Преследуя Аделайн

Глава 18

Манипулятор

Неизвестный: Ты такая красивая, когда спишь.

Мое сердце падает, когда я читаю это сообщение.

Я уже знала, что этот ублюдок был в моем доме, по розе на моей тумбочке, но его отсутствие стыда приводит меня в ярость. Я чувствую, как кровь приливает к моим щекам, когда ярость и смущение поднимаются внутри меня.

Прошлой ночью меня вырубило, и я ненавижу, что пока я мирно спала, мужчина стоял надо мной, наблюдал и просто был уродом природы. Эта мысль посылает холодные мурашки по моему позвоночнику.

После того как Макс испортил нам ужин, мы с Дайей чувствовали себя на грани — настроение испортилось. Мы боролись с этим чувством, ходя по барам. Мы выбирали случайные напитки из меню друг для друга, и к концу вечера мы оба были изрядно пьяные.

Я старалась не думать о Максе всю ночь, но его угрозы все равно не давали мне покоя. Они задерживались на задворках моего сознания, напоминая о себе, когда у меня была минутка, чтобы подумать.

И лучше не стало.

Я провела весь день, пытаясь писать, но мне едва удалось написать более тысячи слов. Я уже давно сдалась и ушла в свою комнату смотреть бездумный телевизор.

Я: Ты будешь выглядеть красиво после того, как я тебя зарежу.

Я даже не знаю, почему я ему отвечаю. Я должна остановиться и сообщить об этом в полицию. Они подумают, что я его раздражаю.

Господи, я и правда его раздражаю.

Но после угрозы Макса мне не нужно больше причин, чтобы вызвать у него подозрения, сообщив о преследователе. И для тех, кого я уже завела после исчезновения Арча, надеюсь, они тоже пропали.

Никогда не думала, что буду желать исчезновения единственной улики против моей тени, но угроза Макса, как ни странно, пугает меня больше.

Может быть, я обманываю себя ложным чувством безопасности в отношении первого. Он напугал меня до смерти, но он не был склонен причинить мне физическую боль. На самом деле, он делал прямо противоположное, и от этого знания меня тошнит.

Макс, с другой стороны, я знаю, что причинит мне боль.

Неизвестный: Оружия тебе было недостаточно? Интересно.

Я опускаю телефон на кровать, а затем голову на руки. Но потом моя голова поднимается, когда я напоминаю себе, что этот ублюдок смотрел, как я сплю прошлой ночью. Это значит, что он снова проник в мой дом.

Вся кровь в моих щеках приливает к лицу, когда я понимаю, что он мог быть в моем доме еще до того, как я легла спать.

Именно так он поступил в прошлый раз, и я была совершенно не в себе прошлой ночью. Я знаю, что немного почитала дневник Джиджи, но не думаю, что запомнила хоть одно слово из прочитанного.

Мой взгляд притягивается к дверцам шкафа, как магнит к холодильнику. Это большой шкаф с двумя дверцами, которые раздвигаются. Мои глаза истончаются, сужаются на крошечной щели между ними.

Мое тело движется на автопилоте. Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери шкафа, прежде чем успеваю все обдумать. Я понятия не имею, что я буду делать, если он будет стоять там.

Наверное, обделаюсь.

Я распахиваю дверцы и замираю, когда передо мной оказывается лишь слишком много одежды, которую я не ношу.

Здесь ему негде спрятаться. Это не глубокий шкаф, и уж точно не достаточно большой, чтобы спрятать мужчину ростом шесть футов с лишним дюймов. Мои руки все равно рылись в одежде, ища его. И даже когда я убеждаюсь, что его там нет, я пялюсь сильнее, сметая одежду в сторону с нарастающей агрессией.

Возьми себя в руки, Адди. Как будто ты хочешь, чтобы он был там.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, прилив адреналина ослабевает. В этой комнате ему больше негде спрятаться. Какой бы огромной ни была комната, это открытая концепция с минимальным количеством мебели.

Теперь я чувствую себя просто идиоткой.

