Простить и поверить

Глава 27

Дуденко смотрел на него странно: с насмешкой и необъяснимым превосходством. Ни того ни другого не появлялось на его физиономии с тех самых пор, как Дима приложил его этой же самой физиономией о стойку охранника и сломал ему нос, расплачиваясь за Ленины боль и страх. Ох и визгу было: Дима даже подумать не мог, что брутальный самец Дуденко может так визжать. И угрожать совсем по-бабски.

— Иди начальству на меня пожалуйся, — посоветовал вполне удовлетворенный своей местью Дима. — Уверен, там тебя будут очень рады видеть!

Памятуя о том, что начальство в лице Елены Владимировны Черемных получило накануне от своего охранника предательский удар электрошокером в спину, Дуденко благоразумно решил обратиться за справедливостью не к ней, а в полицию. Кретин.

— Только не забудь там рассказать, как вы тут дружно пытались мимо кассы работать, — усмехнулся Дима и увидел, как залитое кровью лицо Дуденко побледнело. На секунду тот даже забыл о разбитом носе.

— Мимо какой еще кассы? — то ли испуганно, то ли свирепо выкрикнул он. Дима неспешно пожал плечами.

— Мимо хозяйской, разумеется, — пояснил он. — Или скажешь, что вы с Еленой Владимировной приработком от ночных ремонтов делиться собирались?

Дуденко обжег его было взглядом, однако следом чуть поуспокоился. Поверил, что Дима ни сном ни духом про их махинации. Вот и отлично.

— Мы клиента обслуживали! — зачем-то принялся оправдываться он. Дима только хмыкнул.

— Само собой, — согласился он, но следом, шагнув вперед, крепко прихватил Дуденко за грудки. — Я за Ленку тебе, мразь, не только нос сломаю, но и инвалидом на всю жизнь легко оставлю! Так что держись от нее подальше! Остальные ваши дела меня мало интересуют!

Конечно, надо было смолчать, сделав вид, что его эта история вообще не касается. Но что поделаешь, если Ленкина безопасность значила для него больше всех автосервисов вместе взятых и Дима должен был ее защитить? А Дуденко понимал лишь силу и лишь с ней считался.

Черемуха потом вставила Диме по первое число, напоминая о его же недавнем обещании не рисковать и не подставляться, но во взгляде ее слишком явно проскальзывала благодарность и забавная гордость, и Дима куда сильнее ощущал себя польщенным, нежели виноватым.

Вот с того самого дня, собственно, Дуденко и встречал его каждое утро в переменку с опаской и чувствительной неприязнью. Очевидно, ждал возможности отомстить. А сейчас думал, что такой момент настал, вот и ухмылялся мерзко и злорадно. Не знал, убогий, что их ночной саботаж был известен Диме еще вчера и что ночью они с Киром сделали все, чтобы стереть эту самую ухмылку с Дуденковской физиономии. Впрочем, пусть пока позубоскалит: в тюрьме будет явно не до этого. А Дима наконец раздобыл доказательства, чтобы отправить сменщика и его сотоварищей за решетку надолго.

С этими вестями, отведя полусонного Кирюху в школьный лагерь, он и пришел сегодня на работу, рассчитывая обрадовать Лену. Предупреждать ее вчера о своих планах он не стал: слишком хорошо знал ее отчаянное безрассудство и несдержанность, которые в стремлении оградить от неприятностей отца могли запороть гениальный Димин план. В нем помощником был исключительно трезвый расчет, которым сам Дима никогда не славился, но которым был переполнен его не по возрасту мудрый сын, а потому именно его Дима и взял сегодня ночью в помощники — и ни разу об этом не пожалел.

— Выдыхай, выдыхай, — посоветовал Дима Дуденко вместо приветствия. — Или что: нос все еще не заработал?

