Не оставляй меня, Малыш!

22

Дом встретил Асю привычным покоем и уютом. Блестели свежевымытые полы, с кухни сладко пахло тестом, из детской доносились приглушенные звуки телевизора.

Ася не спеша разделась, оглядела себя в зеркало, тщательно поправила прическу Потом, не палевая тапочек с наслаждением прошла по мягкому пушистому ковру в гостиную.

Сергей сидел за компьютером, внимательно глядя на монитор и, время от времени ударял пальцами по клавишам.

— Привет. — Ася бесшумно подошла и становилась у него за спиной.

— Привет. — Он щелкнул мышью. На экране возникла какая-то диаграмма.

— Работаешь?

— Да. — Сергей взял ручку и пометил что-то в лежащей перед ним тетради.

— Ну ладно, не буду тебе мешать. — Ася как бы невзначай дотронулась до его плеча. Муж в ответ промычал что-то неразборчивое.

Она отошла в сторону, постояла немного, наблюдая за тем, как Сергей методично и скурпулезно просматривает таблицу, и чувствуя одиночество и тоску. Ей вдруг показалось, будто она по ошибке попала в чужую квартиру, обитатели которой ведут свою, неведомую ей жизнь и вовсе не нуждаются в ее присутствии.

По коридору грузно протопала Нинюся.

— Настасья! Ужинать иди.

— Сейчас. — Ася кинула последний взгляд на мужа и вышла из комнаты.

— Руки мыла? — строго вопросила старуха.

— Мыла, — соврала Ася и почувствовала себя маленькой напроказившей девочкой. Ей очень захотелось прижаться к Нинюсиной груди, пышной и мягкой, точно пуховая подушка, нареветься вдоволь, не опасаясь, что тебя высмеют, и не требуя утешений — просто сидеть и плакать, сладко всхлипывая и вытирая глаза кулаком, как эго делает Степка.

— Что у нас на ужин? — спросила она и услышала, как предательски дрожит голос.

— Что, что! Макароны с сыром. — Старуха сердито глянула на Асю и прибавила безапелляционным тоном: — Не вздумай болтать, что тебе вредно для фигуры, вон и так уже тощая, ровно приблудная кошка, все ребра на просвет торчат!

В кухне на столе дымилась огромная, глубокая тарелка. Ася ткнула вилкой горячие масляные макароны, опутанные тягучими полосками расплавленного сыра.

— Ешь! — приказала Нинюся и грузно опустилась рядом с ней на табурет. — И где это видано, чтобы столько работать! День-деньской напролет ее нет, дитё совсем от рук отбилось, мужик неухоженный, сама — чистая доходяга.

— Мужик у нас ухоженный, Нинюся, — с улыбкой возразила Ася, — а хореографу лишний вес набирать нельзя, такая уж профессия.

— Дурь это, а не профессия — голодом себя морить, — Нинюся пренебрежительно махнула рукой, — лучше бы сидела дома с ребенком.

— Я буду сидеть, Нинюсь, — Ася ласково погладила ее по морщинистой руке, — я теперь буду рано возвращаться.

— Давно пора. — Старуха подняла на нее выцветшие, блекло-серые глаза. На мгновение их взгляды встретились. Нинюсины губы беззвучно шевельнулись. Ася напряженно сглотнула. — Давно, — повторила старуха и вдруг засуетилась, преувеличенно хлопотливо и громко. — Ты кушай давай, простынет все. Я ватрушечек испекла, твоих любимых, с изюмчиком.

Потом они вместе пили чай из нарядных ярко-голубых чашек и ели румяные ватрушки с желтоватым творогом посередине. В твороге чернели глазки изюма, начинка была сладкая и таяла во рту. Над столом мягко светил молочно-белый абажур.

Остаток вечера Ася провела в детской, играя со Степкой, и легла спать, уверенная в том, что начинает новую жизнь, где больше не будет места безоглядным страстям и обману.