Рождественский пирог

Она медленно опустилась на стул.

— Все плохо. Что-то там ужасное происходит, — сказала она, округлив глаза.

— В чем дело? — пролепетала я.

— Ну, — начала Димелза, осторожно дуя на чай, — такого мы еще не видели. Стентоны друг с другом не разговаривают! Они все вусмерть переругались. Алекс с Дэйви, Джокаста с Эдвардом. Что-то у них там серьезное. Даже Табита. Ведь обычно и мухи не обидит, а тут орала на братьев как ненормальная. А эта дрянь Клавдия во все дыры лезет. Из-за нее и Одесса ушла! Одесса сказала, что если эта дамочка остается, то ноги ее там не будет! Представляешь? Одесса ушла! Ужасно, ужасно. — И она погладила свой раздувшийся живот.

— Ясно. — Я немного успокоилась, главное — все живы. — Но почему они переругались?

В кухню ворвались Тоби с Евой и потребовали добавки. Димелза выразительно посмотрела на меня, давая понять, что продолжать разговор при детях она не намерена.

— Мам, можно на санках покататься?

— Мам, а можно в конюшню — смотреть, как родится жеребенок?

— Мама, я тоже хочу обезьянку!

— Мам, можно мне взять три печенья? Я тогда не буду суп есть!

— Мам, ну можно, мам?

Димелза ответила, что без отца идти кататься на санках нельзя, и даже с папой нельзя, разве что на дорожке к «Аббатству». В конюшню пойти можно, если они будут вести себя тихо. («Мы же не дураки, сами понимаем!») Нет, обезьяну они заводить не будут, и три печенья — это порция для поросят, а не для маленьких детей.

Они хрюкали всю дорогу до двери, нахлобучивая шапки и закутываясь в пальто и шарфы.

— Наверное, весело расти здесь, — сказала я.

— Да, особенно если учесть, что здесь самый высокий уровень безработицы во всей стране, образование хуже некуда, общественного транспорта нет и в помине. А еще сюда приезжают богатые лондонцы и скупают загородные дома, так что твои дети никогда не смогут позволить себе жить в том доме, где они родились, а родители надрываются круглые сутки, чтобы заработать на хлеб… Ой, извини! Не слушай меня — я вот-вот рожу, так что настроение портится ежесекундно.

Да уж, понимаю. Если бы я была на последней неделе беременности и мой дом занесло снегом, у меня бы тоже, наверное, было дурное настроение, а то и полная истерика.

Я вскочила — налить Димелзе еще чашку чая.

— Спасибо, но если я выпью еще одну, то потом не вылезу из туалета! — отказалась она. — А ты наведайся-ка в «Аббатство».

Как бы я того хотела! Но где взять мужество, чтобы, во-первых, посмотреть всем им в глаза, а во-вторых, чтобы подняться по крутому скользкому склону?

Я покачала головой. Димелза потерла поясницу и сморщилась.

— Тебе помочь? — испуганно спросила я.

Она устало улыбнулась:

— Сейчас отпустит. Знаешь, посмотрела я на всю эту суету в «Аббатстве» и решила, что завещание — вещь серьезная. Подумать только, какая каша заварилась, а все из-за одной бумажки!

— А при чем тут завещание? — удивилась я.

Но она только пожала плечами и попросила:

— Ты не могла бы сходить на конюшню и через полчаса привести детей домой, чтобы они пообедали? И вы с Патриком, конечно, тоже приходите. И передай Тому, что…

Голос ее пресекся.

— Ой! Поппи, беги за Томом! Быстрей! Скажи, я рожаю!

Я потрясенно уставилась на нее. О господи. Господи-господи-господи. Она рожает! Прямо сейчас! Черт! Черт-черт-черт. Трясущимися руками я едва нащупала дверную ручку, ветер швырнул в лицо снежные хлопья. Я попятилась.

— Димелза, а в какой стороне конюшня?

— Последнее здание на том конце двора… ой!

— Все, иду. Не волнуйся…

Я вылетела на улицу, слыша, как она кричит мне вдогонку:

— Поппи, не беги, упадешь!

Минут пять я в панике дергала все двери подряд, натыкаясь то на тракторы, то на лопаты, то на удивленных коров. Наконец вот она, конюшня.

— Том, там Димелза рожает! Быстрей! Она все время ойкает, скорее! Что мне делать?

Дети от новости впали в восторженный экстаз. Том велел им успокоиться и сказал, что еще несколько часов ничего не произойдет.

Бросив на него изумленный взгляд, я подскочила к Патрику. Он стоял на коленях в дальнем углу конюшни и что-то делал с задом лошади. Патрик тоже остался спокоен.

— Только плохо, что снег, Том. Не знаю, сможем ли мы увезти ее в больницу. Поппи, вытащи у меня мобильник и вызови «скорую».

Ну почему я такая растяпа? Даже не подумала о «скорой». Я набрала номер «скорой помощи» и прижала трубку к уху. Где гудки?! На дисплее сигнала не было. Ладно, попробую с улицы.