Ответа слушать не стал: просто прошел мимо и через ступеньку поднялся в директорский кабинет. До каких-то спазмов в груди хотелось поцеловать Черемуху, и Дима не мог ждать ни одного лишнего мгновения. И даже совершенно явно расстроенное выражение Ленкиного лица не остановило: он спросит о причине чуть позже. Через пару минут. Когда ее мягкие сладкие губы в очередной раз захватят его в плен и дадут хоть недолгую надежду на придуманное им общее будущее.

Потому что сегодняшние Димины новости освобождали Черемуху от взятого на себя долга и открывали перед ней шлагбаум на дороге обратно в Москву.

— Не хмурься, Лен, тебе не идет, — по-идиотски попросил он и улыбнулся, как всегда от ее близости забывая все проблемы и желая только и ее избавить от переживаний. — Скажи, кто обидел, я разберусь.

Она немедля, как и положено, мотнула головой, не разрешая ему «разбираться», однако тоже не удержала улыбку и еще раз нежно его поцеловала.

— Никто не обидел, Дим, — проговорила она. — Просто тут такое дело: я с утра сегодня хотела ночную запись посмотреть, а на экране только рябь. Вот и не знаю: сама по себе камера сломалась или ей кто-то в этом помог? Уже час сижу как на иголках: Дуденко от стойки не отходит, и я не могу глянуть, на месте ли камера или, может, нет ее уже. Как думаешь, Дим, могли они узнать, что мы ее установили? Мы же место так тщательно выбирали…

Все в ее тоне и словах свидетельствовало о том, что Лена хочет услышать опровержение своим подозрениям и призывает Диму в помощники. Однако в этом плане ему было нечем ее порадовать.

— Радик ее нашел, Лен, — подтвердил худшие ее опасения Дима. — Не ночью, раньше еще. Есть такое приборы, которые определяют наличие камер в помещении, а мы с тобой, видимо, все же не сумели провести этих хмырей и заставить их поверить в нашу тупоголовость. Мне Михаил вчера позвонил, рассказал об этом…

— Вчера?! — выпрыгнула, будто обжегшись, из его объятий Лена и вперилась взглядом. — И ты меня только сейчас об этом в известность ставишь?!

Дима чуть поморщился: следовало ожидать, что Ленка все примет на свой счет и начнет возмущаться прежде, чем выслушает.

И это она еще не знала, что Дима лишил ее возможности поучаствовать в ночном шоу.

— Лен, слушай… — начал было он, но раздавшаяся из кармана джинсов мелодия заставила чуть притормозить с объяснениями. Чем Лена незамедлительно воспользовалась.

— А если они этой ночью?! — продолжила сыпать предположениями она, не подозревая, насколько близка к истине. — До этого же камера работала, а именно сегодня!.. Милосердов, правда, не предупреждал о ночных работах, но я так и представляю, как он появится сейчас со своими бумагами и мерзкой улыбочкой и начнет извиняться за то, что запамятовал сообщить о них мне, потому что все случилось так неожиданно, а отработать надо было быстро!.. Дим, а Михаил — что он еще сказал? Почему именно вчера позвонил?..

Дима слушал ее вполуха, ожидая окончания звонка, если тот был от очередного спамера. Но мелодия, поставленная на незнакомые контакты, продолжала играть, и пришлось прервать Черемуху, чтобы ответить.

— Лен, извини, вдруг из Кирюхиного лагеря?

Она осеклась после разгона с видимым трудом, но все же кивнула и даже немного напряглась, словно тоже встревожилась. Впрочем, сомневаться в ее добром отношении к Кириллу не приходилось. Позавчера после Лениного ухода они с сыном долго и продуктивно разговаривали по душам, избавившись наконец от всех своих тайн и узнав друг про друга так много нового, что впору было поражаться былой собственной слепоте и благодарить Черемуху за то, что дала им шанс правильно понять друг друга.

