно удобным. Открываю глаза как раз в тот момент, когда шум в кухне прекращается.

Князев с широченной улыбкой входит в комнату и протягивает мне глубокую чашку, куда высыпал… песочное печенье в форме рыбок. Хорошо хоть не всем известные солёные крекеры.

— Мих, вот где ты их нашёл? — беру одно печенье и пробую на вкус.

— В магазине на соседней улице. Сколько раз там бывал, а ни разу не видел чуда такого, — он плюхается на диван рядом со мной, коснувшись моего плеча своим, а чашку с тихим стуком ставит на стол.

— Это даже вкусно, — говорю с набитым ртом под насмешливые взгляды друга. Он не ест, а просто смотрит на жующую меня.

— Ты сейчас на Антона похожа, — широко улыбается, показывая ряд белых зубов.

— Чем это? У меня волосы в разные стороны торчат? — провожу руками по своей голове, в попытке навести порядок.

— Вот этим вот, — понижает он голос и совсем неожиданно для меня обхватывает пальцами одной руки мои щёки, заставляя губы вытянуться в подобии утиного клюва.

— Князев! — отскакиваю от него, не понимая, что за странное чувство сейчас во мне встрепенулось.

— Беляева! — пародирует он меня, а затем резким движением обхватывает руками за талию и притягивает к себе, усаживая на свои колени так, чтобы мы оказались лицом к лицу.

И он целует. Целует глубоко, сильно, без шанса оставить равнодушной. Я слышу свой пульс, я задыхаюсь не в силах остановиться или остановить его. Всё произошло так стремительно, что я не успела сделать вдох, прежде чем мужские губы впились в мои. На секунду отрываюсь, делая судорожный вдох, а затем снова увлекаюсь Михаилом в наш страстный танец. Он тяжело дышит, как и я, но ещё больше я схожу с ума от его ладони, что судорожно поглаживает мой затылок. Хочется захныкать, как маленькая, когда его лицо отдаляется от меня, покидая, а губы шёпотом произносят:

— Мне не нужно печенье, чтобы узнать какова рыбка на вкус.

А глаза тёмные-тёмные, как два глубоких океана с отражающимся в нём ночным звёздным небом. Я теряюсь, не знаю, что сказать, но мои слова и не нужны. Потому уже в следующее мгновение Михаил поворачивается и опрокидывает меня на спину, а затем целует, целует, целует… До пожара на губах, до дрожи во всём теле. Не сдерживаюсь, шаря ладонями по его спине, шее, волосам. Мы тонем, мы потерялись, мы вне этого мира — где-то далеко, в своём собственном.

Не знаю как долго мы целовались, но это оглушительное чувство будет со мной ещё долго. Оно не покидает меня, когда мы стоим в прихожей и одеваемся. Оно по-прежнему со мной, когда мы стоим на автобусной остановке посреди уже тёмной улицы с зажженными фонарями и праздничными гирляндами на здании напротив. А затем это чувство, помимо самого автобуса, в котором я и Михаил сидим бок о бок, согревает меня, вселяя надежду на что-то светлое и доброе.

Слова нам всё ещё не нужны. Не хочется нарушать нашу общую тишину. Единственный способ общения сейчас между мной и Князевым — глаза. Мы просто смотрим друг на друга, и нам обоим не хочется говорить. Одно неправильное слово, и всё сломается. Лишь перед входом в подъезд я прощаюсь с ним:

— До завтра, Мих.

— До завтра, Лина. Спокойной ночи, — голос спокоен, в глазах светится тепло или просто блик от уличного фонаря.

— Спокойной ночи, — решаюсь улыбнуться.

Тяжёлая дверь подъезда разделяет нас, я поднимаюсь по лестнице и бреду к своей квартире. В прихожей привычный запах роз и выпечки, в кухне голоса. Что-то странное опять.

— Где ты была? — не успеваю даже толком удивиться, как слышу вопрос Глеба. Он выходит из кухни и направляется ко мне, грозно нахмурив брови. За его спиной маячит Диана с кухонным полотенцем на плече. Ей я сказала, что пошла к Людмиле. Меня совсем не вдохновляла идея того, чтобы Михаил вновь пришёл к нам. Не хочется повторения прошлого раза с истерикой Васильевой. Поэтому и решилась пойти к нему сама.

— У подруги, — пожимаю плечами.

— Я тебе сообщения шлю и звоню, а ты не отвечаешь! — я вижу, как он пытается сдерживать себя в присутствии Васильевой.

— Сейчас прочитаю, — не раздеваясь и не снимая с себя обувь, вынимаю из кармана давно позабытый телефон. Семь пропущенных звонков и три сообщения в «Вконтакте». Я открываю нашу переписку, молча читая набор гневных предложений:

— «Ты где?»

— «Я у вас дома, жду тебя.»

— «Куда ты подевалась? Что за чёрт? Моё терпение уже на исходе! Почему я как полный идиот сижу и жду тебя, пока твоя подружка выносит мне мозг своей болтовнёй?»

Сегодня. Мы должны расстаться сегодня — ни днём позже.