— Так, дети, вы туточки побудьте с Патриком. Поппи, айда к Димелзе. Энто можешь убрать, — Том кивнул на мобильник. — Здеся в такую погоду толку от него чуть, да и обычный не фурычит. Сами управимся. — Он взял меня за руку, и мы двинулись к дому.

Да уж, неудивительно, что в снежную бурю теряется столько людей. Белая пелена висела над землей, меняя очертания предметов и скрывая расстояния. Снег зловеще кружил вокруг нас.

Мы ввалились на кухню. Димелза все так же скрючившись сидела у стола.

— Том, слава богу. Что-то не так! Нехорошо мне. Беги за Одессой!

Что-то не так? Не так! Ну конечно, в таких обстоятельствах непременно все должно было пойти наперекосяк.

Я стояла посреди кухни, как дурочка ломая руки и беспомощно наблюдая, как Том успокаивает Димелзу. Он посмотрел на меня, и я заметила, что его взгляд уже не столь спокоен и уверен, как еще пару минут назад. Том явно был встревожен. От этого я тоже не на шутку испугалась.

— Поппи, пригляди за Димелзой, а я пойду за Одессой.

— Нет, Том, останься, пожалуйста! — Голос у Димелзы дрожал.

— Да-да, побудь лучше здесь, — заторопилась я. — А я приведу Одессу. Где она живет?

Пожалуйста, только не оставляй меня с Димелзой! Я даже искусственное дыхание не умею, а тут роды на дому! Умоляю, только не это! Пожалуйста.

Том неуверенно посмотрел на меня, но тут Димелза застонала и схватила его за руку. Я с ужасом увидела, как на ее юбке проступает кровь.

— Где? — закричала я.

— После фермы направо, потом по тропке, дальше полем, справа держись, там увидишь ее дом, первые ворота слева. Возьми мой фонарь и надень Димелзины сапоги. Быстрей!

Уж поверьте, медлить я не стала.

— За Патриком не ходи — он все равно сейчас от лошади отойти не может, — беспомощно прокричал мне вслед Том.

Звать с собой Патрика я и не собиралась. Так, не трясись, не паникуй, не беги, иди быстро, но спокойно. Дыши. От фермы направо, по тропинке, дальше полем и в первые ворота слева. А тропинка длинная? Пару шагов? Пару миль? Господи Иисусе. Я бежала, поминутно спотыкаясь, снег налипал на лицо, не давая дышать, мешая видеть.

Черт, как же тяжело идти. От страха в груди все скукожилось. Где эти, мать их, ворота? Я включила фонарь и тут же уперлась взглядом в снежный вихрь, словно стремящийся к лучу света. Я выключила фонарь, согнулась и двинулась дальше. Вот какой-то просвет… Разбросав ногами снег, я отыскала ворота. Слава богу! Перебравшись через сугроб, я заторопилась дальше. Так, тропинка кончилась, надо держаться правой стороны поля. Идти по полю было еще труднее, чем по тропинке. Я брела по колено в снегу, почти в полной темноте. Снова включила фонарь, и мне показалось, что сбоку от меня что-то прошмыгнуло. Господи, что это было? Звери в такую погоду в норах сидят. Лучше не думать.

Тут же вспомнились все статьи о Бодминском звере, и я вцепилась в фонарь так, что захрустели озябшие пальцы. А что, если я тут потеряюсь? Или замерзну насмерть? Я смахнула снег с лица. Поле казалось бесконечным.

Я задыхалась, обливаясь потом под многочисленными одежками, в которые меня закутали. Дубленка Патрика казалась свинцовой. Я на секунду остановилась, размотала шарф и побрела дальше. Где же кончается это чертово поле? Я вспомнила, как расплывалось кровавое пятно на юбке Димелзы, и ускорила шаг.

Поле все не кончалось и не кончалось, и я заподозрила, что иду не в том направлении. Дороги я не видела, а толку от фонарика было не больше, чем от спички в ветреный день. И еще я все время думала, что могу наткнуться на что-то ужасное, хотя и понимала, что, скорее всего, это пустые страхи. Так, дыши и иди дальше, не думай о диких зверях и всяких страшилках, уговаривала я себя. Я выставила руку, пытаясь закрыться ладонью от снега, летящего в глаза, и вдруг увидела прямо перед собой нечто.

Небольшой круглый серебристый объект. От него шел свет. Ой, мамочки! Что это? Пусть вы сейчас усомнитесь в моей вменяемости, но я решила, что это НЛО. Ну, здорово. Просто отлично. Такая сообразительность — приземляться в снежную бурю. Что делать? Что мне, черт возьми, делать? Я споткнулась, упала и выронила фонарь. Ай, оно уже совсем рядом!

— Приветствую вас от имени землян! Мы не желаем вам зла, — прохрипела я.

— Слушай, у тебя и впрямь с головой не в порядке, — ответил знакомый голос.