Дима начистоту рассказал про свой давний спор на Ленку и про то, чего им обоим он в итоге стоил. В те минуты он не думал, как отнесется к подобной отцовской подлости малолетний сын, но очень хотел, чтобы Кирилл оценил и Ленино благородство, и ее смелость, и ее совершенно потрясающее великодушие. Ему было важно, чтобы Кирилл понял, что Ленка на самом деле за человек и почему сам он так к ней прикипел.

Кир, как всегда, очень по-взрослому отнесся к его исповеди, заявив, что рад отцовскому взрослению и осознанию им собственных глупостей и лелеет надежду, что подобное больше не придет ему в голову. А потом размотал неожиданно свой шарф и крепко обнял Диму за шею.

— Папка, ты лучше всех на свете! — заявил, повергнув Диму в изумление, он. — И я больше никогда не буду в тебе сомневаться. Обещаю!

Такое признание, разумеется, тоже требовало разъяснений, и Кирюхе пришлось открывать свой страх стать для Димы обузой и чересчур долгое одиночество, которое оказалось ему не по зубам. Они оба слишком сильно заботились друг о друге, скрывая собственные проблемы, не желая обременять ими близкого человека, делая вид, что все хорошо, а в итоге только зарывались, не чувствуя поддержки и ощущая себя никому не нужными.

И лишь Черемуха своим появлением в их жизнях разбила этот замкнутый круг и дала им возможность обрести друг друга.

— Слушай, пап, — Кирюха привычно серьезен и непривычно доверчив, а Дима слушает и не знает, что ему ответить, — если у тебя с Еленой Владимировной все серьезно, постарайся не испортить все, как испортил двенадцать лет назад. Она тебя ценит, я это точно знаю. А ты зачем-то в ней сомневаешься. Обидишь снова — больше шанса не будет.

— Хотел бы я тебе это пообещать, — не справляется с горечью Дима, так и не научившись прямо говорить о своих чувствах. Кир кивает и выдает новый офигительный совет:

— А ты пообещай, пап! Ты же всегда исполняешь свои обещания.

Дима усмехается: в одиннадцать лет и он думал, что на свете именно так все и просто. И что любое обещание можно выполнить.

— Кирюх, ты же понимаешь, что здесь все зависит не только от меня, — начинает объяснять он. — И даже не от нас с тобой, — добавляет, заметив, как сын подался вперед и собирается вставить свое веское слово. — Я бы Ленку ни за что от себя не отпустил. Но у нее своя жизнь. Свои интересы. Налаженный быт в Москве: может, она и не собирается все это менять. А у меня ни образования, ни приличной работы, ни пока даже собственной квартиры! Мне нечего предложить, чтобы она захотела связать свою жизнь с моей. В конце концов, — не сдерживается Дима, видя, что остальные доводы не производят на Кира ни малейшего впечатления, — я даже не знаю, что она ко мне на самом деле чувствует!

— А ты спроси, пап! — улыбается в ответ его загадочный сын, как будто только этого и ждал. — Мне она не сказала, а тебе обещала ответить. Может, тогда и тебе все станет ясно.

Дима бросает на него острый взгляд, но большего добиться не может. И остается только давать самому себе слово, что он последует Кирюхиному совету. Обязательно последует, но сначала доведет взятые на себя обязательства до логического завершения. Чтобы чувствовать себя вправе задать Черемухе тот вопрос, который Кирюхе казался столь простым и естественным.

Вот вырастет, влюбится по-настоящему, тогда уже Дима повеселится над его растерянностью и совершенно не в тему вываливающейся нерешительностью. А пока…

— Корнилов, слушаю!

Север и рации научили представляться сразу. Сейчас, правда, Дима почти отделался от прежних привычек, но в минуты волнения забывался и переставал себя контролировать. Звонки с неизвестных местных номеров в последнее время производили на него именно такое впечатление.

— Дмитрий Юрьевич? — раздался в ответ незнакомый женский голос, и Дима сразу уловил в нем напряженность и некоторую растерянность. Стиснул, не зная, каких новостей ждать, мобильный телефон.