Я плюхаюсь на кровать, скрещиваю ноги, глядя на свой телефон, словно это мышеловка с большим куском сыра. Гурманский копченый сыр гауда, если быть точной.

Телефон загорается от входящего сообщения, вибрация кровати поднимается прямо по моим ногам.

Я выхватываю его. Я чертовски люблю сыр гауда, черт побери.

Неизвестный: Увидимся вечером, мышонок.

Я рычу.

Я: Около моего дома, и желательно в наручниках.

Неизвестный: Тебе не нужен полицейский, чтобы надеть на меня наручники, детка. Я позволю тебе делать со мной все, что захочешь.

У меня будет сердечный приступ от того, в каком сильном направлении мчится моя кровь. Моя киска пульсирует от незаконной мысли о нем, прикованном наручниками к моей кровати, ухмылка на его лице, капающая грехом. И эти чертовы непохожие глаза, смотрящие на меня так, как он смотрел, когда трахал меня своим пистолетом. Как будто я маленькая мышка, которую он хочет сожрать, застрявшая в ловушке, с сыром гауда, наполнящим мои щеки.

Блядь.

Мои руки трясутся, когда я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы. Но она закрепилась, и я не могу ее выкинуть.

Я выпрямляю ноги, сжимая бедра вместе. Но это не облегчает ни постоянную пульсацию между моими сжатыми бедрами, ни влажность, скопившуюся между ними.

Мое сердце бешено колотится, когда еще одно сообщение вибрирует на моем телефоне.

Я не хочу смотреть, но у меня нет никакого гребаного самоконтроля.

Неизвестный: Ты играешь с собой, маленькая мышка? Ласкаешь свою сладкую маленькую киску, думая о том, что я прикован наручниками к твоей кровати?

Я: Ты отвратителен.

Но именно это я и начала делать. Как только я прочла эти слова, он словно овладел моим телом, чтобы сделать именно то, о чем он просил. Моя рука пробралась в трусики, палец нежно поглаживал мой набухший клитор. Даже когда я писала свой язвительный ответ.

На мне только длинная футболка и удобное нижнее белье.

Под тонким хлопком я чувствую себя голой и обнаженной. Когда мои ноги начинают подкашиваться, я вырываю руку, словно коснулась раскаленной печи, шипя на собственную глупость.

Неизвестный: А ты лгунья.

Я: Блядь. Отвали.

Неизвестный: В следующий раз, когда ты скажешь мне «отвали», твой клитор окажется между моих зубов.

Я резко втягиваю губу, потрясенная его наглостью. Чистой наглостью, которой обладает этот человек. И в то же время так же возбуждена.

Я сжимаю руку вокруг телефона, ненавидя себя все больше и больше по мере продолжения разговора.

Мои пальцы дергаются от желания снова сказать ему, чтобы он отвалил. Этот мудак, наверное, даже не знает, насколько я оппозиционна.

Скажи мне не делать что-то, и я захочу сделать это еще больше.

А с такой угрозой я так чертовски соблазнительна. Я чувствую, как мое сердце снова колотится в груди, ударяясь о грудную клетку, пока мой большой палец проводит по буквам.

Я смотрю на два слова на экране, мой большой палец завис над кнопкой «Отправить». Моя тень доказала, что выполняет свои угрозы.

Так почему же я так сильно хочу это сделать? Кто подстрекает своего гребаного преследователя? Да еще и чтобы он положил рот на их киску, не меньше.

Я бросаю телефон, как только мой большой палец скользит по кнопке. Сообщение исчезает, и я понимаю, что только что сделала что-то идиотское.

Черт, черт, черт.

Моя голова снова лежит на руках, пальцы крепко сжимают волосы, пока я не чувствую, как пряди натягиваются, и крошечные уколы боли следуют за ними.

Пинг.

Мышцы внутри моей грудной клетки вырываются на свободу и поднимаются к горлу.

Я не могу смотреть. Я резко встаю, беспокойство охватывает мои нервы, почти до конвульсий. Мне нужно… что-то сделать. Отвлечься.

