Простить и поверить

Глава 17

В ожидании обещанного Николаем Борисовичем табеля Лена времени даром не теряла. Для начала она придумала, как выяснить интересующие ее подробности о странных деталях, не выдавая себя. Для этого она попросту добавила еще две позиции от случайных машин и попросила, как и планировала, Милану — отыскать координаты их владельцев, а Григория — найти закупочные ведомости на эти артикулы.

Милана справилась первой, однако полностью выполнить задание не смогла.

— Двоих я в базе без проблем обнаружила, — немного виновато объяснила она. — А вот по владельцу Рендж Ровера данных нет. Может, Ульяна забыла занести? С ней иногда такое случается.

С Ульяной такое случалось не так чтобы «иногда», но нынче Лена была уверена, что дело вовсе не в ее невнимательности. Она надеялась, что Милана придет к ней именно с такими вестями, и теперь могла убедиться, что на верном пути.

Григорий провозился дольше, задержавшись вечером после Лениного ухода, и около полуночи сбросил ей на Вацап фото двух ведомостей и сообщение: «У нас в середине марта был сбой в системе, видимо, тогда часть данных все же пропала».

Лена вежливо поблагодарила, ни секунды не сомневаясь, что дело вовсе не в сбое. Никто не закупал эти несчастные детали для призрачного Рендж Ровера. И Диме придется признать, что она права! И что тоже на что-то способна, несмотря на полный провал в автосервисной науке.

Оставалось выяснить, зачем все же подобной странности махинацию кому-то понадобилось проворачивать и откуда он взял деньги на покрытие расходов. И Лене почему-то казалось, что у Димки были догадки на этот счет. Однако озвучивать он их по какой-то причине не стал, и Лене оставалось лишь полагаться на собственную сообразительность, чтобы не выглядеть в его глазах совсем уж беспомощной.

Да, ей должно было быть все равно, что думает о ней бывший парень, с которым они расстались двенадцать лет назад. Но вот не было, и Лена отчаянно хотела произвести на Димку Корнилова такое впечатление, чтобы он хоть на секунду забылся и присвоил, как в юности, Лену себе. Может, после этого и отпустило бы, словно после поставленной точки, но Димка по-прежнему не делал и шагу ей навстречу, как будто он свою точку давно поставил. А Лене от этой мысли было больно и горько, как не было, кажется, с того самого дня, когда она все разрушила. «Решила поискать кого поумнее», как сказал Димка. Наверное, был прав: она ведь в глубине души никогда не видела с ним будущего. Была уверена, что их случайный роман рано или поздно закончится: даже если не Димка бросит ее, то она сама охладеет к нему, потому что…

Ну потому, что представляла спутника своей жизни совсем другим. Умным, интеллигентным, образованным, желательно с ученой степенью — человеком, которым можно гордиться и восхищаться и из-за которого никогда не придется краснеть. В московском научном институте таких было пруд пруди. Большинство, конечно, замшелые ботаники, но несколько мужчин все же выбивались из этой картины. С одним из них у Лены даже почти закрутился роман. Его звали Виктором, он был чем-то похож на Джерарда Батлера и имел совершенно волшебный бархатный голос, который в сочетании с малопонятными терминами в его исполнении сводил неопытных лаборанток с ума.

Лена знала себе цену, может, потому и привлекла его внимание. Они встречались почти полгода: рестораны, театры, выставки; один раз даже выехали за город на базу отдыха. Виктор был внимателен, деликатен, очень нежен и понимающ, он не настаивал на постели, утверждая, что готов ждать столько, сколько Лене будет необходимо. С ним было интересно и волнующе, и Лена чувствовала себя избранной в уверенности, что такой человек никогда не предаст.

Но однажды пришлось делать выбор — в тот самый момент, когда Виктор предложил ей выйти за него замуж, а Лена поняла, что не может этого сделать. Что она не представляет этого человека в своей постели и никогда не сможет представить. Что она не хочет, чтобы он к ней прикасался, и никакие черты его характера и регалии не способны ее к этому склонить. Что она не любит этого совершенно идеального мужчину и не хочет обманывать ни его, ни себя.

Она сказала «нет» и разорвала с ним всякие отношения. Потом узнала, что он женился на девушке из деревни, что у них трое детей и что он дослужился уже до какого-то там начальника, но не испытала и толики сожаления о своем выборе.

После была у нее еще пара залетных романов, также закончившихся ничем, и, наверное, сейчас Лена могла с уверенностью назвать тому причины.

Во-первых, ей было скучно. Просто скучно — даже не от бесконечных умных разговоров, а от абсолютной предсказуемости партнеров, не способных ни на один сумасбродный поступок. Все в их жизни было размеренно и правильно, и Ленин периодический бунт вызывал нескрываемое удивление и осуждение. Никому из них даже в голову бы не пришло обедать на дереве или ступить ногой в лужу.

Во-вторых, ее раздражала их аморфность. Все как один, они предоставляли именно Лене право принимать решения и даже их предлагать, действуя так, несомненно, исключительно из джентльменских побуждений, но Лене эти побуждения стояли поперек горла. Она достаточно наруководилась в собственной жизни, чтобы брать на себя дополнительную обузу в виде безотказного партнера, и хотела хоть иногда передышки. Когда бы ей говорили, что нужно сделать, и объясняли, где она не права. И брали на себя ответственность за выбор.

Ну и в-третьих, никого из них Лена не желала. Тело было глухо к ласкам, и ни разу страсть так не затопляла мозг, чтобы ни о чем не думать и жить только ощущениями. Ни разу не было так хорошо, чтобы от любой паузы становилось больно. Ни разу не возникало желание плюхнуться в омут, забыв о сомнениях и приличиях, потому что омута тоже не было.