Выхватив телефон, я спешу по коридору, спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице и иду на кухню.

Здесь темно. Жутко. Но мое упрямство не позволяет мне включить свет.

Пинг.

Шатаясь, я наливаю два пальца дедушкиного виски в стакан. А потом поднимаю графин, отмечая, как мало осталось.

Засранец.

Я выпиваю алкоголь одним глотком. Вкус дымный, с нотками цитрусовых. Он обжигает сходу, превращая внутренности моего тела в инферно.

Как будто я и так не горю.

Налив себе еще два пальца и выпив их, я набираюсь смелости и смотрю на свой телефон.

Неизвестный: О, маленькая мышка. Не могу дождаться, когда съем тебя. От тебя ничего не останется, когда я закончу.

Проклятье.

Дрожь пробегает по моему телу, и я роняю телефон. Он громко стукается об остров, нарушая застоявшийся воздух.

— Боже? Почему ты меня ненавидишь? — спрашиваю я вслух, и мой голос гулко отдается в пустом воздухе.

Конечно, он не отвечает мне. Он никогда не отвечает. Я даже не разговариваю с Богом. Я говорю с собой и с призраками в этом доме.

Даже они не ответят мне.

К черту. Я иду спать.

Я взбегаю по лестнице, выключаю телевизор и забираюсь обратно в кровать, подключаю телефон к зарядному устройству, а затем накидываю одеяло на голову.

Здесь, под кроватью, монстры меня не достанут. Я в безопасности. Неприкосновенна.

Я игнорирую пульсацию между ног и закрываю глаза, желая уснуть.

И несмотря на беспорядочные мысли, проносящиеся в голове, мне удается погрузиться в беспокойный сон. Я ворочаюсь и ворочаюсь, одеяло согревает мое тело, но мое подсознание не позволяет одеялу уйти за пределы моих глаз.

Где-то посреди ночи я чувствую, когда шершавая плоть скользит по моим рукам. Мое подсознание медленно начинает отходить от моих снов, но ощущение такое, будто я нахожусь под тяжелым туманом.

Что-то шершавое скользит по одному запястью, заставляя меня еще больше погрузиться в сознание. Когда я чувствую, как грубая текстура затягивается вокруг другого запястья, я наконец-то начинаю возвращаться в реальность. Окружающая обстановка наплывает на меня, и даже в полусонном состоянии я понимаю, что что-то не так.

Мое лицо напряжено, а тело обнажено.

Я чувствую, как одеяло сползает по моей груди, по животу и бедрам. Когда прохладный воздух оседает, стягивая мои соски в острые бутоны, я резко просыпаюсь.

Мои глаза широко раскрываются, а дыхание застревает в горле, когда я вижу темную фигуру, устроившуюся между моих ног. Сразу же я впадаю в панику. Сердце бешено колотится, адреналин зашкаливает.

Я хочу закричать, но что-то сжимает мой рот. Мои глаза округляются, когда я понимаю, что мой рот заклеен скотчем.

Сразу несколько осознаний обрушиваются на меня. Мои руки подняты вверх и привязаны толстыми веревками к изголовью кровати. Я дергаюсь, отчаянно пытаясь вытащить запястья из петель, но безуспешно.

Я изо всех сил сопротивляюсь, но мое тело может двигаться только так. Толстые бедра крепко держат меня, а мой преследователь возвышается надо мной, его лицо скрыто тенью.

Я продолжаю бороться с веревкой, но добиваюсь лишь того, что натираю кожу.

— Что я тебе говорил, маленькая мышка? — спрашивает он, его глубокий голос едва превышает шепот. Я даже не обращаю на него внимания, мой панический взгляд приклеен к веревкам, которые делают меня совершенно беспомощной.

К черту то, что он мне сказал.

— Отпусти меня! — кричу я под лентой, но слова звучат приглушенно и неразличимо.

Он кладет руки мне на бедра и грубо прижимает меня к кровати. Электрические разряды пробегают от его кожи к моей, и от этого ощущения я дрожу под его мозолистыми руками.