Двенадцать лет Лена жила головой. Пока снова не встретила Димку Корнилова и не поняла, как должно быть по-настоящему. Когда и омут, и ответственность, и непредсказуемость. И, кажется, то единственное настоящее, которое сберегла для нее судьба. И в котором было место только одному человеку.

И Лена не имела права повторить свою же ошибку.

Плевать на разность в образовании: разве Димка не доказал, что он не только не глупее Лены, но во многом умнее и опытнее? Плевать на умные разговоры: Лена смеялась над Димкиными шутками и именно так хотела проводить свободное время. Плевать на то, что он работал у нее охранником: ей ни разу не было стыдно рядом с ним. А еще она чувствовала себя защищенной и по шальному счастливой.

И назвала его закомплексованным болваном.

Да, Черемных, ты на самом деле умеешь только разрушать. Странно, что Димка все еще не послал тебя со всеми твоими закидонами и расследованиями ровно туда, где тебе место.

Или все-таки послал?

Ночь прошла в полусне-полуанализе, и утром Лене пришлось признать, что она так и не сумела разгадать основную загадку и не имела ни единой хоть сколько-нибудь здравой версии относительно происхождения деталей и суммы их стоимости. Зато в предоставленном ей наконец Милосердовым табеле учета рабочего времени первым же взглядом нашла ошибку.

— Почему у Корнилова сегодня стоят рабочие сутки? Он же вчера отработал, — прямо спросила она у не успевшего откланяться Николая Борисовича. Тот снова подошел к ее столу и внимательно посмотрел бумаги, словно видел их впервые. Потом улыбнулся.

— А, так это Дуденко еще в прошлом месяце предупреждал, что ему сегодня надо день на свадьбу к племяннику съездить, — сообщил он и вернул листок Лене. — Я Дмитрия на подмену и написал. А свадьба в итоге расстроилась, молодые что-то там не поделили, вот и пропали даром мои старания. А ведомость забыл переделать. Но по количеству дней все точно, Леночка, даже не сомневайся!

Лена покачала головой, но делать из мухи слона не стала. В конце концов, ее интересовал не сегодняшний день, а тот, когда в приходной ведомости появились детали к Рендж Роверу. Она разыскала среди нескольких листков табель за март и с удовлетворением обнаружила напротив искомого числа имя Радика.

Значит, Кириллу не послышалось, и он действительно слышал именно его голос. И Радик, несомненно, должен знать, что это за детали и откуда они взялись. Так что зря Димка говорил, что с механиками нет смысла об этом разговаривать. Очень даже есть. Надо только найти правильный подход и придумать правильные вопросы.

Лена опустила взгляд в табель и еще раз нашла тот самый день и имя Радика. А следом с удивлением обнаружила под ним и Димкину фамилию. Он же сказал, что в тот день не работал! Неужели соврал? Или тоже что-то перепутал?

В груди противно заскреблись сомнения и просочилось предчувствие неприятностей. В охватившем смятении Лена еще несколько раз пробежалась по табелям глазами, потом посмотрела на часы. У Димы как раз заканчивалась смена, и, пока он не пристроился к какому-нибудь механику помогать, Лена набрала его номер.

Голос у Димки был немного удивленный, но Лена до поры не стала ничего объяснять. Только попросила выйти на улицу и сама, собрав все табели, отправилась следом.

— Не хочу, чтобы нас слышали, — пояснила она в ответ на читавшийся в его взоре вопрос. — И так уже судачат почем зря, не хватало еще, чтобы вычислили, чем мы тут занимаемся.

Дима хмыкнул и склонил голову набок.

— То есть сами сплетни тебя совершенно не волнуют? — испытующе поинтересовался он. Лена передернула плечами.

— Нет, Дим, не волнуют, — спокойно ответила она. — Прошли те времена, когда я оглядывалась на всех и каждого. Сейчас есть всего несколько людей, чьим отношением к себе я дорожу. Вот от них услышать осуждение всегда очень больно.

Лена не удержалась, бросила быстрый взгляд на Димку, словно бы предупреждая, чтобы он поостерегся ее обижать, а у него стукнуло в груди так, что едва не сбило дыхание. Ну глупо, глупо так реагировать на каждую Ленкину провокацию, но ее власть над ним была слишком велика. За двенадцать прошедших лет Дима так и не нашел ответ на вопрос, чем же именно она его приворожила, просто смирившись с тем, что все было именно так, а не иначе, и не рассчитывая когда-либо проверить хоть одну из своих теорий на практике.

Ленка просто не должна была снова появиться в его жизни. Все было против этого — кроме, видимо, самого умелого искусителя на свете, забросившего их обоих с Черемухой на этот чертов автосервис, который теперь надо было спасать. Спасать вместе с Ленкой. И умудриться не спалиться перед ней, когда ни одна здравая мысль не спешила на помощь его одуревшему от непривычных и неуместных чувств сердцу.

Как все было бы просто, сумей он хоть на несколько минут вернуться в юность и почувствовать, что может сделать свою Черемуху счастливой!

Что он мог дать ей сейчас, Дима не знал. А становиться обузой не собирался, даже если Ленка вдруг причисляла-таки его к людям, которые ей дороги. Ему не надо было отношений из жалости или чувства вины. Слишком хорошо он помнил, с каким восхищением смотрела она на него в одиннадцатом классе, и только на такое же восхищение мог согласиться.

И должен был снова его добиться, чего бы ему это ни стоило! Иначе следующие двенадцать лет грозили окончательно засосать его в свое безнадежное болото.